Эпоха Морских Королей (СИ) - Никитин Михаил Александрович - Страница 118

Пришлось снова обращаться за помощью к Дейзи-023. Это опять было по её профилю.

— Хорошо, — кивнула девушка. — Я это сделаю, но с условием.

— С каким? — устало вздохнул Ричард.

— Ты должен будешь мне услугу. Спасение двух жизней, которые я укажу.

— Ладно. Но только если твой метод сработает. Что у тебя за идея?

Дейзи рассказала. Как и всё, что делали Спартанцы, это было полным безумием… но могло сработать!

— Что тебе для этого понадобится?

— Прямая связь с 1337. Много обломков Жнецов — чем больше, тем лучше. Помощники из числа Глубоководных и твои щупальца. И живой шоггот.

Берётся истребитель Тип-27, «Космический Баньши» — весьма быстрая и маневренная сама по себе машина. С него снимаются все вооружения, броня, генератор щита и системы жизнеобеспечения. Остаются только двигатель, управление, баки и рама, на которой всё это держится.

Верхом на получившиеся «салазки» садится Спартанец. За его спиной пристраивается шоггот, впитавший в себя много нулевого элемента из обломков Жнецов.

В принципе эффект массы был Ковенанту прекрасно известен. Поле эффекта массы было лишь ещё одним из режимов вездесущего квантового поля — того же, которое использовалось для создания дефлекторных и пустотных щитов, для защиты от нематериальности Эмпирея, и даже для уничтожения всех нейроструктур Ореолами. Создавалось оно тем же генератором при иных настройках.

Принцип генерации был один и тот же — встречные пучки частиц (в плазме у Ковенанта, в фотонном кристалле у Предтеч) создавали дополнительные колебания суперструн, что вызывало переход пространства в некотором радиусе в новое метастабильное состояние — с чуть-чуть изменёнными константами.

Особых качественных различий с тем, что делали Жнецы, тут не было.

Но количественно — это были просто несравнимые вещи. Поле импульсных двигателей Ковенанта давало максимум десятикратное уменьшение массы для серийных боевых машин и двадцатикратное — для скоростных моделей. Кроме того, для создания такого поля требовалось отключить щит, что делало его неприменимым в бою — только в дальних полётах, где вероятность напороться на врага невелика, а вот каждый килограмм рабочего тела — на вес золота.

Жнецы работали в абсолютно иной весовой категории. Их поля эффекта массы легко достигали миллионных коэффициентов, благодаря использованию некой субстанции, называемой «нулевым элементом». Ковенант пару раз нашёл эту дрянь на отдалённых мирах, но хурагок напрочь отказались с ней работать и поспешно выкинули подальше. Употребление элно было классифицировано как техноересь, и Ковенант о нём благополучно забыл, даже не догадавшись, от каких возможностей отказывается.

Ричард, конечно, пытался выяснить у своих инженеров, что плохого они нашли в этом уникальном веществе. Но они и сами подробностей не знали, как выяснилось. Просто остро чувствовали, что с этим материалом лучше дела не иметь, ничего хорошего не выйдет. Так же, как чувствовали сломавшуюся машину. В обоих случаях ощущение было крайне неприятное — сравнимое с физической болью у людей.

Было ли это каким-то аспектом программирования Предтеч, или результатом подсознательного анализа свойств элно — они могли выяснить, только погрузившись глубже в изучение отвратительного вещества. Но по доброй воле ни один хурагок такого не сделает, а заставлять их Ричард не хотел — ему с этими конкретными воздушными мешками ещё долго работать. Пришлось самому использовать то, чему он от них научился за прошедшие годы.

Будь у него в распоряжении дней этак тридцать — он может быть и сумел бы отлить, отполировать и обсчитать небольшое ядро эффекта массы. С радиусом сантиметров в двадцать и коэфициентом не более пяти. Но здесь и сейчас первые же эксперименты дали совершенно однозначный результат — получить стабильное поле за приемлемое время он не сможет. Конфигурация «пузыря» слишком чувствительна к распределению электрического заряда, а тот в свою очередь сильно зависит от формы ядра.

С другой стороны, ему стабильное поле и не нужно было.

Иссекаем элно в мельчайшую пыль и растворяем в теле шоггота. Теперь начинаем потихоньку подавать на каждое из этих микроядер электрический заряд. Каждое отдельное ядро — в высшей степени нестабильно, то и дело происходит срыв — но всё множество в целом среднюю арифметическую напряжённость поля вокруг себя более-менее поддерживает. Прежде, чем одно поле успевает рассеяться, его место сразу же занимает другое. Коэффициент облегчения в двести плюс-минус двадцать раз вполне можно выжать.

Правда, ощущения при этом — врагу не пожелаешь. Даже шоггот, уж на что живуч, шевелится как-то беспокойно и пытается уползти — только железная воля оператора удерживает его на месте. Твои руки и ноги не только почти ничего не весят — они почти не имеют массы, и когда ты пытаешься слегка шевельнуть рукой — она выстреливает куда-то вперёд со скоростью пули. Ну да это ещё ладно, к этому как раз Спартанцам не привыкать — они со схожим эффектом гипертрофированных движений сталкиваются, когда впервые «Мьёльнир» напяливают. Эффект массы, в отличие от него, хотя бы кости не ломает — рука останавливается так же легко, как и начинает движение.

Но это лишь начало длинной серии побочных эффектов. Перед глазами постоянно вспышки и радужные волны — флуктуации поля эффекта массы вызывают скачки давления в жидкости глазного яблока. В ушах неумолкающий треск — по той же причине. Кожу покалывает, мышцы то и дело дёргаются непроизвольно — микроразряды статического электричества от срыва ядер. Сердце колотится, как сумасшедшее — кровь в жилах стала в двести раз легче, непонятно, как её вообще перекачивать. Кружится голова — вестибулярный аппарат тоже с ума сходит. И ещё десяток других эффектов. Простой человек вряд ли выжил бы в таком поле дольше получаса. Спартанец… ну, на то он и суперсолдат. Его броня, соединённая телеметрией с корабельным искином, регулирует все функции организма, более-менее сглаживая последствия. Неприятно — но не опасно, если слишком долго в поле не задерживаться. Часа три точно проживёт.

Но просто жить и сохранять боеспособность — совсем разные вещи. Слишком много помех, от которых не спасают фильтры — ведь флуктуации происходят прямо внутри тела. При том, что именно Спартанцы больше обычных солдат привыкли рассчитывать в бою на свои безупречно чёткие и острые чувства.

И тем не менее, Спартанца-1337 это не остановило.

Усевшись на «салазки», он сразу же врубил полную тягу — и конечно, вписался в ближайшую стенку ангара. «Мьёльнир» бы может такое издевательство и выдержал, а вот импровизированный летательный аппарат не развалился на куски лишь потому, что был в двести раз легче…

— Уххх! — выдохнул воин, вставая. — Мне нравится! Как после хорошей выпивки!

— Послушай, я знаю, что ты непревзойдённый эксперт по падениям куда надо и не надо, но ты уверен, что сможешь управлять аппаратом? Тебе нужно будет не просто пару петель перед носом у Жнецов заложить — нужно выполнить задание. А они тебя будут превосходить и в скорости реакции, и в коэффициенте эффекта массы. Наша самоделка быстрее всего, что есть у Ковенанта, но по их меркам — всё равно жутко медлительная.

— Я справлюсь! — 1337 с грохотом ударил себя бронированным кулаком в грудь. — Клянусь своей честью Спартанца!

На этот раз наспех залатанный безносый «Кротокрыс» вынырнул из прыжка на относительно безопасной дистанции — в два мегаметра.

С него сорвались «салазки», и на невозможном для машин Ковенанта ускорении рванулись к сверхносителю Жнецов. Сам Спартанец-1337 выдерживал перегрузку в 20 g. Двухсоткратное снижение массы, обеспеченное шогготом, позволило довести этот показатель до четырёх тысяч.

На таком ускорении он должен был преодолеть расстояние между кораблями за десять секунд. Бездна времени для истребителей Жнецов, половина из которых (64 машины) успела выстроить заградительный барьер, а вторая (столько же) — зайти ему в хвост и открыть огонь.