Кормилица по контракту - Бочарова Татьяна - Страница 13

— Какой столик выбираешь? Хочешь, вон тот, у окна?

— Не хочу. — Валя решительно замотала головой.

Там, у окна, они всегда сидели с Веркой. Верка — это Верка. А сейчас — совсем другое. Новое. Прекрасное. Волшебное. И не будет она ни о чем беспокоиться: ни о том, что не читала Багрицкого и Маяковского, ни о том, что нет на ней вечернего платья, ни о том, что наверняка Тенгиз до нее водил сюда еще десятерых девушек. Плевать на это!

— Тогда выбирай сама, — покладисто проговорил Тенгиз.

Валя, гордо выпрямившись, подняв голову, королевой прошествовала через зал и остановилась у того столика, что был ближе всех к стойке. Пусть бармен, который уже давно знает ее в лицо, посмотрит, с каким кавалером она сегодня пришла.

Тенгиз глядел на нее с нескрываемым восхищением.

— Какая ты красавица. А главное, коса. Я такую косу никогда в жизни не видел. Можно ее потрогать?

— Трогай, — разрешила Валя.

Тенгиз осторожно погладил ее волосы кончиками пальцев.

— Как шелк. А щечки как бархат. — Он, уже не спрашивая разрешения, коснулся Валиного лица.

И вновь она смолчала, хотя никогда и никому прежде не позволила бы такого нахальства. Они уселись рядышком, Тенгиз придвинул свой стул вплотную к Валиному, так, что их плечи опять соприкасались. Подошел официант.

— Кушать будешь? — спросил Тенгиз Валю. — Я закажу ужин.

— Спасибо, я не голодна.

— Я все равно закажу. Хочешь шашлык? Здесь отличный шашлык, настоящий, бараний. А к нему красное вино. «Каберне», например.

При упоминании о шашлыке Валя невольно сглотнула слюну. Сегодня в обед она снова ела «Роллтон» и пила чай с сухарем и сейчас ощутила мгновенный и острый приступ голода.

Тенгиз уже диктовал официанту:

— Пожалуйста, два шашлыка, салат из крабов, жюльен, бутылку «Каберне», две чашки кофе и десерт со взбитыми сливками.

— Ты что? — Валя в ужасе дернула его за рукав. — Кто это все будет есть?

— Мы.

Официант записал заказ, вежливо кивнул и удалился. Валя, скрестив руки на груди, сердито смотрела на Тенгиза. Щеки ее полыхали.

— О-о, какая строгая. — Он наконец зацокал-таки языком, как полагается кавказцу, но сделал это как-то по-особенному, без пошлости, а скорее, с мягкой, необидной насмешкой. — Не злись, Валя-Валентина, я ж ничего плохого не сделал. Просто хочу тебя покормить.

— Ага, покормить! — не выдержала Валя, — А потом? Учти, я натурой платить не собираюсь. Вернее, не так сразу, в первый же вечер… — Она поняла, что сморозила глупость, и замолчала, краснея еще больше.

Тенгиз, однако, сделал вид, что ничего не заметил.

— Кто тебе сказал, что мне нужна твоя натура? — Он обезоруживающе улыбнулся. — По-твоему, все мужчины подлецы?

— Конечно, — буркнула Валя, глядя в скатерть.

— Ай-ай-ай! — Тенгиз состроил уморительную физиономию. — Кто ж это тебя так настращал? Мама?

— Не маленькая, сама отлично знаю.

— Да что ты знаешь? Ну скажи честно, ты ведь из глубинки в Москву приехала? Так?

— Ну, так.

— Ты хоть раз в своем городе была с мужчиной в приличном кафе? Нет? А чего тогда говоришь?

— А вот и была! — выпалила Валя.

Она вспомнила, как Вовка однажды зазвал ее в молочный бар, неподалеку от школы, и купил ей сразу два фруктовых коктейля. Но то был Вовка! Его Валя, нисколько не смущаясь, могла шугануть, когда хотела, если бы он только посмел позволить себе лишку. Да он и не позволял — сидел рядом, краснел, бледнел и заикался.

Нет, Вовка не Тенгиз. И прав последний — никогда еще Валя не была на свидании с настоящим, взрослым мужчиной.

Она не стала продолжать спор, тем более что официант принес и поставил на стол бутылку вина и два тонких, прозрачных бокала.

— Разлить? — спросил он у Тенгиза.

— Нет, спасибо, я сам.

Парень снова бесшумно исчез.

Тенгиз наполнил бокалы до самых краев.

— Давай выпьем за наше знакомство.

— Давай.

Вино было прохладным и терпким на вкус. После него пустота в желудке стала еще ощутимей.

— Сейчас принесут салат, а шашлык готовится чуть дольше, — сказал Тенгиз. — Ты пока расскажи о себе.

— А что рассказывать? — усмехнулась Валя. — Ты уже обо всем и сам догадался. Жила в Ульяновске, окончила школу, приехала сюда. Вот, к отцу твоему устроилась. Спасибо, что он берет приезжих.

— Мы сами приезжие, — серьезно проговорил Тенгиз, — из Еревана. Когда перестройка началась, азербайджанцам там худо стало, вот и уехали. Мне тогда лет восемь было. Мать в Москве через два года умерла. Давление у нее высокое было, инсульт случился. В больнице все денег хотели, и врачи, и сестры, а у нас их не было. Вот и не спасли ее. — Он посмотрел Вале прямо в глаза своими огромными, печальными глазами. — После ее смерти отец дело открыл. Сначала на рынке торговал, потом сколотил капитал, магазинчик приобрел. За ним другой. А в прошлом году этот супермаркет.

Валя слушала Тенгиза молча, и ее охватывала жалость. Значит, он сирота. Даром, что красивый и богатый — без матери какое счастье! Может, оттого и взгляд у него с грустинкой, и стихи он мудреные любит о всяком нехорошем. Как там у этого Багрицкого? «Тлеет скарлатины смертный огонек». Бр-р!

Валя невольно поежилась. Тенгиз удивленно приподнял брови. Она испугалась, что он обидится.

— Это я так. Замерзла немножко.

— Давай, согрею. — Тенгиз обнял ее за плечи, прижал к себе.

Валя не противилась, ей было приятно. Хотелось, чтобы он не отпускал ее подольше. Она даже о еде думать перестала и пожалела, когда появился официант с салатом на подносе.

— Ешь. — Тенгиз придвинул к Вале тарелку.

— А ты?

— Я салаты не люблю. Мяса дождусь. — Он вдруг усмехнулся и покачал головой.

— Чего ты? — удивилась Валя.

— Да так. Просил тебя рассказать о себе, а вместо этого сам рассказал.

— Хорошо, что рассказал, — серьезно проговорила Валя, — теперь я знаю, что ты не такой, как все.

— А какой же?

Она неопределенно пожала плечами и отвела взгляд. Не говорить же парню, что он ей откровенно нравится, а ведь так оно и есть! Тенгиз улыбнулся и ласково погладил Валину руку.

— Спасибо тебе, Валя-Валентина.

— За что спасибо?

— За сочувствие. Я зоркий, все вижу. Ты ешь, не стесняйся.

Валя послушно взялась за вилку. Салат оказался таким нежным, что буквально таял во рту. Минут через пять принесли шашлык.

Валя и Тенгиз ели, поглядывая друг на дружку.

«Поцелую его сегодня! — решила Валя. — Нет, завтра. Сегодня пусть только обнимет на прощанье. — И тут же испугалась: — А вдруг завтра он уже больше не придет? Сегодня поцелую!»

— Ты одна живешь? — будто прочитав ее мысли, спросил Тенгиз.

— С теткой. Вернее, у нее в квартире.

Он сочувственно покачал головой.

— Худо, небось, жить у чужих?

— Худо, — подтвердила Валя со вздохом и мельком глянула на часы, — мне и домой пора. Время десять.

— А если задержишься чуть-чуть? — Тенгиз с надеждой заглянул ей в лицо. Валя закусила губу.

— Не могу.

— Тогда давай вино допьем, и я тебя провожу.

Они посидели до половины одиннадцатого, допили вино, выпили кофе. Валя съела огромное, свежее и воздушное пирожное. Ах, как ей не хотелось уходить! Сидеть бы здесь, в баре, всю ночь, благо он всю ночь открыт, слушать бархатный, певучий голос Тенгиза, чуть заметно округляющий гласные, смотреть в его бездонные глаза. Но нельзя, нельзя.

Он довел ее до самого подъезда, и там у двери они еще постояли, переговариваясь тихонько, почти шепотом. К Валиному удивлению, Тенгиз вел себя, точно примерный школьник — рук не распускал, не то что целоваться, а и обниматься не полез, только поигрывал кончиком ее косы.

Перед тем как убежать, она сама чмокнула его: хотела в губы, да в темноте и спешке не рассчитала, получилось куда-то чуть ниже виска.

— Пока, Тенгизик.

— До свиданья, Валя-Валентина. Завтра, после работы, жди, приду.

— Приходи. — Она юркнула в подъезд.

Сердце у нее в груди бешено колотилось, в голове был туман — как-никак, все же они бутылку целую на двоих уговорили. С трудом нашарив в сумочке ключ, Валя отперла дверь.