Да здравствует Государь! (СИ) - Касаткин Олег Николаевич - Страница 34

— Ваше императорское Величество — господин Антуан-Жан Амбаль Лагань ожидает в приемной, — сообщил флигель-адьютант — из новых…

Оболенский-Второй как можно было припомнить.

— Просите…

И вот в царский кабинет вошел директор «Форж э Шантье де ля Медитерране».

Немолодой француз с потемневшей на южном солнце нездоровой кожей, и тронутыми сединой бакенбардами. Выглядел он отчего-то как какой-нибудь титулярный советник. Внешний вид как будто не выдавал в нем человека незаурядного ума и деловой хватки в сочетании с инженерным талантом и неутомимой энергией. Скорее тот казался опасающимся разноса подчиненным.

Георгий отчасти угадал — мсье Антуан-Жан и в самом деле был несколько растерян и взволнован. Получив приглашение из Петербурга переданное не через посольство а через банк принца Орлеанского, пусть и с озвученной немалой — да что там — огромной! — суммой контракта — он полагал всё же что максимум будет говорить с главой морского ведомства — ну или с великим князем Алексеем Алексеевичем (он даже навел справки про этого развратного толстяка — в Париже его неплохо знали).

Но как оказалось его принимает сам император России!

Что он и высказал — в нарочито восхищенно-удивленном духе после приветствия.

— Понимаю, мсье Лагань — вы удивлены — на хорошем французском ответил Георгий, — но дело согласитесь идет о вещах важнейших для вверенной Нам Богом державы — ну и весьма недешевых.

— Сир — я польщен тем что столь высокая особа как Вы знает о простом корабельном инженере каким всю жизнь был ваш покорный слуга! — с поклоном уточнил Ламбаль.

«Ну кто я такой мсье вы положим знаете — да вот о вас я знаю не очень много».

Хотя уже не впервые корабли «Форж э Шантье дё ля Медитэранэ» строились для России.

Верфь была основана декретом Наполеона III от 21 мая 1856 года — для постройки колёсных и винтовых железных пароходов. И спустя год были выполнены первые русские заказы России: железная винтовая шхуна «Псезуапе» для военных нужд и и колёсные пароходы «Кульджа», «Эльбрус», «Керчь» и «Великий Князь.

Константин» по заказу РОПиТ. Причем сам великий князь Константин Николаевич собственноручно забил первую заклёпку в корпус парохода, названного в его честь.

Известность, приобретенная Обществом «Форж э Шантье дё ля Медитэранэ» понемногу распространялась по всему миру и дело расширялось — достаточно сказать что верфи имели два плавучих крана по восемьдесят и сто тонн (а в Петербурге только один — и где взять второй пока не ясно). И за всеми событиями на верфи, начиная с 1872 года, стоял бессменный её директор Жан Антуан Амабль Лагань. Биографическая справка из ведомства Гирса была скудна — родился в 1838 году в семье врача — позже избранного мэром городка где жила их семья. Однако медицине предпочел точные науки и после всего года подготовки поступил в Политехническую Школу — шестнадцатым по баллам среди зачисленных.

Двумя годами позже Лагань поступает во французский Иинститут Кораблестроения, из которого спустя четыре года вышел со званием помощника инженера — на означенную верфь. И с тех пор отдавал ей всего себя — иногда даже ночуя в кабинете. За два десятка лет он построил почти двести кораблей — десяток броненосцев, восемнадцать крейсеров, три десятка миноносцев, полтора десятка канлодок, полсотни больших трансатлантических пароходов — среди которых знаменитые «Бургонь» и «Гасконь»- самые быстроходные и комфортабельные на линиях между Старым и Новым Светом.

А военные корабли были как бы не лучшими в мире: тяжелый броненосец «Марсо» и самый быстроходный броненосец «Пелайо» созданный по заказу испанской короны, двухвинтовой крейсер «Сесиль»… Не удивительно что на верфь, приходили заказы из Греции, Турции, Бразилии, Румынии и Японии. За свои труды мсье Лагань получил офицерский крест Почётного легиона а затем и рыцарский крест… Этот неутомимый инженер — с которого можно было бы писать героев какому — нибудь Юлиусу Верну даже подлодку построить ухитрился!

Но не она интересовала Георгия сейчас…

А вот другое интересно. В докладе Вышнеградского этой верфи было уделено полстраницы убористым писарским почерком — но не ее достижениям и изобретениям а положению ее мастеровых.

Выходило что живут они ничем не лучше а то и похуже русского фабричного и заводского люду.

В лучшие годы, когда работы было достаточно, рабочий день длился по пятнадцать часов часов но народ радовался — ибо плата тогда позволяла семьям существовать. Детей с десяти лет определяли на верфи — а с двенадцати они трудились по двенадцать часов — иногда рядом с мужьями и отцами становились и жены и дочери — в качестве всяких подсобниц да уборщиц-мойщиц. В целом, трудящиеся верфей и даже Арсенала Тулона, получали мало и жили бедно. Хозяева вели рассчеты с хитринкой, устанавливая различия между разными мастерскими и более или менее хорошо оплачиваемыми профессиями. Но даже самые квалифицированные получали в день от трех до семи франков. (А ученики получали иногда и полфранка — за 11–12 часов) При этом три мелких отбивных стоили франк, не самый большой бочонок вина — пять франков, костюм — шестьдесят пять франков. Не диво что мясо раз в неделю отведывал только глава семьи. (Георгий читая вспомнил жалобы мастерового-паровозника на Гужона. Тот «гусак» каким оный Гужон потчевал своих за копейки — этих бедолаг бы порадовал). Жили они зачастую в лачугах без отопления и проточной воды, но и за такое жилье ежегодная сумма в среднем была равна ста франкам. Хозяйки должны были поистине творить чудеса, чтобы обеспечить существование семьи. Но это когда была работа — а когда заказы шли на спад, рабочих переводили на сокращённую рабочую неделю: два или три дня.

Поскольку семьи надо было кормить, рабочие уходили за город — просились на окрестные фермы в батраки — хоть за какой то грош. Они копали, пололи, собирали виноград. Другие браконьерствовали, собирали валежник, грибы; словом, всё то съедобное, которое дарили лес и поля, выкапывали корешки. Иные на побережье ловили осьминогов и каракатиц, и самодельными сетями с берега вытраливали мелкую рыбешку.

Но даже при такой скудной оплате — чтоб не разориться F.C.M. нанимала итальянцев согласных трудиться совсем уж за нищенские гроши… Вышнеградский не поленился привести откуда то известные ему цифры что в 1887 на 2323 рабочих приходилось 1152 француза и 1071 итальянца.

Отправить бы в страну «либертэ-эгалитэ» на пару месяцев всех этих доморощенных страдальцев за угнетенного «царизмом» русского рабочего — пусть корешки покопают и железо на горбу потаскают за франк — тридцать семь копеек по курсу — в день!

Но к делу.

— Итак — мсье Лагань — для начала — сумма вам уже известна?

Не дожидаясь утвердительного кивка Георгий продолжил.

— Российский флот интересует ваш проект «Жорегиберри», он же улучшенный «Карл Мартелл».

Наши моряки считают что на настоящий момент корабли этого типа являются наилучшими в мире.

— Сир — я бесконечно польщен что именно моим проектам, а не проектам английских и немецких инженеров, было отдано предпочтение. Но что касается броненосцев… Это очень большой заказ и не все решают деньги… Даже большие деньги! — словно предупредил он готовую сорваться с уст Георгия фразу. В частности весьма непрост вопрос с броней — при таком количестве брака на наших. Мы готовы построить два броненосца, но к сожалению наши заводы испытывают трудности с налаживанием изготовления новейшей гарвеевской брони. Я могу гарантировать что моя верфь укомплектует один корабль требуемой броней положенного качества, второй же проще укомплектовать сталеникелевой броней которая у нас наивысшего качества и лишь на десять процентов уступает гарвеевской… Если вы соблаговолите дать согласие на эту замену — мы сделаем вычет из конечной стоимости.

— Это неприемлемо… — сухо бросил Георгий. Только новейшая броня.

— Тогда Ваше Величество, — не растерялся мсье Лагань — мы рекомендуем отдать второй броненосец американской фирме Крампа он как раз собирается строить по Вашему заказу корабли для Тихого океана и при освобождении стапелей он вполне быстро и качественно построит еще один корабль при нашем содействии в его проектировании.