Титус Кроу - Ламли Брайан - Страница 63

И тогда я понял, что при таком чудовищном ускорении сама вечность очень быстро может завершиться, и как только у меня мелькнула эта страшная мысль, я впервые услышал голос Тиании. Ты слышал ее голос, Анри, когда на нас в космосе напал Итхаква. Точно так же, как она предупредила нас насчет Гуляющего по Ветрам, которого я счел просто ментальной проекцией, сотворенной БЦК, вот что она сказала мне, когда я на бешеной скорости мчался в будущее:

«Нет, любовь моя, — сказала она. — Ты слишком сильно спешишь! Остановись! Остановись немедленно! В той стороне — только Конец!»

Ангел-хранитель? Разум часов, внутри которых я пожирал тысячелетия? Это часы телепатически обратились ко мне? Голос моего собственного безумия, зазвучавший у меня в голове из-за того, что мое сознание изнемогло от напряжения и созерцания всего того, что я прежде никогда не видел и что не предназначалось для глаз ни одного простого смертного? Все эти мысли мелькали в моем мозгу — и каждую из них я отвергал. Ты ведь сам слышал этот голос, Анри…

И я услышал его. И я понял, что это — Любовь, Красота и Истина, и в это же самое мгновение я начал отчаянный ментальный поиск тормозов моего корабля.

А теперь, Анри, представь, что ты сел в автомобиль, включи скорость — высшую скорость, вдави педаль газа в пол и смотри на спидометр: как стрелка клонится вправо до тех пор, пока не зашкалит, и тогда ты увидишь, что шоссе за ветровым стеклом превращается в серую дымку. Тогда убери руки с руля и изо всех сил нажми на тормоза. Вот фактически это самое я и сделал!

Безусловно, если учесть описанные мной обстоятельства, ты бы, скорее всего, погиб. Почти наверняка попал бы в больницу, а твоя машина бы разбилась, но, в любом случае, результаты были бы ощутимы и заметны физически. А мое путешествие пролегало не по обычной дороге, и я не был подвержен ни гравитационным нагрузкам, ни инерции — так, как это понимаем мы. Нельзя также сказать, что я на самом деле физически ощутил результат резкого торможения во времени, но ментально!..

Никакого ветрового стекла, через которое мое тело могло вылететь вперед, не было. Не было и жесткого асфальта, на который я бы рухнул. Я был слит со своей машиной и затормозил вместе с ней, но в то же самое мгновение, как началось это торможение, все мои чувства рванулись по инерции вперед, к самым дальним пределам времени. Это позволило мне на краткое время бросить взгляд на мертвые черные могилы, ожидающие всю материю и энергию в самом конце!

Я осознал это, я это ощутил, а в следующее мгновение… словно бы эластичная лента растянулась почти до разрыва, а потом сжалась… и мое сознание вернулось домой, в плоть и кровь. И в этот же миг я перестал управлять чем-либо и приготовился, как мне казалось, к неминуемой гибели.

Но, конечно же, я ошибся. Это была не гибель, а просто шок. Главный удар на себя приняло сознание часов, с которым мой разум пребывал в состоянии чего-то наподобие симбиотической связи. Нет-нет, я просто потерял сознание, и мне стало худо оттого, что… ну, если хочешь, оттого, что моя психика получила несколько паршивых синяков и ссадин.

Когда я очнулся, было очень холодно. Одет я был легко, в то, в чем покинул Блоун-Хаус: брюки, шелковая рубашка и смокинг. Холод пронизывал меня до костей. Я лежал уткнувшись лицом в пыльную землю. Повернув голову, я увидел, что лежу, наполовину вывалившись из корпуса часов, в пыльной котловине между невысокими холмами. Их серая цепь виднелась на фоне темно-синего неба.

Поначалу я подумал, что это поздний вечер. В зените стояла огромная, разбухшая луна… но — оранжевая луна?

И вдобавок кто-то щекотал мою шею!

Я вскрикнул и откатился в сторону от неведомого врага, вскочил на ноги, но тут же пошатнулся и упал. Голова закружилась, меня замутило. Передняя панель часов была открыта. Они выглядели, как всегда, загадочно, а их беспорядочное тиканье стало до странности тихим. Что-то медленно ползло мимо часов, озаряемое лиловым светом, льющимся изнутри корпуса.

Тварь была длиной в восемь-девять дюймов. Ее покрывала густая щетина, и из-за этого она была похожа на большую гусеницу. Ни глаз, ни рта я у этого лохматого существа не разглядел. Перед глазами у меня поплыло. Я осторожно ощупал кружащуюся голову и глубоко вдохнул — вернее, попытался сделать глубокий вдох! Но черт побери, что случилось с моими легкими? Ничего — просто воздух оказался очень разреженным. Значит, я оказался в высокогорном районе. Только этим мог объясняться холод и разреженность воздуха. И к тому же я попал в далекое будущее — но насколько далекое?

Ползучая тварь, которая двигалась очень медленно, приподняла переднюю часть своего пушистого тела и словно бы заглянула внутрь корпуса часов. Кем бы оно ни было, это существо, похоже, не желало мне зла. И я ему точно не желал. На самом деле я уже знал, что мои часы способны на многое. Они не только могут путешествовать через время и пространство. Они способны переносить материю в пространстве и времени, сохраняя при этом стационарное положение! И почему-то — сам не знаю почему, я вдруг уверился в том, что пушистого существа мне бояться не стоит. Оно было безвредно, как котенок без когтей. Поэтому, не дав пушистой гусенице забраться внутрь корпуса часов, способных перемещаться из одного измерения в другое, я шагнул вперед и схватил неведомую зверушку. Большущая гусеница мгновенно забралась ко мне под пиджак, как сделал бы замерзший котенок, и я понял, что прежде всего ее привлекло тепло моего тела. Инстинктивно я назвал пришельца «Кис». Поглаживая его пушистую шерстку, я стал глядеть по сторонам и осматривать сумеречные холмы.

— Кис, — сказал я зверушке, — пожалуй, с вершины этих холмов я мог бы лучше разглядеть окрестности. Как насчет того, чтобы мы с тобой забрались наверх и посмотрели, что стало с планетой?

Почва на склоне холма была чрезвычайно сыпучей. Ее покрывали чешуйки серо-коричневой ржавчины. Но тут и там попадались горизонтальные слои более плотной почвы, и мне удавалось использовать их в качестве точек опоры. По мере подъема я заметил еще двух пушистых гусениц. Через некоторое время из норки вылезла еще одна. Ближе к вершине я увидел целую компанию пушистых ползучек. Они сгрудились около серо-зеленого кустика и, похоже, поедали его колючие полузасохшие веточки и поникшие листья. Я не стал задерживаться и более внимательно разглядывать это зрелище. Я опустил моего маленького приятеля на землю, оставил среди его сородичей около кустика, а сам пошел дальше, тяжело дыша и хватая ртом воздух. Наконец я остановился на вершине холма.

Вот когда я ощутил первые признаки невероятного страха, от которого мои зубы застучали еще сильнее, чем от леденящего холода, и волосы на затылке встали торчком. Нет, это был не просто страх. Я стоял на холме, ужасаясь от пейзажа, который лежал передо мной в конце моего фантастического путешествия. Ибо это действительно были сумерки Земли. Я стоял у смертного одра планеты, и если нужно было какое-то доказательство, то это доказательство сейчас висело в виде отвратительного бледного серпика в небе над далекими горами. Это была луна, а раздутый оранжевый шар прямо над моей головой мог быть только солнцем — некогда золотым и огненным, а теперь ставший тусклым и умирающим!

Слабый, призрачный ветерок пошевелил пыль веков у меня под ногами. Я с болью вдыхал разреженный воздух и медленно поворачивался на месте, чтобы увидеть и запомнить все в этом пейзаже, на этой планете, разоренной временем. Моя наблюдательная точка находилась несколько выше окружавших холм окрестностей. Я стоял как бы на краю кратера. Скорее всего, моя машина времени приземлилась на дно этого кратера. По всей видимости, теперь, когда атмосферная оболочка Земли так истончилась, сюда стали гораздо чаще падать метеориты. Я оглянулся, чтобы посмотреть на свои часы, оставшиеся позади, ниже того места, где я теперь стоял. Меня успокоило странное лиловое сияние, в круге которого безмолвно стояли часы, словно некий корабль пришельцев в лунной долине.