Вира Кровью (СИ) - Пересвет Александр Анатольевич - Страница 37

А, ну, конечно! Пока подразделение на боевых, караульная смена в отсутствие начальства занимается процессом размножения. Что ж, тем лучше. Снимем часового с бабы — а остальных примем тёпленькими!

Но тут раздался новый выкрик, уже вполне отчётливый:

— Ну, не надо, пожалуйста! Я же вам всё уже отдала!

Ага, ситуация перестаёт быть томной. Похоже, женщина участвует в процессе против своего желания.

Как всякий нормальный мужик, Алексей сам тоже всегда был настроен на размножиться. Шутил иногда в духе: эх, и чего женщины обставляют это дело такими сложностями? Был бы я девкою — даже на трусы не тратился бы, всё равно постоянно снимать.

Но будучи именно нормальным мужчиной, он уважал это право женщин на их сложности. И сам с удовольствием участвовал в древнейшей игре между полами. Той, в которой одни со всем пылом штурмуют крепость, а другие с тем же пылом её защищают, но… Постепенно сдавая бастион за бастионом, выкидывают в конце белый флаг. Причём только после сдачи крепости выясняется, что это именно её гарнизон тщательно спланировал и штурм, и оборону. Отдельное внимание уделив тому, чтобы штурмующий из-за слишком упорной защиты не бросил бесперспективное занятие и не ушёл брать другой замок.

Глаза Бурана сузились. Часовой, конечно, потрафил чужой РДГ, что ушёл с поста, но то, чем он занимается, должно быть наказано радикально.

Алексей вновь достал своё зеркальце, просунул в приоткрытую дверь. Так, понятно. Какая-то бойлерная, скорее всего, — помещение с висящими кишками трубами. У дальней стены что-то вроде каптёрки — шкафы, явно для инструментов, стол, лежанка. На лежанке — ритмичное движение. У стола — другое развлечение: голая девушка стоит на нём на коленях, руки на затылке, а двое мужиков в камуфляже что-то ей втолковывают, причём один наворачивает её волосы себе на кулак. А вот часовой — кем ещё может быть униформированный человек с автоматом на боку? — в процессе не участвует. Стоит в двух шагах от двери и, судя по всему, просто запитывается зрелищем.

Больше никаких подробностей Буран не разглядел, поторопившись втянуть руку с зеркальцем обратно. Такая уж штука эти зеркала: вещь в разведке и на диверсиях крайне нужная, но и опасная — даст блик и выдаст тебя самого. Того, что разглядел, достаточно.

Алексей сделал знак своим приблизиться, указал Юрке держать ему спину, а Витьке — чтобы в нужный момент рванул дверь на себя. Те кивнули — поняли. Кравченко поднял руку с пистолетом…

В тех судорожных звуках, что бились по бойлерной, характерный плевок выстрела ПБ поначалу остался никем не замеченным. Только стоявший спиной к Алексею часовой вдруг клюнул головой воздух впереди себя и буквально нырнул вниз, на грязный кафельный пол.

Рядом тихо кашлянул пистолет Злого, и у того бандита, что держал за волосы девушку на столе, подогнулись ноги. Хватку он так и не ослабил, потянул пленницу за собой, и через секунду под столом лежали два тела, причём и девушка освободиться не пыталась. Сомлела, что ли? — попасть в неё Юрка никак не мог, не того класса стрелок.

Приятель новопреставленного, начавший было оборачиваться к вдруг распахнувшейся двери, словил следующую пулю от ввинтившегося в помещение Бурана.

Четвёртый, тот, что насиловал девушку на лежанке, слишком, видать, увлёкся. Или никак не хотел отрываться от своего увлекательного занятия. Во всякому случае, он не сразу стал подниматься, и Юрка, в свою очередь вметнувшийся в бойлерную, успел оказаться рядом и пробить ему в ухо кулаком с зажатым в нём пистолетом. Второго удара не потребовалось — насильник со спущенными до колен штанами раскинулся под лежанкой.

Кто-то завизжал. Алексей развернулся, как ужаленный. Только нам не хватало, чтобы этот визг переполошил тут всех, кого до сих пор не переполошили выстрелы!

Оказалось, тут была ещё одна девушка, которую он не заметил, когда через зеркальце оглядывал помещение. Тоже голая, она сидела на полу в углу, прицепленная к одной из труб поводком. Другим концом поводок подходил к ошейнику, который был на девчонке. Как на собаке.

Бедная девочка, визжала именно она. И этот визг надо нейтрализовать немедленно. Две её подруги по несчастью — кстати, тоже в ошейниках, как теперь разглядел Алексей, — находились ещё в ступоре из-за резкой перемены обстановки, ну, а эта решила поголосить, дура. И что за реакция у этих женщин — чуть что визжать? Да на грани ультразвука?

Он мгновенно подскочил к девушке и зажал голосистый рот, приговаривая:

— Тихо ты, тихо, тихо, свои, успокойся!

Но девица успокаиваться не хотела, а стала с необычайной силой вырываться из его рук. Попыталась даже прокусить зажимавшую рот ладонь. Но реакция у Алексея оказалась хорошей — оно ведь и адреналина сколько уже в кровь всосалось! — руку он успел отдёрнуть. И ею же тут же дал девке пощёчину. Легонько, но голова у той дёрнулась, и взгляд стал почти осмысленным. Во всяком случае, паника в нём сменился этакой смешанной со страхом пытливостью.

Она, наконец, поняла, что появились спасители.

— Тихо, девочка, тихо, — прошептал Алексей. — Мы свои. Мы вас освободим…

Девчонка смотрела на него исподлобья, всё так же пытливо, с невысказанным вопросом. Ничего так девочка, хотя без косметики измученное личико её казалось простоватым, несколько сельским. Вот как в хронике 50-х годов выглядели передовые советские доярки.

Странным образом нагота её не обращала на себя внимание. То есть глаз всё видел — невеликие аккуратные грудочки, волосики на лобке, пупочек беззащитный, — но воспринималось это как некая данность, совершенно не имеющая отношения к вечной игре полов. А может быть, этому способствовало и то, что и от девчонки не исходило никаких сексуальных флюидов, которые даже неосознанно посылает любая женщина в нормальной обстановке.

Ну да, натерпелась бедная. Да и сейчас вот оказалась свидетелем быстрого и эффективного уничтожения трёх человек. Хотя люди ли они были, эти ублюдки, держащие девушек в ошейниках?

— Всё? Не будешь больше орать? — спросил Алексей, погладив девочку по голове как бы во искупление необходимой, но нежеланной грубости при пощёчине. — Можешь слушать? Только тихо…

Девушка кивнула.

— Тогда слушай, — продолжил Алексей, оглянувшись на её подружек по несчастью. Те уже сидели, тесно прижавшись друг к другу, со страхом и каким-то угрюмым ожиданием глядя на Юрку, который споро пеленал пленного. Молодец Злой! Первым делом запихал тому какую-то тряпку в рот, чтобы не заорал, когда придёт в себя. — Мы — хорошие. Мы пришли освободить наших пленных товарищей. Мы вам зла не причиним. Если хотите, освободим вас тоже. Хотите?

Девчонка, по-прежнему безмолвная, неуверенно кивнула.

— Тогда смотри дальше. Я сейчас достану нож. Ты этого не бойся. Я тебя освобожу от этого ошейника. Хочешь?

Девушка кивнула уже более уверенно. А Алексей отчего-то даже не сообразил, что ошейник можно было бы просто расстегнуть.

— Вот и ладушки. Вы, девочки, только шум не поднимайте. А то сюда весь дом сбежится. Придётся нам отбиваться, и мы тогда освободить никого не сможем. Договорились?

Снова кивок. Чувствовалось, как страх постепенно покидает девчонку.

— Вы сами откуда? И здесь — как оказались?

— Мы здешние, счастьинские, — хриплым шёпотом ответила освобождённая. Молодец, уже всё поняла насчёт необходимости тишины. — Эти, — кивнула она в район лежанки и стола, где валялись трупы, — нас задержали в городе и привезли сюда.

— Давно?

— Не знаю. Давно. Нас отсюда не выпускали. Какое число?

— Девятое. Ночь на десятое.

— Значит, четыре дня мы тут…

Лицо её вдруг исказилось, словно от невыносимой боли. Девочка застонала в голос, потом сама зажала себе ладошками рот, уткнулась Алексею в плечо и заревела, нет, завыла, затряслась от рыданий.

— Они… нас… тут… все, по очереди… — невнятно и глухо говорила она сквозь всхлипы. — Собак… играть заставляли… «Суки донбасские»… говорили… В туалет… в ведро… при них… И снимали…