Под сенью исполинов (СИ) - Калинин Никита - Страница 24

– Да уж… Мистика. Моё тебе мнение: чего-то слишком дохрена стало этой мистики! Милош сквозь переборки ходит. Буров в эфире Высоцкого выудил.

– В смысле – Высоцкого?..

– Того самого, Ромка, того самого… Как – не спрашивай. Я сам ничего уже не понимаю…

Невольно пришли на ум слова Бурова про два варианта, которые сам он считал равноценно неправдоподобными. Дело обстояло схожим образом. Ну не спел же кто-то тут, на Ясной, голосом Владимира Семёновича, да ещё и под гитару! Под какую гитару, ну ‍от​куд​а т​ут ги​та​ра?! Но столь же невероятным представлялось и то,‍ что кто-то перед запуском контрабандой протащил на «Герольд» записи великого барда конца прошлого столетия. Хотя… если учесть, что в тридцать восьмом году исполнялось ровно сто лет со дня его рождения, то, наверное, мог бы найтись энтузиаст. Вот кого-кого, а энтузиастов в России хватало всегда…

– Связь, проще говоря, не наладили.

– Нет. Буров говорит, что кроме Высоцкого в эфире никого. Так что… Так что будем ждать, пока Ренате станет лу…

– Я готова, – игнорируя удивлённые взгляды, Неясова стояла в проёме и с усердием поправляла китель, словно просто долго собиралась, а не лежала в послеобморочном состоянии.

– Рената Дамировна…

– Александр Александрович! – наперекор воскликнула капитан: твёрдо и бескомпромиссно.

Вот умеют порою некоторые женщины придать своему голосу тон, лишающий большинство мужчин всяческих аргументов. Наверное, именно такие женщины – с гипертрофированным материнским инстинктом и несгибаемой волей, и были некогда самыми деспотичными властительницами в матриархально устроенных обществах.

В действительности ей по-прежнему владел страх. В полузабытие Ренате привиделись опустевшие модули, покрытые толщью сероватого снега. Она помнила, что из девятнадцати человек на злополучной Хиц-3 выжило всего четверо, и их счастье, что в том числе оказалась психосервер. В противном случае, отправленная для поиска колонистов экспедиция вернулась бы ни с чем. А они погибли бы.

– Ведите, – капитан Неясова указала коллегам на коридор.

Уже складывалось впечатление, что не обнаружить‍ Б​уро​ва ​в ген​ер​аторной в дневное время – предвестник неприятност‍ей.

– На концерт? – хохотнул чем-то явно взбудораженный инженер, стоило всем троим вернуться.

– А он продолжается?

– Да, – Буров махнул на табурет около радиопульта. – Можете послушать.

Только вновь войдя в генераторную, Рената поняла, что сглупила. Раз уж надежды на традиционную связь не осталось, можно же было и не ходить сюда. Ведь никто не заставлял её сканировать планету сидя именно тут, дыша ужасно колючим, сухим воздухом, от которого ей сплохело.

Вслух она ничего не сказала. Просто села ровно на ту же табуретку, с которой упала какое-то время назад и приготовилась. Да и вроде получше стало…

Поиск психоактивности первого типа являлся отдельной дисциплиной на факультете. Сложной, если не самой сложной. Но преподаватели успокаивали: это из-за большого количества посторонних импульсов, ведь на территории Союза после войны жило никак не менее пятисот тысяч женщин со способностями психосервера. Мол, в реальных условиях всё куда проще: на чужой планете найденный импульс попросту не может быть посторонним.

– Я могу упасть, – предупредила капитан Неясова, прилежно укладывая ладошки на колени. – Но приводить меня в чувства опасно. Слышите? Вика обо всём в курсе. Если что – пусть наблюдает.

Присутствующие сделали вид, будто информация для них – новая. Между тем, Нечаев не преминул отправить Виктории соответствующий сигнал. Пусть будет наготове.

Рената закрыла глаза и медленно опустила барьер, полностью отдаваясь во власть Ординатора. Она прекрасно помнила каждый шаг, необходимый для успешного сканирования. И готова была на всё.

Но что-то сразу пошло не так.

Вместо непроглядной темноты, сродни той, из которой космопроходцев выдёргивал Ординатор, вокруг клубилась и завивалась непонятная серо-синяя хмарь. Она была неоднородна, то и дело внутри угадывались странные очертания. А ещё, Рената ощущала себя отдельно от Ординатора, будто бы во плоти…

Хмарь растеклась вокруг. Очертания становились чётче, линии проступали всё быстрей, соединяясь в ровные силуэты домов и грубые перекрестия зарешёченных окон, из которых вдруг заструился разнотонно свет…

Рената закричала, осознав себя стоящей на сером крупном песке, среди холода безликих теней и колющего отчуждением света одинаковых домов. Но звук, зародившись в глубине груди, там и остался. Не найдя хода наружу, он обернулся жгучей болью. Тогда она попыталась закричать сильней, надеясь очнуться. Но комок боли только вырос, стал давить изнутри, опускаться ниже, сминая внутренности.

Взвыла сирена воздушной тревоги. Звук по-прежнему тут не существовал, Рената просто знала, что город окутал оглушительный вой – предвестник смерти. Тени, источавшие смертельный холод, шедшие до этого строго в одном направлении, бросились вдруг в разные стороны, проходя друг друга насквозь.

Она упала на четвереньки, загребая пальцами серый холодный песок. Боль в животе вынуждала беспрерывно и беззвучно кричать, отчего сама же и усиливалась, нарастая подобно снежному кому. Но остановиться, замолчать Рената была не в силах…

Прямо перед ней, на ненавистном песке, лежала петлица: два разлетающихся в стороны транспортных самолёта с человеком на парашюте по центру. Слёзы хлынули, полились солёным потоком, когда она коснулась её пальцами. И тут же внутри неё всё будто взорвалось.

Холод серого песка вокруг женских колен жадно впитывал тепло крови, обильно потёкшей по внутренней стороне бёдер…

О сборе в кают-компании экспедицию оповестил Ординатор. Командир выглядел озадаченно, но уже не так, как накануне выхода в эфир. На лице его читалась уверенность, как будто он принял для себя некоторое решение.

Виктория поменялась ролями с Ренатой – теперь она ухаживала за ослабленной после неудачного сканирования коллегой. Если обморок ещё как-то можно списать на случай, на атмосферу в генераторной и так далее, то второе падение и отключка, из которой Рената еле выкарабкалась, уже не умещалась н‍и ​в к​аки​е рам​ки​. Хоть Грау и носила звание старшего лейтенанта, ‍специфика должности позволяла ей запретить Неясовой какую-либо активную деятельность в качестве психосервера.

Тем более, случившееся с Ренатой ощутили все. Ну, кроме Бёрда, естественно, и той же Милош.

Каждый прекрасно понимал, зачем группа собралась. Дело шло к обсуждению возможного отступления.

– Итак, – Подопригора хлопнул ладонями по столу, что-то его во всей этой ситуации неуловимо веселило. – Предлагаю обсудить произошедшее.

– А что, разве что-то случилось? – недоумённо вскинул лысые брови Бёрд и посмотрел на сидящего рядом Ганича, словно ожидая, что тот примется всё ему растолковывать.

– Случилось, Майкл. Нам не удалось выйти на контакт с колонистами с помощью радио. И возможностей психосервера у нас тоже теперь нет.

Рената поморщилась, словно её отчитывали за какой-то проступок. Вика, видя это, по-дружески сжала её руку.

– А это означает, что у нас нет шансов обнаружить колонистов. Тимофей Тимофеевич весь сегодняшний день, почти, крутил бегунок.

– Ну песню же кто-то запустил в эфир! – Нечаев отклонился и скрестил на груди руки. Ему очень не нравилось направление, в котором двинулся разговор.

– Её могли запустить, песню эту, ещё хрен знает сколько лет назад. И ты, Рома, не хуже меня знаешь это.

– Она не одна…

– Что?

– Она не одна там, – громче повторил Буров, прочистив горло. – Я насчитал тридцать три песни. Целый концерт Высоцкого.

– Леонид Львович, кто такой Высоцкий?.. – наклонившись к Ганичу, тихо спросил Бёрд. Тот вроде раскрыл рот, но передумал, махнул только рукой: ‍по​зже​, м​ол, о​бъ​ясню.

– Пусть так. Это ничего не меняет. Контакта‍ с колонистами нет, и это главное.