Бесконечность любви, бесконечность печали - Батракова Наталья Николаевна - Страница 11

-      С табуретки... Сломалась, - спустя несколько секунд пропыхтел в ответ Потюня. - Придется теперь ремонтировать... Хозяин, зараза, каждую трещинку в мебели переписал. А мебель - старье да развалюхи. Надо тикать с этой квартиры... Вот хотел присесть - и бац! Задницу отбил... Кать, я надеюсь, ты пошутила? Ты где?

-      Я не шучу, я в больнице. Со дня своего рождения.

-      Все та же инфекция? Вот зараза... Что ж ты молчала? Все волнуются, ищут. Постой... Неужели так худо было, что не могла сообщить? А персонал? Он же обязан родственников оповещать!

-      Веня, во-первых, ты - не родственник. Во-вторых, персонал не виноват: я сама не хотела, чтобы знали, где я и что со мной.

-      Почему? А кто тогда я? Ну, не родственник. Но верный друг, оруженосец. Неужели не имею права знать и не могу навестить?

-      Можешь. Именно поэтому тебе и звоню. Заметь, тебе, а не кому-то другому.

-      А раньше не могла?

-      Так ты же в Польшу собирался! Зачем расстраивать перед дорогой? В общем, верный друг и оруженосец, у меня к тебе несколько просьб. Первая: для всех ты по-прежнему ничего не знаешь. Просьба номер два: привези, пожалуйста, мобильный телефон. Он остался на Чкалова.

-      А как я тебе его привезу? Ключей-то от квартиры у меня нет.

-      Отсюда вытекает просьба номер три: сначала тебе придется заехать ко мне в больницу за ключами. Но и это еще не все... - Катя сделала паузу. - Вень, мне обязательно надо вечером попасть в больницу к отцу. С завтрашнего дня карантин по гриппу объявили, посещения будут запрещены.

-      Я так понимаю, это просьба номер четыре? - усмехнулся Веня. - Подвезу, куда же я денусь. А тебя отпустят? Это разрешено?

-      Не волнуйся. Сбегу по-тихому, никто и не заметит. У меня соседка по палате почти каждый вечер домой сбегает.

-      Ну ладно... Хотя... Не знаю, получится ли машину завести: морозище такой, а у меня дизель. К Минску подъезжал - боялся, на ходу замерзнет. Хорошо солярка в баке еще польская, специально не доливал. Пожалуй, даже нет смысла и пытаться заводить. Пусть стоит, пока не потеплеет. С телефоном что-нибудь придумаю, закину в течение дня. А вот подвезти...

-      А ты возьми мою машину! - нашлась Катя. - Ключи и документы там же, в квартире, в сумочке.

-      А твоя заведется? - засомневался Потюня. - Столько простояла на морозе...

-      Заведется! Там аккумулятор новый. После ремонта ни разу не чихнула. Так что бери, пользуйся, пока меня не выпишут.

-      Да? Ладно, уговорила. Диктуй адрес больницы...

Продиктовав адрес, Катя попрощалась и побрела к палате.

«Все понемногу возвращается на круги своя. Связь с социумом

в лице Вени восстановлена. Остались Вадим и Нина Георгиевна. Здесь сложнее, но никуда не денешься - рано или поздно придется сообщить. Но сначала отец», - определилась она с приоритетами.

Не успела Катя появиться в дверях, как Марина сообщила, что ее ищет медсестра, и кивнула на стоящую у кровати капельницу.

-      Карантин по гриппу с завтрашнего дня, - отдавая телефон, поделилась новостью Катя.

-      Ну вот, я так и знала! - расстроилась Тонева и сразу стала кому-то названивать.

Выглянув в коридор, Катя наткнулась на спешащую куда-то медсестру.

-      Сейчас отнесу историю начмеду, и будем капельницу ставить. Не уходите никуда, - попросила она на бегу...

«...Значит, Германия, значит, Генрих, - вернулся Ладышев к разговору с Потюней после ухода секретарши. - Логично. Куда еще ей было деваться? - горько усмехнулся он. - Однажды уже съездила к нему в Москву за утешением, - вспомнил он декабрьские события. - Но надо быть честным: и тогда, и сейчас к этому шагу подтолкнул ее я сам. Неужели Вениамин прав, и я опоздал? Почему не помчался к ней сразу, как только статью прочитал?.. Но кто ж знал, чем все обернется, - подумал он с досадой. - Если все было именно так, как рассказывает Веня, то Катя и в самом деле честь и совесть журналистики. И дело не только в моем отце. По отношению к любому другому она точно так же жаждала бы восстановить справедливость и отстаивала свое мнение перед главным редактором. И заявление на увольнение на сей раз - не шантаж, не демарш. Это позиция. Из газеты она теперь точно ушла... И сколько же на нее, бедную, всего навалилось! Еще и инфекцию подцепила... А ведь ей было тяжелее, чем мне. И рядом никого: отец в больнице, близких подруг как таковых нет. Я же в это время думал лишь о себе. Весь испереживался! Ну как же: нашел виновницу прежних бед! Только в чем ее вина? В том, что оказалась пешкой в чужой игре? И где теперь те, кто уговорил ее написать статью, кто подсунул газету отцу, кто отступился, оставив его одного? О них все забыли, в том числе и я... А вот на журналистке отыгрался - нажрался виски и вынес вердикт: вычеркнуть ее из своей жизни».

Спустя две недели Вадим окончательно осознал свои ошибки в отношении Кати. И в сравнении с почти забытыми просчетами молодости они казались гораздо обиднее. Что было, то ушло, прошлое не изменить. Но зачем тогда прошлые ошибки превращать в роковые обстоятельства настоящей жизни? Катя вот тоже ошиблась, априори посчитав себя виноватой. А он своим молчанием как бы подтвердил ее вину. Хотя достаточно было сделать один звонок, найти несколько верных слов, чтобы она поняла: да, ему больно, но это не значит, что он готов поставить точку в их отношениях. Вернется - поговорят, во всем разберутся.

Но он не позвонил, а она в полной уверенности, что ее не простят, не придумала ничего лучшего, как исчезнуть. Глупенькая... Мог ли он не простить ее, если любит?

«Зачем же ты поспешила? Зачем?! - едва не простонал он. - Да еще это досье... Только бы она поверила, что я и сам его не читал...»

Пискнул телефон. СМС. Увы, снова ничего обнадеживающего: до адресата сообщение не дошло и вернулось обратно. Привычно выбрав в функциях повторную отправку, Ладышев замер на секунду... и передумал, вернувшись в основное меню. Бесполезно. Надо найти, встретиться и, глядя в глаза, сказать, что все понял и простил еще в день выхода статьи. Сам готов извиниться. Даже... даже если она летала плакаться в жилетку к Генриху. Ведь вряд ли она посвящала ему стихи...

«Такие стихи не пишут друзьям, не пишут на заказ... Эх, дурак! -в который раз раскаялся он. - Только пусть вернется! Никуда больше от себя не отпущу! Хорошо, что все стало ясно и между нами нет никаких тайн... Хоть бы сегодня ты появилась. Катя, иначе до завтра не доживу... Скоро планерка, - глянул он на часы. - Надо как-то переключиться на работу...»

Заставив себя переместиться ближе к столу, он глянул на монитор, коснулся пальцами мышки, придвинул ноутбук и вдруг зацепился взглядом за листок с цифрами.

«...ты и твои родители не оставили мне выбора!.. Я была от тебя беременна, - остро прорезался в памяти обрывок утреннего разговора с Валерией. Вадим снова отодвинулся от стола. - Беременна... Так, надо вспомнить, сосредоточиться... Последний год перед расставанием Лера почти все время жила у меня. В общежитие заглядывала редко, только переодеться. Так продолжалось до лета, а затем она вдруг стала куда-то пропадать. Что касается беременности ... Я ей уши прожужжал, что хочу жениться, хочу ребенка. Вот появится ребенок - родители и успокоятся. Но Валерия предпочла свой расклад: сначала получить квартиру, а потом расписаться».