Неожиданное осложнение (ЛП) - Колетт Джанин - Страница 61

Он жив.

Машина скорой, в которой находится он, прибывает в больницу раньше моей, и его спешно увозят внутрь. Мой случай не такой срочный, так что меня провозят через приемное отделение и к кровати в углу. У меня с собой нет телефона, так что я прошу дать мне позвонить.

И звоню своим родителям. Мама начинает паниковать и, вероятно, будет причитать всю дорогу сюда. Папа, скорее всего, будет молчать, предпочитая нервничать молча, все держа в себе.

По громкой связи объявляют красный код^[8]. И знаю, ужасно, что я думаю так, но я надеюсь, что это умирает кто-то другой. Я не могу потерять Адама. Не сейчас. Не в ближайшие шестьдесят лет.

Когда офицер подходит, чтобы опросить меня, первое, что выходит из моего рта:

— Как Адам?

У него нет для меня никаких ответов. Ему нужны детали сегодняшней ночи. Так что я рассказываю их. Каждый ужасный момент. Сцена, продолжительностью пятнадцать минут растягивается больше, чем на сорок пять. И, у меня такое чувство, что я прожила все те мгновения раза три.

Мои родители приезжают как раз тогда, когда медсестра забирает меня для прохождения тестов. Я заверяю их, что со мной все нормально, и потом меня увозят. Уверена, мое МРТ покажет ненормальную активность, так как мозг не может перестать думать со скоростью миллион миль в минуту.

Уже прошло достаточно времени. К этой минуте он уже должен был вернуться из операционной.

— С тобой все в порядке? — мама хватает меня за руку, когда я снова оказываюсь в приемном отделении, цепляясь за меня, словно я могу исчезнуть. — Нам сообщили лишь детали. Он... он...

— Нет, мам, — успокаиваю я ее. — Не произошло ничего ужасного. Адам подоспел вовремя. И мне необходимо знать, где он.

К моей кровати подходит папа.

— Мы уже спрашивали, дорогая. Они ничего нам не скажут.

— Я звонила его маме. Вероятно, она уже здесь, — добавляет мама.

— А как насчёт Нико? Он где-то на улице. Он может...

Я замолкаю, когда папа похлопывает меня по плечу, заставляя меня замолчать.

— По всей больнице расставлены полицейские, ожидающие, когда Адам появится из операционной. Здесь вы в безопасности.

Я поднимаю руку к голове и внезапно ощущаю головокружение, комната качается из стороны в сторону. Закрываю глаза, чтобы заставить это ощущение уйти, но от этого меня лишь начинает мутить. Должно быть, мама замечает, что что-то не так, потому что незамедлительно оказывается рядом, кладя руку мне на спину, и удерживает передо мной круглое розовое корыто. А папа придерживает мои волосы, пока я опустошаю желудок.

— Это один из признаков сотрясения, — говорит врач.

Красивая женщина с вьющимися каштановыми волосами и большими глазами. Под расстегнутым халатом на ней футболка из сказки «Красавица и Чудовище». На бейдже имя доктор Грей Дитто.

— Вы педиатр? — спрашиваю я, когда она заходит.

Мои родители все еще рядом, помогают мне принять вертикальное положение.

Доктор Дитто смотрит на свою футболку и смеется.

— Нет. Просто мечтательница. На прошлой неделе мы с детьми ходили на мультик Дисней, и я все еще не готова расстаться с магией.

Обычно я привыкла верить в волшебство, но по какой-то причине не могу избавиться от ужасного чувства. И меня снова тошнит.

— Мы госпитализируем вас. Ваши анализы чисты. Нет кровоизлияний в мозг, но на основании ваших симптомов, — она указывает на меня, ее ручка зависает над розовым корытом, — у вас сотрясение второй степени. Мы оставим вас на ночь для наблюдения.

— Со мной все нормально, — отвечаю я. — Просто хочу домой.

Она наклоняется и включает флуоресцентные лампы над кроватью. И голова взрывается от боли - жгучий, мучительный кулак отбивает ритм прямо у меня в мозгу. Я невольно зажмуриваюсь. Отворачиваюсь от света, утыкаясь в мамино плечо.

Доктор Дитто убирает свет.

— Да, вы определенно останетесь на ночь.

Открываю глаза и смотрю на нее. На ее лице улыбка, и она что-то записывает в белый блокнот.

— Пока эти симптомы не исчезнут, вы никуда не пойдете. Мы дадим вам лекарства от тошноты, а также ибупрофен от боли, — говорит она, когда она начинает выходить за дверь.

— Доктор, — зову я. — У вас есть информация об офицере, который поступил со мной?

Она качает головой.

— Уверена, доктора делают все, что могут.

Стоит ей выйти из палаты, моя голова начинает пульсировать.

Мои родители остаются со мной, когда медсестра приходит с новой кроватью. Я заползаю на нее и позволяю ей провезти меня через приемное отделение, по длинному коридору, вверх на лифте, в другой коридор с постом медсестер и в палату. Она двухместная, но вторая кровать пуста.

Приходит другая медсестра, и представляется. На ней темно-бордовый халат, и у нее передвижная тележка с ноутбуком. Она сканирует мой больничный браслет, а затем протягивает мне маленькую белую чашку и еще одну таблетку, которую вытащила из пакета.

Солнце проглядывает сквозь жалюзи. Мои родители выглядят так, словно отлично покутили, учитывая тёмные круги у них под глазами, потекшую тушь у мамы и бледное лицо папы.

— Идите домой и отдохните.

— Нет, — мама непреклонна. — Мы останемся, пока они не скажут, что ты можешь вернуться домой.

Я вздыхаю.

— Я действительно устала, и если вы будете здесь, я не засну. Док сказала, что мне нужно отдохнуть, — частично это правда. Мое тело истощено, но то, что они здесь, не помешает мне уснуть.— Идите, — настаиваю я. — Возвращайтесь днем. Вам нужно быть отдохнувшими, если собираетесь заботиться обо мне, когда я вернусь домой. Я ожидаю от вас обоих круглосуточного ухода, включающего завтрак в постель, — посылаю им дьявольскую улыбку. Зная своих родителей, у папы к обеду будет готова масса вкусностей, а мама свяжет плед с изображением котенка.

Моя мать выглядит несогласной, когда папа кладет ей руки на плечи.

— Пойдем, Пэмми. Мы вернемся через несколько часов.

Вот так я остаюсь одна в своей больничной палате. Поворачиваю голову и смотрю на металлические решетки оконных жалюзи. Сквозь них видно не так уж много. Все, что я вижу, это солнечный свет, проходящий сквозь грязное окно. Осматриваю комнату. Одинокая кровать рядом с моей. Занавеска, свисающая с потолка, открыта. Несколько пустых стульев и тумбочка. Я стараюсь сфокусироваться на квадратах на линолеуме, но мои веки тяжелеют. Истощение, с которым я сражалась, накрывает меня.

Угрожающие темные глаза скользят по моему обнаженному телу. Красная ткань разрезана, оставляя мою грудь обнаженной. Он снова использует нож, разрывая мой лифчик и царапая кожу. Кровь течет по моему телу, леденея, прежде чем попасть в пупок. Мое тело превращается в лед от того, что его выставили напоказ и открыли жуткому взору чудовища.

У него полно золотых зубов и он извергает проклятия. Опускается к моей шее и кусает кожу. Я пытаюсь бороться с ним, но не могу. Я парализована. Мои руки не могут оттолкнуть его. Ноги отказываются пинать. Я хочу, чтобы мое тело сопротивлялось, но оно неподвижно.

Руки Нико хватают разорванную ткань внизу моего комбинезона, и он разрывает ее дальше, пока я не оказываюсь обнаженной до кончиков пальцев. Я пытаюсь кричать. Но он отрезает мне язык. Все, что я могу сделать, это позволить слезам катиться по лицу, пока я молюсь за Адама.

Он расстегивает ремень и затем резко молнию. Я поворачиваю голову, чтобы отвести взгляд. И от того, что вижу, у меня перехватывает дыхание.

Адам лежит в луже крови на полу рядом со мной. Его некогда яркие глаза безжизненны, а сам он мертвый лежит на ковре.

Я хочу добраться до него.

Хочу помочь ему.

Я хочу умереть.

Но не могу даже попросить об этом.

— Лия. Проснись, Лия. Успокойся. Дыши глубоко, — говорит мне женский голос.