Воин Донбасса (СИ) - Пересвет Александр Анатольевич - Страница 45

Грубая аналогия, но, в общем, рабочая. Полного доверия ни у кого ни к кому тут нет. Кроме ближайших родственников и друзей. Потому как война. Очень даже высококонкурентная среда. Прос… пал, ну, или промямлил гуманитарку — умирай с голода. Социальные столовые начали открывать совсем недавно — с ноября. И мало их. Особенно на периферии. А больше многим кормиться и не с чего…

Но всё же настоящей подляны люди этой войны друг от друга не ожидают. За исключением политического уровня, конечно. Хотя… Впрочем, там речь идёт уже о подлянах масштаба той, на которой в буквальном смысле слова сгорел хороший человек Сан Саныч Бледнов. Этот уровень уже не подлянами играет… И даже не смертями, а…

Полным уничтожением…

Ладно, дело не в этом, как говаривал дорогой шеф «Антея».

А в том, что охранница эта рыночная переступила где-то грань, где здоровое недоверие столкнувшегося с нею превращается в не менее здоровое подозрение. Ну, или должно превратиться, ежели жизнь дорога…

Алексей тихонько поднялся с колена — на котором, оказывается, так и продолжал стоять! — и тихонько, на цыпочках, прокрался к двери. Приоткрывать не стал — не такой дурак, как эта хабалка ополченская, — но аккуратненько лёг на пол возле двери и приник ухом к щели под нею.

Краем глаза отфиксировал вторую койку в палате, попавшую в угол зрения. Не заправлена, но пустая. Соседка была, но куда-то смылась. Когда? Зачем? Когда вернётся? А если сейчас?

Снаружи доносилось лишь какое-то бухтение. Ополченка явно с кем-то говорила и явно по телефону, но о чём — этого было не разобрать. Караульного начальника вызывала? Да ладно, не надо песен! Нет у неё караульного начальника, по всему видно! Тогда — что за охрана такая?

Он упруго поднялся на ноги. Вот чёрт! — ведь и от Ирки он просто так уйти не может! Надо же хоть посидеть с человеком, поговорить о чём. Чая хоть сварить — вон чайник на столе! Конфетками угостить, её любимыми, шоколадными… Опять же — мандаринки, абхазские, каким уж неведомо путём залетевшие сюда, в войну и нищету Луганска первой зимы независимости.

Хотя торговля — как вода: дырочку найдёт. Луганские магазины не назовёшь бедными. Не Москва, но… Брянск — ну, почти. Но в принципе есть всё. И мандаринки. Для Иринки. Как вкус из детства. Новый год — мандаринки. Хоть кило — но всегда отец приносил. Вчера и у Мишки они были. А вот у него, у Лёшки, не нашлось. Забыл! Вспомнил вот теперь…

А главное — как её оставить, Ирку, в такой-то подозрительной ситуации?

А… ладно! Идут они все в баню! Ополченки, охранницы, комендачи, эмгэбэшники… Сегодня он будет ублажать свою девочку! Ну-у, не в том, конечно, смысле. Но будет делать ей хорошо — насколько то можно сделать контуженной близким взрывом женщине в больнице посреди войны…

Дальнейшие полчаса он честно стремился доставить хоть сколько-то радости своей контуженной взрывом женщине. Передал ей новый телефон с новой симкой, с обозначенным в списке контактов его, Алексея, новым номером. Передал приветы от всех знакомых, от её матери и сына, сказал про их желание навестить её сегодня после обеда. Подсовывал Ирке мандаринки, конфетки…

Рассказал ей про перешедшее уже в категорию забавных происшествие на дороге, поведал, что через хозяйку квартиры следствие уже пало на след злодеев, рассказал пару баек про контузии, после которых в людях открывались необычные способности. Изящно, как ему показалось, уклонился от ответа на вопрос, где же ночевал, оказавшись без жилья. Мол, сначала посидел с водителем Митридата, затем рванул в расположение, там ребята встретили, с ними говорили… В общем, пару часиков сна и урвал всего. А утром — уже с Томичем на квартире подбитой встретился…

В какой-то момент открылась дверь. Лёшка едва не выхватил пистолет, вновь ожидая, что придётся окорачивать зарвавшуюся и — параллельно сознание его всё более утверждалось в этом выводе — крайне подозрительную ополченку.

Но то была соседка Ирины по палате. Судя по умелому макияжу и общей ухоженности — довольно обеспеченная женщина. Поздоровалась, пристроилась на своей койке, послушала, как Ирка звонит с новой симки домой и успокаивает маму, молвила: «Ну, не буду вам мешать», — и снова ушла.

Вот тогда, помолчав с полминуты, во время которых неотрывно изучала лицо Алексея сухими, почти воспалёнными глазами, Ирка и проговорила:

— Ты теперь меня бросишь?

Он даже не растерялся — просто удивился. Этого она не могла взять ниоткуда. За всё это время он действительно ни разу не вспомнил о Насте и ни разу, был уверен, не мог сбиться с волны любви, направленной на Иришку.

— С чего ты взяла? — спросил он удивлённо.

Она ещё раз впилась в его глаза своими — которые вдруг представились ему иголками.

— От тебя пахнет женщиной, — уверенно заявила Ирка. — Ты сегодня ночевал с женщиной.

Нет, ну это же невозможно! Она что — экстрасенс?

Но он знал — как вовремя сегодня только вспоминал про то! — что признаваться в подобных случаях нельзя! Никогда и ни в чём!

Он нежно приложил палец к её губам:

— Глупенькая! Да когда бы я успел? Да и кто мне тут нужен, кроме тебя?

Она продолжала неотрывно смотреть на него.

— Знаешь, — сказал он, поцеловав её вдохом, тянущим девичьи губы к своим, — тут просто другая ерунда. А ты это неправильно, малыш, понимаешь…

Провёл ладошкой по её груди, закрытой одеялом.

— На самом деле ты права: мысли ещё одним заняты. И женщина замешана, ты права…

Ухмыльнулся, сумев не обратиться мыслью к Насте.

— Стоит там, снаружи. И кажется мне очень подозрительной. Не должно быть её тут. И не должна она так себя вести. Похоже, пасёт. Меня или тебя. Понимаешь, охотятся за мной. Не случайно и в окно нам пальнули…

Ну да, сложновато представить себе случайный выстрел из гранатомёта…

— Так что прости, половина мыслей действительно на той тётке сосредоточена. Но ты, надеюсь, не рассчитываешь, что я тебя брошу ради неё?

Шутка. Не самая, признаться честно, мудрящая. Но основная цель, похоже, достигнута: горькие складки возле Иришкиного рта несколько разгладились.

Чтобы закрепить эффект, Алексей достал свой телефон и набрал контакт Томича.

Тот откликнулся сразу, словно уже держал трубку в руке.

— Серёг, это я, — сказал Кравченко, улыбаясь глазами Ирке. — Слушай, ты своих никого не направлял в областную клиническую? Да, куда Ирину… Да тут, понимаешь, какая-то тётка комендантская отирается. Говорит, будто для охраны поставлена… Да, давай, высылай. Есть самому не высовываться!

— Вот и всё, — резюмировал он, пряча трубку. — Сейчас важный опер из комендатуры пришлёт группу, а та разберётся со всем. Что за тётка и что тут делает…

Уже потом, сопоставляя все эпизоды дальнейших событий, Алексей понял, что своим непонятным мистическим вопросом Ирка, возможно, спасла им обоим жизнь. Ибо именно услышав отрицательные ответы от Томича, он, наконец, сам для себя достроил окончательно понимание. А именно: что происходящее сейчас, в этом госпитале, вокруг него — опять вокруг него! — не шутки. И что дело может оказаться куда сложнее того, чтобы поставить на место — раком, как положено, — зарвавшуюся рыночную торговку, пришипившуюся к комендатуре. К комендатуре ли вообще? Не из той же ли банды эта толстая девушка, от которой к нему в квартиру граната залетела? И он тут, как идиот, сидит в палате, как в ловушке, представляя собою элементарную мишень! Да ладно бы сам! Он опять, получается, Иришку подставляет под возможный удар!

Так, надо дамочкой плотно заняться… И немедленно!

Рассуждал-то он правильно. Только несколько запоздало.

Он ещё успел переложить пистолет из подмышечной кобуры во внутренний карман куртки — а то на деле жест руки, что тянется к висящему в той кобуре оружию, довольно-таки характерен и просекается опытными бойцами за миг. После чего пресекается, всегда болезненно и часто немилосердно… А вот во внутреннем кармане люди держат документы. И предвидение дальнейшего теряется в вариантах. Понятное дело, профессионалы сразу видят, когда в кармане лежит что-то потяжелее корочки. А если не профессионалы?