Орден - Мельников Руслан - Страница 77

В Куявии — когда до добжиньских земель было уже рукой подать — Освальд предложил отказаться от дневных переходов и двигаться только по ночам. Предосторожность отнюдь не лишняя. На куявских землях, оставшихся без князя, тевтоны чувствовали себя как дома. Белые и серые плащи с крестами мелькали на дорогах не реже, чем пестрые гербы и одежды польских панов. Но если поляки держались своих замков и имений, то крестоносцы старались взять под контроль даже самые глухие уголки княжества. Тактика перед угрозой нашествия туменов Кхайду-хана вполне оправданная, ведь сразу за куявскими землями лежат владения Тевтонского ордена. Впрочем, орденские форпосты начинаются уже на территории самой Куявии. Как, например, добжиньский край, к границам которого Освальд вывел дружину Бурцева безлунной ночью.

… Три всадника подъехали к самому краю лесного массива. Не покидая густой тени деревьев, они внимательно осматривали раскинувшееся впереди пространство. Некогда эти поля и пашни отвоевывались у леса тяжким крестьянским трудом. Но предназначались они не только для земледелия. Вдали, на правом берегу Вислы, возвышался холм. На холме — небольшой, но прекрасно укрепленный рыцарский замок. А ведь любому замку жизненно необходимо хорошо просматриваемое и простреливаемое пространство.

Главная башня-донжон замка смутно напомнила Бурцеву гербовый символ Освальдового щита. Но не только!.. Малая башня перехода из гиммлеровского спецхрана — вот на что еще она похожа!

Сюрприз! Сюрприз!

Конечно, не мешало бы рассмотреть основную замковую башню поближе и при дневном свете. Но как?

Подобраться к холму на берегу Вислы незамеченным невозможно ни при каких обстоятельствах. Но даже если бы это удалось…

Башню-цитадель и внутренний замковый двор надежно оберегают прочные стены с угловыми и надвратной башенками, а подъемный мост на крепких цепях висит слишком высоко над оборонительным рвом.

На темный монолит замка с яркими бликами освещенных бойниц и сторожевых огней три всадника смотрели долго, смотрели молча. Посередке Бурцев покачивал на прочном ремне подарок добжиньца — трофейную булаву. Справа сидел задумчивый Освальд, положив на высокую луку длинное рыцарское копье. Слева — замер с луком поперек седла Бурангул. Ну, прямо картина Васнецова «Три богатыря»!

— Моя вотчина, — нарушил вдруг тишину хриплый голос добжиньского рыцаря. — Это Взгужевежа. «Башня На Холме». Замок моих предков. Мой замок… Был моим, пока Конрад с Казимиром не отдали его тевтонам вместе со всеми добжиньскими землями.

Вот оно что?! Пришли, значит… Молчание длилось несколько минут. Потом заговорил Бурцев:

— Эх, сюда бы парочку хойхойпао!

— Чего-чего? — удивился рыцарь.

— Ну, требюше.

— Да, это бы не помешало, — согласился добжинец. — Хотя главную башню-донжон Взгужевежи не повредят даже самые мощные камнеметы.

— Как думаешь, Освальд, сколько человек сейчас в замке?

— При мне постоянный гарнизон не превышал полусотни солдат. Но, говорят, мой дед держал там целую сотню всадников. Впрочем, при необходимости Взгужевежа укроет и две сотни воинов. В замке есть погреба, амбары, склады, конюшня, есть колодец с родником.

— Двести защитников? — задумчиво переспросил Бурцев. — А больше?

— Максимум, две с половиной сотни. Хотя нет, вряд ли. Будет слишком тесно.

— Значит, их не больше, чем нас?

— Да, но они в крепости. В хорошей крепости, Вацлав.

— Тогда думай, Освальд! Для осады у нас кишка тонка. Нужно взять замок штурмом. И взять быстро. У любой защиты должно быть слабое место.

— У Взгужевежи — нет! — гордо заявил рыцарь. — Замок строили лучшие мастера добжиньской земли вокруг древней башни, возведенной в незапамятные времена неизвестным народом…

Незапамятные времена? Неизвестный народ? Неужто, в самом деле, арийская башня перехода?

— Взгужевежа неприступна, — убежденно подытожил Освальд.

— А тайные подземные ходы?

— Был один. Обвалился еще при моем прадеде.

— Но как же тогда тевтоны проникли в твой неприступный замок?

Освальд помрачнел:

— Я был на охоте, когда к воротам подъехали знатные куявские рыцари, сопровождавшие тевтонов. Именем Конрада, князя Мазовии, и его сына Казимира, князя Куявии, потребовали открыть ворота для мирного посольства ордена Святой Марии. Мой старик-отец не заподозрил подвоха. Ворота открыли, за мной был послан гонец с вестью о знатных гостях. Крестоносцы, однако, прибыли вовсе не с миром. Заняв внутренний двор, они заявили, что Взгужевежа, согласно договору с Конрадом Мазовецким и Казимиром Куявским, отныне переходит во владения ордена. Тевтоны потребовали сложить оружие. Отец с небольшим гарнизоном не успел укрыться в донжоне для обороны. Когда я прискакал, все было кончено. Куявцы и мазовцы уехали, над воротами развевался белый флаг с черным крестом, а на верхней смотровой площадке главной замковой башни появилась виселица. Среди повешенных я узнал отца…

Бурцев положил руку на плечо рыцарю. Ну-ну, старик… Только теперь он по-настоящему понял всю глубину и непроглядную черноту ненависти Освальда. Жить с таким грузом, в самом деле, непросто. Поневоле уйдешь в лес и посвятишь остаток своих дней мести.

— На требование открыть ворота тевтоны ответили мне смехом и стрелами, — с усилием закончил добжинец. — Хорошо, что мать не дожила до этого дня.

Снова молчание… Потом Бурцев заговорил по-татарски:

— Что ты думаешь, Бурангул? Как взять крепость?

— Может быть, когда откроются ворота, захватить наскоком? — предложил юзбаши. — Если напасть неожиданно, на свежих лошадях — есть шанс, что поспеем прежде, чем поднимется мост и опустится воротная решетка.

Бурцев перевел добжиньцу слова татарского сотника. Освальд угрюмо покачал головой:

— При малейшей опасности стража перерубит канаты и обрушит решетку вниз. А уже потом спокойно поднимет мост, сбросив любого, кто осмелится на него сунуться. Вот если бы…

— Что? — насторожился Бурцев.

— Если бы кому-нибудь из нас обманом удалось проникнуть внутрь, как сделали это в свое время сами крестоносцы, и хотя бы ненадолго захватить ворота… Да нет, пустое! Тевтоны не подпустят к стенам никого, кроме гонцов Конрада. А мы их перебили возле Глоговской переправы.

— Гениально!

Бурцев уставился на трофейную булаву. На него тоже смотрели. И Освальд, и Бурангул. Смотрели озадаченно, непонимающе.

— Освальд, ведь твои люди везут с собой уйму тевтонского барахла! Доспехи оружие, одежду…

— Да. И что?

— Прикажи им выложить все, что они захватили у послов Конрада. Пришло время пересмотреть трофеи. И примерить их.

— Думаешь, сработает? — оживился добжинец. Бурцев вспомнил, как Дмитрий после сражения на Добром поле едва не лишился уха из-за надетого в бою глухого куявского шлема.

— Сработает, — уверенно сказал он.

Не побитых щитов, не изрубленных доспехов, не помятых ведрообразных шлемов на поверку оказалось не так уж и много. Не перепачканных кровяными подтеками и не изорванных в бою белых накидок и плащей с крестами — того меньше. Собственно, полное снаряжение тевтонских братьев, которое не вызвало бы подозрений у защитников замка, удалось подобрать лишь для троих потенциальных диверсантов. Им и предстояло открыть ворота Взгужевежи.

О том, кто поедет к «Башне На Холме», спорили недолго. Освальд, как единственный человек в отряде, говоривший по-немецки не хуже самих крестоносцев, прошел вне конкурса. Да и никто не отважился перечить добжиньцу, жаждущему поквитаться с самозваными хозяевами своей законной вотчины и убийцами отца. Бурцев воспользовался правом вожака и сам готов был перегрызть глотку любому, кто встанет на его пути к Аделаиде. А из-за третьего орденского комплекта чуть не поубивали друг друга Збыслав и Дмитрий. Впрочем, ни тот, ни другой все равно не влезли в тесную кольчужку, миниатюрный панцирь и узкое сюрко. Не смог втиснуться в латы и дядька Адам. Зато Бурангулу доспехи пришлись впору.