Проклятие виселицы (ЛП) - Мейтленд Карен - Страница 37

— Ну ладно, раз ты хочешь знать — ещё весной Раф рассказал мне, что служанка в поместье подслушала чей-то разговор о том, как доставить французских шпионов в Англию. Она не поняла, кто именно говорил, но оказалось, что крыса — не кто иной, как Хью Роксхем, младший брат Осборна. Раф не донес об этом из опасения, что Хью доберется до неё первым. Полагаю, рыжая малышка внизу — та самая девчонка, которую Раф пытался защитить. А теперь у нее, похоже, возникли проблемы и cо вторым братом.

Матушка вытаращила желто-зеленые глаза, казалось они вот-вот лопнут.

— Как! И ты уговорил меня взять ее сюда! Я поджарю твои яйца — пока они у тебя еще есть.

Тальбот отступил, подняв руки в знак возражения.

— Матушка, постой, ты разве не видишь? Это может обернуться для нас выгодой. Шериф всегда пытается наполнить свою тощую казну налогами и штрафами. А с этим ублюдком Иоанном, который требует на военные нужды все больше и больше денег из Норвича и других городов, совсем скоро в округе вновь появятся шерифы и найдут предлог, чтобы нас оштрафовать. У Осборна сейчас большая власть в округе, и он любимчик Иоанна. Если кто-то и мог бы убедить шерифа оставить нас в покое, так только Осборн. Нам просто нужно дать ему повод. Девушка всего лишь убила своего ребёнка, а это не то же самое, что убить лорда, поэтому мы могли бы сказать, что король Иоанн простит ее, если она выдаст предателя. Он, скорее всего, все равно бы её повесил, но какое это имеет значение? Дело в том, что Осборн потеряет слишком много и не станет рисковать братом, которого обвинят в измене. Если ему намекнуть, что эта рыжая что-то знает, он мог бы убедить шерифа оставить нас в покое и даже внести щедрую сумму в нашу скромную обитель — просто за то, чтобы мы держали девчонку взаперти.

Матушка крепко сжала кубок.

— Шантаж - опасная игра, особенно когда речь идет о таких, как Осборн. Это может привести нас на виселицу. — Она уставилась на Тальбота немигающим взглядом. — А теперь послушай меня, дорогой, и слушай внимательно. Эта девочка пока останется здесь, в безопасности, мы же посмотрим, куда дует ветер. Как только придет время, мы сыграем в твою игру, но если она покажется мне слишком рискованной, я сама выдам ее Осборну. Я решу сама. А до тех пор держи рот на замке, понял?

Тальбот кивнул. На большее он и не надеялся.

Он был почти в дверях, когда Матушка тихо сказала:

— А того лорда, который ещё там, в Святой земле, хотел вздёрнуть тебя за воровство — я припоминаю, ты кажется говорил, его звали Хью. Это случайно не тот ли самый Хью, дорогой мой?

Тальбот нахмурился.

— Все, кто там был, набивали карманы, а жаднее всех —знать. Я всего лишь подбирал крохи. А этот изворотливый ублюдок Хью обыскал меня и нагло отобрал всё. Затем он приказал своим людям вздёрнуть меня за мародёрство. Он и был самым настоящим чёртовым вором. И это его стоило повесить. Это были мои трофеи, я их нашёл. Для людей вроде него это просто жалкие крохи, а мне этого серебра и золота хватило бы на всю жизнь. Я мог бы купить себе небольшое заведение, приносящее доход, и быть там хозяином, если бы не эта мразь.

— Вот мы и докопались до настоящей причины. — Матушка улыбалась, показывая острые белые зубки. — Бычок был для нас верным другом, и я оставлю эту девчонку ради него, но если мне покажется, что ты подвергаешь меня или этот дом опасности, чтобы отомстить этому твоему Хью, клянусь Богом, я превращу твою жизнь в ад, и ты проклянешь Рафа за то, что он спас тебя от петли.

Элена неподвижно лежала на жёсткой постели, прислушиваясь к стонам, храпу и бормотанию спящих рядом с ней. Она слышала, как последние пьяные клиенты плетутся через внутренний двор, кто-то орал песни, кто-то прощался хриплым шёпотом, так громко, что мог бы поднять и святых из благоуханных гробов. Время от времени дверь отворялась, женщина или мальчик проскальзывали в комнату, пробирались между телами спящих к своей лежанке, сбрасывали одежду, ныряли голыми под одеяло и сразу же засыпали.

Всего несколько часов назад Элена молилась об избавлении от петли, а сейчас... она даже не знала, о чем молиться. Сколько времени пройдет до того момента, когда ей придется присоединиться к остальным в тех комнатах, и что с ней там станут делать? Все шуточки и женские разговоры, которые она невольно слышала от Марион и других женщин, снова звучали эхом в голове. Они хихикали над тем, что вытворяли с мужчинами — Элена не могла представить, что женщина захочет по своей воле сделать такое. Сначала она считала, что они все выдумывали, чтобы вогнать молодых девушек в краску, но теперь засомневалась. До этого она спала лишь с Атеном, и мысль о том, что другой мужчина может оказаться сверху, прикоснуться к ней, лапать её, заставила Элену стиснуть зубы, а ведь она даже не думала о том, чего ещё могут от неё потребовать.

Она повернулась и вздрогнула, когда нежные, опухшие груди кольнула жёсткая солома, которой была покрыта грубая лежанка. Она отчаянно хотела снова почувствовать, как крохотный ротик прижимается к ней, хотела ещё хоть один, последний раз подержать своё дитя. Глаза Элены жгло от слез, она плакала от усталости, голода и страха, но главным образом от отчаяния, ведь рядом не было Атена и ее сына. Она так любила Атена. Но лицо, которое возникало перед глазами, когда она пыталась представить его, было искажено сомнениями, теми же, что она видела в его глазах, когда он в последний раз посмотрел на нее.

Неужели он правда поверил, что она могла сделать это? Почему не заступился за неё перед Осборном? И почему прошлой ночью он даже не попытался проникнуть к темнице и поговорить с ней? Атен сказал, что будет всегда ее любить. Это были его последние слова, обращённые к ней, и Элена отчаянно цеплялась за них. Но можно ли по-настоящему любить женщину, если веришь, что она способна убить свою крошку?

Слезы покатились из глаз Элены, но она сердито смахнула их. В конце концов, Рафаэль оказался единственным, кто ей помог, и она должна верить, что он и дальше станет её защищать. Кому ещё она могла теперь доверять? Если Элена позволит себе поверить, что осталась совсем одна, она просто не сможет жить дальше. В тот день, когда Рафаэль впервые привел её к леди Анне, он обещал заменить ей отца, а отец не захочет, чтобы дочь стала шлюхой. Он отправил Элену сюда только ради её безопасности, и это наверняка хорошая мысль, ведь люди Осборна никогда не догадаются искать её здесь.

А когда Гита вернётся в Гастмир и подтвердит невиновность Элены, она сможет вернуться домой к Атену, и он нежно посмотрит на неё, как и в ту ночь, когда они зачали сына. И всё будет хорошо, обязательно будет. Ей нужно только ждать. Цепляясь за эту единственную ниточку надежды, Элена наконец провалилась в тяжелый сон.

Говорят, что от них воняет мочой.

Если у смертного вздутия или бородавки, нужно собрать муравьев, завернуть их в тряпицу вместе с улиткой и сжечь, а пепел смешать с уксусом. Потом оторвать муравью голову, а тело раздавить пальцами и смазать этой жидкостью вздутия, тогда они опадут.

Некоторые считают, что муравьи - часть лесного народца, просто они прошли через много превращений, становились всё мельче и мельче и стали муравьями, прежде чем исчезнуть насовсем.

Другие говорят, что они души некрещёных детей, что не могут попасть ни в рай, ни в ад, и потому нельзя разрушать муравейник. А если в нужный момент в новолуние на муравейник положить кусочек олова, то он превратится в серебро.

Муравьиными яйцами можно разрушить любовь мужчины к женщине или девушки к парню, если смертный сам желает заполучить этих людей. Ибо смертные во всем непостоянны, кроме одного - больше всего они пылают страстью, когда эта страсть безответна.

Травник Мандрагоры

Облачко лилового дыма просочилось сквозь ярко-зелёную листву огромного бука и растаяло, не успев коснуться бледного рассветного неба. Внизу, под ветвями, Гита вертела в руках высохшее яблоко, считая воткнутые в мякоть шипы: иена, дина, дийна, дас, катлер, вина, вийна, вас, иена, дина [22]. Гита и так знала, сколько использовала шипов: один — чтобы привести девушку к ней, один для ребёнка, один — чтобы запустить дело. Подсчёт должен только усилить колдовство. Она вытащила третий шип и бросила на тлеющие угольки очага, и спустя мгновение он вспыхнул маленьким языком пламени. Гита успела лишь перевести дыхание, и огонёк погас, осталась только крошечная кучка пепла в форме серой лисицы. Гита молча улыбнулась и сдула пепел. Она добавила в огонь несколько поленьев и снова уселась на пол, глядя на зелёный купол над головой. Солнце, проникавшее сквозь ветки, освещало паутинку крошечных жилок в каждом нежном новом листке. Хорошее время, чтобы пожить вне дома. Ей этого не хватало.