Следы на траве - Дмитрук Андрей Всеволодович - Страница 24

Не было Сильвии; ни записки от нее, ни знака, ни следа.

Обхватив руками голову, Пауль глухо, обиженно застонал.

V

Син Тиеу встретил адъютанта, сидя у стола с пером в руках. Желтые тигриные глаза его под выпуклым лбом смотрели тоскливо. Откозыряв по уставу, Войцех присел на край жесткого стула. Более чем когда-либо командир пугал Голембиовского - своей цельностью, непоколебимостью, оливковым лицом-маской; скрытностью, недоступной европейцу; даже этой звериной тоской, способной содержать любую угрозу. Но вместе с тем было пронзительно жаль Сина. Как тогда, много-много лет назад, когда маленький Войцех оставлял шоколадные конфеты для отцовского механика-водителя...

Юность Син Тиеу прошла в "колене Кришны", наследственном полку для выходцев из Центральной и Южной Азии. Официальная пропаганда называла полк большой семьей, твердила, что там царит братская любовь. На самом деле "желтым" в колене присваивали родственные степени не выше брата-наставника; все офицерство состояло из белых и отличалось редкостной жестокостью. Син Тиеу терпел побои от белых "стопроцентных" клансменов, чистил им сапоги, отдавал лучшую часть своего пайка и посылки из дома, чтобы не забили насмерть... а может быть, делал и более постыдные, ранами оставшиеся в памяти уступки развращенным негодяям. Позднее Самоан стал прекрасным механиком-водителем танка, проявил незаурядный талант на уроках стратегии. Это был тот редчайший случай, когда плебей мог бы сравняться по рангу с родовитыми детьми "Стального ветра", получить степень старшего сына или даже отца... если бы у плебея была белая кожа!

Впрочем, по меркам "колена Кришны", Сину и так безумно повезло. Его взял личным механиком-водителем дядя, то есть заместитель начальника колена, Станислав Голембиовский, по прозвищу пан Стась. Дядя, знаток героических легенд, изображал магната времен Ягеллонов, носил лихо закрученные усы, устраивал пиры со стрельбой из танковых орудий и поминутно клялся честью шляхтича. Он всерьез полагал, что высшая награда за усердие для любого из подчиненных - это кубок вина из "панских" рук: ну а провинившимся не жалел зуботычин... Самоан испытал на своей шкуре даже пряжку от офицерского ремня. Жалостливый сын и наследник пана Стася, малолетний Войцех, залечивал бальзамом кровавые ссадины на плечах и на шее механика - тайно, в самом дальнем сарае отцовского имения, потому что и наследнику влетало под горячую руку... Терпя боль, Син не стонал и не плакал. Лицо его всегда было неподвижно. Только в присутствии Войцеха едва заметно теплел взгляд.

Когда Войцеху исполнилось семь, отец его умер вполне героической смертью, отморозив спьяну обе ноги. Самоан вернулся рядовым в "желтое" братство водителей средних танков. Единственной отрадой, светом в окошке оставалась дружба Войцеха... Вероятно, никогда не вышел бы бедняга из ничтожества, если бы не мятеж Дана Морриса.

Заключая договор с патриархами о совместном штурме Небесных гор, Вольная Деревня поставила условие: командир экспедиции и его ближайшие помощники будут тестированы земными методами. Обычай "Стального ветра" поручать самые ответственные посты и дела дряхлым штабным полководцам, кои "заслужили" высокие ордена лишь тем, что удосужились прожить круглое число лет - этот обычай землян не устраивал. Был объявлен конкурс. Узнав о нем, Син Тиеу сам явился на компьютерные испытания - и был признан наилучшим кандидатом в командиры штурмового отряда. Согласно договору Гизелла фон Типельскирх немедленно утвердила "азиата" в этой должности, пожаловала степенью старшего сына. Но и великая, неслыханная в истории Вальхаллы удача не смягчила застарелой ненависти Син Тиеу, не залечила раны памяти...

- Вот и все, старина, - сказал Самоан, бросая авторучку. - Завтра утром кончатся твои мучения. Мы идем на столицу.

Войцех, давно ожидавший этих слов, тем не менее внутренне поежился.

Он, конечно же, был растроган, встретив в Вольной Деревне Самоана, с которым расстался еще в студенческие годы, сбежав под гостеприимную сень Улья. Но, когда после выпуска из школы агитаторов предложили Голембиовскому стать адъютантом в штурмовом братстве Син Тиеу, велев при этом помалкивать и не агитировать солдат, - бывший трутень крепко призадумался. Значит, не доверяет Вольная Деревня желтокожему танкисту. И не один "открытый диалог" на уме у дальновидных землян...

Затем с помощью вариаторов вероятности Син Тиеу благополучно "вскрыл" горный бункер мятежников, а самого Дана Морриса в наручниках отправил на суд Семьи. Но вместо того чтобы отдать приказ о возвращении вертолетов, командир непонятным образом медлил. Братство которую неделю сидело в бункере, наливалось спиртным. И вот - кажется, раскрываются карты...

- Ты знаешь, - как ни в чем не бывало сказал Син Тиеу, - сначала я решил одно. Пугнуть достойных отцов ракетами. Ну, может быть, поразить один-два города средней величины. Для острастки. Они бы не ответили залпом. Они понимают, что Новый Асгард как на ладони. А мы здесь, под толщей гор, неуязвимы. Но потом я понял: старуха побежит за помощью к землянам. Мы останемся в дураках.

"Один-два города средней величины", - назойливо прозвучало в ушах у Войцеха. Один-два города. Триста-четыреста тысяч сожженных заживо, облученных, искалеченных, похороненных под развалинами. И он бы сделал это, не моргнув, если бы счел полезным для своих целей. Один-два города... Кошмарная какая психика, не европейская... Ерунда! Что, Гиммлер не европеец? А полковник Тиббетс* - не англосакс по происхождению? Не в расе дело... Тебе-то уж стыдно быть расистом, либерал, просвещенный человек!

_______________

* Т и б б е т с - командир самолета, сбросившего атомную бомбу

на Хиросиму.

...Тогда, много-много лет назад, студентом, Войцех давал Син Тиеу читать Платона. Но давал и Макиавелли. Читал Самоан Ленина; но штудировал и труды Мао Цзэдуна...

- Ничего бы ты не поразил, - для собственного успокоения сказал Войцех. - Вольная Деревня..

И вдруг умолк, потому что понял, как глупо прозвучит эта фраза.

- Вот именно, - сказал командир. - Деревня и пальцем не шевельнет, если старуха не побежит жаловаться... Право на самоопределение. Невмешательство. Уважение к чужой истории. Они трубят об этом на каждом шагу.