Эра безумия. Колыбель грёз (СИ) - Анненкова Валерия - Страница 62

- А помните, достопочтенный барон Понмели, - обратился тощий господин ко второму, - что связывало нас с этим местечком?

- А как же не помнить, любезнейший граф Филинси? - ответил тот, тяжело и печально вздохнув. - Мне кажется, все, кто хоть раз здесь бывал, отлично помнят ту райскую птичку, что сидела на балконе, плетя солому...

- Да, то была самая редкая игрушка для мужского воображения, что я когда-либо встречал! - Филинси мечтательно закатил глаза. Он отлично помнил, как и сам приходил именно к этому месту, посмотреть на несчастную Агнессу. - Такая молодая, красивая... одни минус - сидела-то она в этом чертовом доме, как в клетке!

- Да... Полностью согласен с вами, многоуважаемый граф! А, к слову сказать, где сейчас эта девчонка? - Понмели интересовался этим неспроста. Он сам хотел было поиграть в шантаж с ее матерью, убедив ее продать собственную дочку на одну ночь.

- Как, вы не знаете? - изумился Филинси.

- Каюсь, не посвящен в эту тайну... Просветите, почтеннейший! - с притворной и подлой иронией сказал барон, пожимая плечами.

- Так вот, эта драгоценная игрушка теперь принадлежит нашему главному королевскому прокурору де Вильере... - граф с некой ноткой зависти в голосе сообщил эту новость собеседнику.

- Неужели! - воскликнул Понмели. - Это де Вильере, у которого жена покончила с жизнью? Ох, несчастная девочка! Что же ее ожидает с этим тираном, с этим зверем? Он же сделает из нее кролика, а сам станет лисом!

- Я такого же мнения, достопочтенный! - поддержал его Филинси.

- Мне плохо стало от этого разговора! - заявил барон. Где-то в глубине души он ненавидел прокурора, у которого было все: и власть, и привлекательность, и богатство, а теперь еще и красавица-жена. Сколько же язвительной отравы можно было услышать в его голове.

- А знаете, давайте сменим тему. - Предложил граф. - Вот, например, завтра у графа Монелини будет бал, туда приглашены все сливки общества, вы придете?

- Да, меня вчера пригласили, - Понмели, заметив, что дождь закончился, вышел на улицу, - но, кто же этот граф Монелини? Какой-то он странный: до этого о нем не было ни слуха, ни духа, а теперь он вдруг появился, причем так неожиданно и внезапно, как призрак или гром среди белого дня?

- Не знаю, наверное, дворянин из Италии, или из какой-нибудь другой далекой и богатой страны...

Вскоре оба господина продолжили свой путь, направившись в одном, только им известно направлении. Черт знает, куда они шли и зачем, но известно только одно - после воспоминаний о молодой красавице, некогда живущей в том доме, они оба испытывали самую настоящую зависть, гневно кипящую в их бледных венах. Эта самая зависть отравляла каждую клеточку их организма и души, уподобляя их мелким стервятникам, собирающим сплетни о предмете их интересов, уже давно был свободном от посягательств со стороны мужчин. Но с этим, увы, ничего не поделать, ибо если человек встал на путь зависти, то сойти с него он сможет только сам, осознав свою глупость, или же он погибнет, будучи задавленным змеей самого подлого вида ревности.

***

В это время Андре, растерянно расхаживая по своей маленькой комнатушке, пытался что-то объяснить своему другу - Франсуа, явно не верящему в очередную бредовую идею соратника. Он с самого детства считал все идеи предводителя революции или абсурдными, или безумными, что было чаще всего. Но, не смотря на эти разногласия, Франсуа всегда был готов поддержать товарища, до безумия влюбленного в предмет несбыточных надежд, прикоснуться к котором так страстно мечтал. Франсуа был ровесником Андре, а посему у них находилось много общих интересов, и в первую очередь - революция, мать хаоса и справедливости. Это был молодой человек с темно-коричневыми прямыми волосами, блекло-желтыми глазами, коротким носом, слегка покрытым веснушками, узкими скулами и плоскими бледными губами, настолько сухими, что, казалось, их уже много лет не касалась даже капля воды. И сейчас он сидел на твердой постели, наблюдая, как его друг придумывает блестящий план, благодаря которому попадет на бал к графу Монелини.

- Андре, скажи на милость, как же ты туда попадешь? - спросил товарищ.

- Не мешай, я думаю... - важно расхаживая по комнатушке, проговорил Андре. - Идея! Ты дашь мне свой костюм, а я представлюсь каким-нибудь графом или еще кем-то и приду на бал.

- Ты сумасшедший! - вмешалась Элен, только зашедшая в комнату.

- Вовсе нет! - заявил студент. - Как вам такое имя: князь Гай Ноэль? По-моему звучит!

- Бред... - сказал тихо Франсуа. - Но, хорошо, допустим. Итак, ты попал на бал, да? - Андре кивнул. - Отлично, а как, позволь спросить, ты представляешь себе встречу с Агнессой? Ты уверен, что она вообще будет там?

В этот момент студент засомневался, он не мог гарантировать самому себе на сто процентов, что красавица придет на бал. Андре знал только то, что приглашение было отправлено де Вильере, но ведь на бал-маскарад принято ходить парами, то его отец просто обязан будет привести с собой очаровательную супругу. Молодой человек уже представлял, как вечером встретит ее, как подойдет к ней и осторожненько уведет подальше, дабы поговорить и, возможно, пока никто не будет их видеть, постарается поцеловать ее. Ну, а что же он сделает дальше, когда де Вильере будет все время ходить рядом с женой и охранять ее, словно ревностный тигр? В таком случае это окажется отличный шанс для разговора с отцом, ну или же замечательным поводом для дуэли, где, по правилам, выживет только один. Андре на пару секунд представил этот момент, когда де Вильере застрелит его... Да, а именно так и будет, ведь об умении королевского прокурора владеть оружием и так уже не первый год ходят легенды по Парижу. Но, даже рискуя жизнью, студент был обязан явиться на этот бал, дабы хоть в последний раз встретиться с самой красивой девушкой на свете.

***

На следующий день, ночью, когда бриллиантовые звезды накрыли темно-синий небосвод, и луна вышла из мрака, осветив землю своим ярким сиянием, к поместью графа начали подъезжать различные кареты: большие и маленькие, украшенные и обыкновенные. Под платиновым морем, созданным блеском ночного солнца, скапливалось все больше экипажей. Это были дорого украшенные кареты, с запряженными в них тройками борзых, и их владельцы в сверкающих одеждах из дорогих тканей. Лица всех гостей скрывались под масками, из-за чего было сложно различить этих сливок общества, богатых и уважаемых людей. Маски сейчас не доставляли им особого неудобства, ибо они привыкли прятать свои мнения и чувства под покровом, сотканным изо лжи, обмана и интриг, дабы научиться угождать всем и сразу. И лицемерные улыбки, что блистали на их лицах, были только самым жестоким и коварным оружием на балу, ведь нет страшнее маски, чем добродетель.