Прощай, Ариана Ваэджа! (СИ) - Странник Стелла - Страница 12

Павел не из тех, кто умеет ждать, когда созреет малина, он не прочь съесть ее здесь и сейчас, потому, ничуть не сомневаясь, остановил свой выбор на девушке-витрине — яркой длинноволосой шатенке в не менее ярких модных нарядах, то есть, на Полине. И все же Лиза ему тоже была нужна — чтобы создавать «второй план», не менее блеклый. Учитывая ее начитанность — для поддержания бесед на многочисленных раутах, а учитывая экспрессивность, замешанную на юношеской горячности — для затевания споров, вступая в которые, кто как не Павел, и выйдет победителем.

Полина уже начинала понимать Павла с полуслова, потому что сумела заглянуть в его «котел желаний». А там бурлила всего одна страсть: быть первым, но зато — во всем и всегда. Целеустремленность и даже — одержимость, в общем-то, неплохие спутники по карьерной лестнице. По крайней мере, так считала Полина и потому была уверена: за Павлом она как за каменной стеной. А что еще нужно женщине, делающей ставку в этой жизни не на свои профессиональные успехи, а на финансовое благополучие будущего мужа?

И вот, уже изучив Павла, Полина не увидела в Лизе своей соперницы и потому с легкостью приблизила ее к себе, договорившись о встрече именно тогда, когда вышла на веранду Вера, а следом за ней — и Павел. Что же касается Веры — в ней Полина чувствовала соперницу — чересчур образованную и умную, которая при желании и обуздает такого жеребца. Что только значат ее французские каблучки-рюмочки на красных сапожках с заостренными носиками! Недолго под таким каблуком и оказаться! Да, а почему ее Павлуша тоже пошел на веранду? Уж не для того, чтобы «охомутать» эту училку?

Полина торопила события. «Только бы успеть!» — навязчивая мысль постоянно сверлила ее мозг. И потому с облегчением вздохнула, когда Павел почти сразу после возвращения из Германии сделал ей предложение. И больше всего на свете боялась она, если вдруг по какой-то причине сорвется эта сделка. А как еще назвать стремление сделать такой шаг, при котором и та, и эта сторона получают самое желаемое, то есть, востребованное?

Перед назначенной помолвкой Полина позвонила своей новой подруге:

— Лизанька, нужна твоя помощь. Хочу проехать к модистке Варваре, что с Малой Посадской... Увидела в «Парижских модах» (от автора: журнал «Парижские моды для русских читателей») одно платье... короче, спать не могу... Нужен свежий глаз... Ты же не соврешь мне, какая материя лучше?

— Да ты что, Поленька! Я — мастер по советам! Заедешь?

— Спрашиваешь!

Их автомобиль выехал со стороны Марсова поля на проезжую часть моста через Неву мимо двуглавых орлов и короны... Стоял солнечный день и на небе не было ни тучки. Однако Лизино внимание привлекло кучерявое игривое облако, похожее на пломбирное суфле. Такие же «взбитые» облака украшали купол над Санкт-Петербургом, когда звучал оружейный салют в честь открытия Троицкого моста. «Неужели уже прошло целых десять лет? О нет... — чуть не вырвались наружу оскомины-фразы. — И зачем я только вспомнила о своем возрасте? Не к добру это...».

И как бы в подтверждение последних слов, вот, мол, вам, барышня, за сие и на орехи достанется, почувствовала резкий толчок в грудь. Облака в ее глазах потемнели, а потом и вовсе исчезли, словно клоун накрыл их своим гигантским черным цилиндром.

Очнулась она, как показалось, буквально через несколько секунд. И только позже поняла, что времени прошло гораздо больше, потому что рядом с авто толпилось много людей, на которых размахивал руками городовой. Сквозь крики зевак и шум клаксонов трудно было собраться с мыслями... Тогда она прислушалась к своим ощущениям и осознала, что, в общем-то, жива-здорова: голова не болит, пальцы рук и ног шевелятся, а из зеркальца, которое Лиза не преминула достать из ридикюля, смотрит милое девичье личико с острым носиком и таким же острым подбородком. Разве только глаза... они стали... будто еще зеленее...

Девушка потихоньку приходила в себя. Что произошло? Почему она сидит на том же месте — за водителем, а его самого нет? Ах! А Полина..? Где она? В этот момент кто-то тронул ее за руку, словно отвлекая от всеобщей суеты:

— Как вы себя чувствуете, барышня? Сейчас мы вас заберем на обследование...

Женщина средних лет в униформе медсестры держала Лизину руку за запястье.

— Пульс немного учащен...

— Да это я от страха... В остальном все отлично! Никуда не поеду! Лучше скажите, где Полина!

— А, так это девушка, что сидела спереди? Уехала она, уехала...

— Как уехала? — Лиза вновь начала волноваться. — И не дождалась меня?..

— На карете скорой помощи! Не приходя в сознание... Да жива она, жива... В госпиталь ее увезли!

— Как, в госпиталь? У нее же...

Лиза не стала договаривать фразу, сообщая на весь белый свет о помолвке подруги. Тем более сейчас... И только подумала: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Это все „светило науки“ со своими астрологическими выводами! Эх, Олег, Олег... Венера у него соединится с Марсом и сделает... напряженный квадрат... к Юпитеру... Сам ты — квадрат!».

Подъехала машина, на которой Лизу отвезли в участок, чтобы взять показания. И она даже обрадовалась, что поедет туда, а не в госпиталь. И уже с полицейского участка позвонила Вере — кому, как не ей, первой сообщить о происшествии.

Вот почему в этот день не состоялось свидание Николая Арбенина и Веры Арзамасцевой. А впрочем, и не только поэтому...

***

Итак, Арбенин готовился к поездке, несмотря на то, что уже вышел приказ о назначении начальником экспедиции Павла Кондратьева. Оставаться ее рядовым участником — в этом есть даже некоторые плюсы. Например, не нужно утруждать себя многочисленными отчетами — бумажной волокитой, которая уже и в течение учебного года надоела. Во-вторых, можно «отпустить немножко вожжи», то есть, не думать об ответственности о людях, об оборудовании и провизии. Ну, а в-третьих, любая поездка — это кладезь впечатлений, а поделиться ими, скажем, в независимых изданиях — это пока не возбраняется.

В последнее время увлекся иностранными газетами. Однажды, листая их, наткнулся на неожиданную информацию. В Галле несколько студентов в концертном саду в нетрезвом виде решили повторить сцену стрельбы в яблоко из спектакля «Вильгельм Телль» и один из них поставил пивную кружку себе на голову, чтобы стреляли в нее. И что же? Конечно же, горемыку убили чуть ли не первой же пулей.

«Боже, вот она, немецкая молодежь! — подумал Арбенин. — Ну, а мне именно такие гадости и попадаются на глаза...».

Среди газетной информации нет-нет да проскакивали сообщения об экспедициях. Такие заметки Арбенин проглатывал залпом, запивая их кофе или крепким чаем. И обязательно сохранял экземпляр газеты, если была такая возможность.

Вот, например, прошлогодние номера американской газеты «New jork Amerikan» и лондонского теософского журнала «The Theosophist». В обоих рассказывается об экспедиции Павла Шлимана, внука знаменитого открывателя Трои Генриха Шлимана. Конечно же, имя немецкого исследователя внушало доверие и более того, но вот публикации его потомка показались Арбенину подозрительными. И с чего бы о всемирных открытиях гласить не в каком-то солидном научном журнале, а в рядовых газетешках? Ну, а то, что уже второй год теософские и оккультистические издания всего мир перепечатывают эту белиберду, на то они и существуют! Пусть и дальше обезьянничают! А вот русский вестник «клюнул на утку»... Или нет? Кажется, не совсем так...

Николай Петрович развернул третий номер «Вестника теософии» за этот год и углубился в чтение. Как утверждал Павел Шлиман, его легендарный дед оставил запечатанный конверт, вскрыть который мог только тот член семьи, кто поклянется посвятить себя исследованиям, указанным в конверте. Такую клятву якобы дал Павел Шлиман, он и вскрыл конверт и прочитал дедовское письмо. А дед утверждал, что не сомневается в существовании Атлантиды, которая и есть колыбель всей нашей цивилизации. Поэтому ее поисками и занимался. Были успехи? Конечно! В восемьсот семьдесят третьем году при раскопках в Трое нашел большой бронзовый сосуд, внутри которого находились глиняные сосуды меньшего размера, какие-то мелкие металлические фигурки, а также деньги и предметы, «сделанные из ископаемых костей». И вот на некоторых из этих предметов и на бронзовом сосуде как будто бы стояла надпись «финикийскими иероглифами»: «От царя Атлантиды Хроноса».