Благодать (СИ) - Титов Алексей - Страница 6

Она стала перед витриной аптеки так, чтобы разглядеть собственное отражение, и попыталась привести в порядок всколоченные кудряшки.

Рядом с её отражением ужом завилось другое, габаритами скромнее и ростом пониже. Карманник, решивший «отработать» висевшую на плече толстухи сумочку? Отчаянно смелый – рядом с «Плазой» завсегда можно обнаружить если не ментовский уазик, то наряд ППСников – точно.

6

Она обернулась, и едва не расхохоталась – такой киношный вампирчик. Чёрная «тройка», белоснежная сорочка с воротником-стойкой, уголки которого отглажены с аккуратными треугольными загибами наружу, темно-синяя «бабочка», лакированные туфли с острыми носами. Бледное длинное, «лошадиное» лицо с пухлыми обветренными, воспаленными губами. И темные глаза безо всякого выражения под густыми, сросшимися на переносице, бровями.

— Надо полагать, вы Аленушка и есть? — дурашливо поинтересовалась Катя.

— Я, с Вашего позволения, Бенедикт Иванович Червоненко.

Надо же, - подумала Катя, - а я из-за своего ФИО исстрадалась…

— Катя, — сказала она. — А кто такая Аленушка?

— Это вы довольно скоро узнаете, если захотите прогуляться – наш офис неподалеку.

Ну вот, расстроилась девушка, опять, небось, акция рекламная. Сейчас лицо предложат почистить бесплатно или, там, ногти пошлифовать.

— Ну, и чем же ваша контора занимается? Я девушка занятая, и… О, — она оглядела его с ног до головы, словно прикидывая по внешности, — не гробами, часом?

Бенедикт округлил глаза и принялся жевать губы. Не, ну натуральный конь.

— Неужели, — наконец, оторвавшись от поедания себя, смог произнести он, — вам не интересно, чем может заниматься человек вроде меня, исключая ваше последнее предположение? — Дрожащей рукой он выудил из кармана пиджака платок и промокнул взопревший лоб. — Вы, Катенька, не опасайтесь. Никакой я не маньяк. Это ж всё, — он провел рукой вдоль своего тела, — для антуража. Аленушка настояла – ей видней. Работа такая, изрядной доли театрализованности предполагает. Народ охотнее привлекается.

— К чему же?

— К действу. К таинству, если хотите.

— Ну, пошли, — сказала Катя, ощущая наплыв решительности, и взяла Бенедикта под руку, не как супруга, но как участковый — настохорошевшего местного дебошира.

— Нам на Красных Зорь. — Бенедикт выдохнул явственно облегченно, и засеменил рядом, то и дело скашивая взгляд на широко шагающую Катю. А та думала, что, несмотря на название, обитатели улицы, к которой они спускались, вряд ли из окон своих видят пейзажи красочнее соседских дворов.

Ей захотелось мороженого, и она спустилась в подвальчик, приютивший в своем чреве частный магазин. Она надкусила «фруктовый лёд», и вместе с уколом боли в середине лба к ней пришла мысль, что неплохо бы растянуть удовольствие и съесть лакомство прямо здесь, а по выходе на поверхность Бенедикта там не обнаружить.

Но он терпеливо ждал, и на его воспаленных губах подергивалась улыбка. Катя швырнула обертку с палочкой в переполненную урну – обертка благополучно соскользнула на землю рядом, - и вновь взяла Бенедикта под руку. Они прошли мимо строительного института, и девушка спиной ощущала насмешливые взгляды перекуривавших на крыльце студентов. Она попыталась приосаниться, но попробуйте-ка это сделать, спускаясь вниз на каблуках, да еще и под ручку с неуклюжим кавалером. Насупившись, она лишь ускорила шаг, с мрачным удовлетворением отмечая, что дыхание Бенедикта участилось. Терпи, голубчик…

7

Хотя забор и был от силы пару метров в высоту, крыша дома за ним не виднелась. Пока Бенедикт упражнялся с кнопкой звонка под табличкой с проступающей сквозь ржавчину злой собакой, Катя путём несложных размышлений догадалась: ну да, дом-то здорово ниже улицы, вот она и не видит ни трубы, ни антенны.

С громким клацаньем открылся замок.

— Дистанционка, — пояснил Бенедикт со странной и немного даже оскорбительной гордостью – Кате вспомнилось, как точно таким же тоном пояснял устройство запоров на «Шансе» Филипп.

Дом был длинным, приземистым и, судя по двум обитым разного цвета дерматином дверям – на два хозяина. Девушка уловила промельк движения за задернутым гардиной окном дальней половины. Катя приветливо улыбнулась и помахала ладошкой невидимому соглядатаю. Узкий дворик был сумрачным из-за разросшегося винограда, и девушка разглядела в переплетении узловатых, каких-то разлохмаченных стволов и ветвей, меж темно-зеленых, погрызенных паразитом листьев, несколько кистей изюма – иначе явно прошлогодние кисти, облепленные муравьями наподобие коричневой ваты, было и не назвать.

Бенедикт потянул на себя ручку. В нос ударило запахами вывариваемого с «белизной» белья, цветочным освежителем воздуха, сдобой и затхлостью застоявшейся в колене под мойкой воды.

Было темно и неуютно, и с антуражем – перебор: завешенные темными пыльными коврами стены, свешивающаяся с потолка самодельная люстра, сплетенная из каких-то тряпиц и видом напоминающая странное членистоногое, бугрящийся на неровном полу – или что-то под ним было? – потертый палас, стол на трёх ножках с круглой столешницей, на которой высилась кривая груда оплывших разнокалиберных свечных огарков.

— Здесь вы должны решить, пойдёте дальше или развернётесь прямо сейчас, — голос Бенедикта звучал глухо. Он подошел к простой сосновой двери с блестящим кругляшом «глазка» в верхней филенке и замер, полуобернувшись к Кате. Девушка приметила старый телефонный аппарат на полочке под мрачно-пятнистой тряпицей, которую для себя определила как гобелен, и проследила взглядом телефонный шнур до самой розетки. Не то чтобы ей от этого стало спокойно – аппарат был покрыт слоем пыли.

— Пошли, — сказала она, решившись, и в изумлении уставилась на свою хватающую пустоту руку – никакой ручки. Не в пример галантному таксисту, Бенедикт не поспешил на выручку. Лишь горло напряг:

— Алёнушка-а-а! — проблеял, и Катю передернуло от омерзения.

Дверь приоткрылась – с ковров вкруг неё заструилась пыль. Катя чихнула.

Аленушка оказалась высокой, под метр восемьдесят, женщиной под полтинник, и размалевана была с отчаянием молодящейся потасканной проститутки. Она отошла в сторону, обдав девушку тяжелым ароматом мужского одеколона.

— Ли… то есть, Катя, — сказала девушка и, проходя вперед, едва не споткнулась о расшитые бисером женские тапочки. В комнате не было видно ни клочка обоев или покраски – всюду те же ковры, внахлест друг на друга, даже на потолке. Она не сразу разглядела стол посреди комнаты. Угадайте, чем покрытый. До самого пола… или потолка… Катя почувствовала, как подкатывает тошнота. На бугре стола – обычные шарлатанские атрибуты: стеклянный шар в подставке в виде обнимающей его ладони, черные свечки в гадкого вида канделябре, треснутый белесый череп неведомой зверушки, какие-то склянки, замусоленные карты, брошенные вверх черными рубашками.

— Переться теперь в гору, — с досадой заметила Катя.

— А что вас лично не устраивает? — спросила Аленушка заинтересованно и положила костлявую ладошку ей на плечо. — Не хуже, чем у других.

— И это вы называете офисом? — повернулась Катя к пыхтевшему за плечом Бенедикту. — Тоже мне, работники магической отрасли.

— Интересно, — сказал Бенедикт, — а языком на радио чесать – работа? Польза-то какая от вас?

— А вы? Не, ну это просто смехотворно. Я немедленно ухожу. Да, мысль забавная пришла: налоговиков на вас, что ль, натравить?

— Надо же, — Аленушка захлопала ресницами – на щёки брызнули частички туши. — Ей же добра желаешь.

— А чего ты от этой вертихвостки ожидала? — Бенедикт вскинул руки и развел ими: ничего, мол, не могу поделать – я предупреждал.

— Верти… как… вы меня назвали? — обалдела Катя. Обидеться бы, а ей смешно и одновременно немного грустно: ни один человек за всю ее сознательную жизнь не называл ее этим словом, подразумевающим какую-никакую красоту, дающую полное право вертеть этим самым хвостом без зазрения совести. Но не расцеловать же теперь Бенедикта за этот явно извращенный Катиным воображением комплимент?