Под сенью исполинов (СИ) - Калинин Никита - Страница 36

Ещё Павлов предположил, что она реагирует на свет. Чем, кстати, погрузил Грау, как ксенобиолога, в пучину размышлений на тему органов чувств лесной охотницы. Или охотниц. Хотя о количестве их большем, чем одна, думать не хотелось. Пусть уж Карина окажется альфа-хищником Ясной, да ещё и единственным желательно! Комок к горлу подступал при мысли о существе, стоящем выше её в пищевой цепочке.

Успокаивало, что на всём протяжении пути смеха её не слышалось вовсе. Вот уже четыре часа разведчики шли по направлению к отрогу.

Двигаться без фонарей в призрачном тумане было практически невозможно, ведь ночное зрение заволакивало чешуйчатый лес сплошной молочной пеленой. Перебрав ещё пару вариантов, среди которых имелось тепло- и совсем уж экзотическое электромагнитное видение, люди остановились на варианте хоть и опасном, но привычном – подствольные фонари винтовок включились на малую мощность. Так распорядился Нечаев, руководствуясь предположениями Грау: смех гадины есть не что иное, как эхолокация. Зрение, видимо, у неё рудиментное. Только откровенно яркий свет способен привлечь её внимание. Наверное.

Заметив движение впереди, Роман резко остановился. Песок метрах в десяти-двенадцати вдруг заметно взбугрился, точно кто-то хотел вылезти на поверхность, но в нерешительности замер. Едва группа заняла круговую оборону, как позади тоже вздыбилась белая поверхность – сначала в одном месте, затем в другом. Вскоре таких бугорков в зоне видимости было не менее десятка.

Датчики движения, настроенные Бёрдом, отчего-то молчали. Нечаев подумал высказать в локальный эфир, под что конкретно затачивались руки программиста, отвечавшего за те датчики, но не успел.

Десятками фонтанов песок единовременно взлетел вверх в разных местах. Грянули три-четыре выстрела, прежде чем команда «отставить» возымела эффект.

На месте песочных бугорков образовались неглубокие ямки диаметром поменьше метра. Внутри угадывалось некоторое движение, мало того – чётко прослеживалось исходящее оттуда свечение. Роберт не удержался, и пошёл к ближайшему углублению.

– Я осторожно, – заверил он, упреждая возгласы коллег.

Павлов остановился в двух шагах от края, прекрасно помня свойства местного песка. Ямка действительно была неглубокой. И что-то на дне её шевелилось под слоем песка, напоминая движения множества ползающих по кругу змей. Роберт стоял и светил фонарём, словно точно знал, что это ещё не всё. Что что-то вот-вот произойдёт.

Нечаев огляделся. Непохоже, что они были окружены. Легко угадывался путь, свободный от песчаных воронок.

– Двигаем! – скомандовал он.

– Сейчас что-то будет! Командир! Будет! – Павлов двигал винтовкой вперёд-назад, словно луч её фонаря физически утыкался в указываемое им место.

– Сомкнуться!

Экзотела глухо ударились спинами и плечевыми щитками. В следующую секунду из-под песка полезли фосфоресцирующие голубым длинные червеобразные существа. От их секционных тел толщиной в три человеческие руки в разные стороны тянулись волнообразно шевелящиеся усики с еле заметными огоньками на концах. Лес заметно светлел.

Космопроходцы сгрудились, готовые в любой момент открыть огонь. Но прошла минута, за ней другая. Ничего не происходило. Черви, явив себя чуть более чем на человеческий рост, вдруг замерли в различных положениях и уже не двигались. Продолжали синхронно шевелиться разве что многочисленные усики по всей протяжённости их тел. Этим черви очень напоминали земных коралловых полипов, актиний, чьи тоненькие щупальца одновременно колышутся под воздействием водных масс.

– Зря стреляли, – посетовал Бёрд.

– Главное – не старайтесь прислушиваться, – в очередной раз напомнил майор.

Группа двинулась, обходя выросшие из-под песка живые фонарные столбы. С их появлением лес значительно посветлел, сделавшись похожим на грот в прибрежных скалах, залитый голубоватым светом от морской воды. Ассоциацию отлично дополняли редкие просветы высоко в сросшихся кронах.

Никто не заметил, как упал показатель влажности, пробив порог в шестьдесят процентов.

В метрах трёхстах от опушки космопроходцы наткнулись на ещё одного высушенного клеща. Складывалось впечатление, что его пытались тащить к выходу из леса: несколько ходовых лап было отломлено, на песке нечётно виднелся след от волочения.

– Не доела? – кисло усмехнулся Нечаев.

 Выходить на открытое пространство не спешили. Роман остановил группу у самой кромки леса, жестами расставил по огневым точкам. Стоило подождать и понаблюдать.

Прогалина на этот раз оказалась гораздо обширней. От укрывшихся за стволами космопроходцев до почти отвесной скалы, с которой начинался отрог, уместилось бы не меньше десяти футбольных полей.

В центре, соединённые меж собой в форме буквы «Г», виднелись два планетарных модуля, находившихся, как и оба челнока до этого, на песчаной возвышенности. Интересно, но и сам взгорок имел форму той же литеры. Определённые выводы напрашивались сами: либо при посадке подобным образом вздымало песок воздействие человеческих аппаратов, либо же он, песок этот, отчего-то поднимал их уже после посадки. В любом случае, явление заслуживало внимательного изучения.

Наконец-то, подумал Роман, вглядываясь в модули с трехкратным приближением. Он не тешился надеждой, что на входе их встретит престарелая доктор Кислых в вязаном платке, держа испечённый по случаю каравай, щедро обрамлённый солью. Но модули – это не челноки уже.

Планетарный модуль и есть колония. Первые два «Герольда» комплектовались исключительно челноками. Их отправили к Анубису и Марсу. На челноках космопроходцы и пробуждались, и жили, как, например, в небезызвестной «Маркизе». Челноки целиком и полностью заменяли людям дом и рабочее место.

Позже ввели в строй модули. От челноков они отличались во-первых размерами и геолокационной мобильностью. Модули были значительно больше и могли перемещаться по поверхности планеты, но скорее с целью корректировки местоположения, нежели в качестве транспортного средства. Во-вторых, способностью герметичной стыковки между собой. На Цереру-3, к примеру, полгода назад даже отправили «Герольд», загруженный исключительно планетарными модулями, из которых на планете уже состоял целый город. В-третьих, отсутствием квантового оборудования, что высвобождало немалое количество электроэнергии.

Спустя час наблюдения не принесли никаких результатов, и Нечаев отдал приказ выходить. Снова зажужжал позабытый было злосчастный сервопривод.

Когда группа преодолела половину расстояния между лесом и модулями, Роману вдруг показалось, что за ними наблюдают. Редко такое чувство возникало, но ещё реже обманывало.

– Оружие стволами вниз!

Если это колонисты, то стоило бы предугадать их удивление при виде приближающихся синтетиков Альянса, да ещё и броско раскрашенных жёлтым по антрацитово-чёрному вместо привычного защитного. Хорошо ещё, что не палят пока.

На всякий случай Роман взял свою винтовку за дуло и поднял вверх. Так он дошагал до самого подножья Г-образного песчаного холма.

А если это не колонисты? Датчик движения вдруг слабо и неуверенно вякнул, указывая цель на самой опушке. Нечаев тут же остановился, включая двукратное приближение.

Ничего. Вряд ли это Карина. В прошлый раз она не приблизилась к свету даже на расстояние двадцати метров. И едва ли это клещи. Те вообще не водились близко к опушке, презирая свет местной звезды. Могли, конечно, быть ещё всякие зверушки, но Роман отчего-то подумал о другом.

Ещё до того, как пришедший в себя Буров озвучил эти две мысли, Роман передумал их уже со всех ракурсов. Во-первых, синтетик, ворвавшийся к нему в генераторную, определённо не был обычным. Хотя бы потому, что если обычный синтетик наносит человеку повреждения, то несовместимые с жизнью. Он убивает. Значит, синтетик необычный. Вывод напрашивался сам по себе.

Словосочетание «человек Макленнора» в устах Бёрда носило разве что пренебрежительный окрас. Роман же начинал подозревать, что Майкла для того сюда и отправили, чтобы выяснить что-либо о драгоценном экземпляре. Но тут тоже возникала двоякость: никто не гарантировал же, что внутри экзотела не засел какой-нибудь свихнувшийся тип, пробывший на чужой планете хрен знает сколько лет! Да ещё и в обществе Карины – от такого любой возгорится идеей крушить черепа направо и налево, презрев мораль и членораздельность речи!