На Бейкер-стрит хорошая погода, или Приключения веселых мусоров - Воробьев Андрей - Страница 17

• Предыдущая
• 17/41
• Следующая

– Может, не надо? – встрепенулся Плахов.

– Тогда соберись и слушай…

– Ладно. – Старлей выбрал между «угощением» и необходимостью участвовать в разговоре. – Какой труп, кому поручено?

– В том то и дело, что никому. – Соловец наклонился поближе к Плахову. – Труп в таком месте, куда никто не ходит… Но на нашей территории.

– Плохо, – сообразил старлей.

– Однако есть и положительный аспект, – изрек Казанова. – До границы с соседями – не больше пятидесяти метров…

– Это хорошо, – согласился Плахов.

– К сожалению, местность открытая, – доверительно сообщил Соловец.

– Это плохо, – огорчился старший лейтенант.

– Но скоро ночь, и фонари там горят через один, – вставил словечко Казанова.

– Это хорошо, – приободрился Плахов.

– Хотя по той улице часто проезжают патрули, – заявил майор.

– Плохо, – насупился оперативник.

– Патрульные обычно пьяные, – молвил капитан.

– Это хорошо, – сообразил старлей. – И что ты предлагаешь?

– Их надо отвлечь, пока мы будем перетаскивать труп, – сказал Соловец.

– Мне?

– Тебе, – майор положил Плахову руку на плечо. – С Казановой мы уже все обсудили.

– А как отвлечь-то?

– Будешь стоять на углу и, если заметишь чужую машину, пальнешь по ним из ракетницы и побежишь, – озвучил план Казанова. – Ракетницу искать не надо, вон она валяется…

Старлей наморщил лоб и погрузился в размышления.

– Новый мировой рекорд установил пассажир трансатлантического авиарейса Санкт-Петербург-Нью-Йорк, житель нашего города и, по совместительству, помощник представителя президента общества трезвости в Северо-Западном регионе Николай Винниченков, – поведал диктор «Азии-минус» в перерыве между заказанными правильными радиослушателями песнями «Владимирский централ» и «Владимирский централ» в повторе. – Он провел двенадцать тысяч километров верхом на унитазе, причитая на разные лады: «Мойте дыни перед едой-ой-ой-ой!..»

Плахов резво вскочил со стула:

– Я сейчас! – и пулей выскочил в коридор. Соловец и Казанцев переглянулись.

– Молодой еще, – покачал головой начальник «убойного» отдела. – Его еще учить и учить…

Холмс, прежде чем встретиться с бросившими ему вызов «девонширскими», остановил кортеж у неприметного дома, затерявшегося среди узких лондонских улочек и окруженного густыми кустами можжевельника.

– Господа, нам необходимо взять еще одного спутника, – заявил великий сыщик, – на случай непредвиденных конфликтов, – и быстро покинул кэб.

Друзья уже потирали руки в предвкушении скорой поимки Мориарти и своего возвращения домой, а потому не заметили, когда Холмс вернулся к экипажу. Из состояния благостных размышлений оперативников вывело какое-то странное похрюкивание, раздававшееся рядом с кэбом.

– Ой, свежие окорочка забегали, – обрадовался было Дукалис, но тут же осекся, потому что в этот момент Холмс, поднатужившись, засунул внутрь экипажа какую-то огромную слюнявую морду, позади которой виднелись несколько свисающих складок и четыре когтистые кривые лапы.

Существо вновь недовольно хрюкнуло и подозрительно уставилось на притихших оперативников.

– Свои, сэр Лерсон, – успокоил сыщик нового пассажира. – Это мистер Энди, а это – Дюк… Не волнуйтесь, джентльмены, он обычно не кусается. Только, умоляю, ведите себя достойно. Сэр Лерсон не переносит непочтительного отношения.

Пасть сэра Лерсона чуть ощерилась, выражая полное согласие со словами сыщика, и одновременно продемонстрировала некое подобие улыбки. После чего новый пассажир миролюбиво ткнулся носом каждому из оперативников в ноги, старательно вытер о них слюни и наконец взгромоздился Дукалису на колени, отчего последний только тихонько охнул, не смея пошевелиться.

– О, Дюк, вы понравились сэру Лерсону, – заметил Холмс. – Да не бойтесь же, можете почесать ему за ухом, он это очень любит.

Всю оставшуюся дорогу великий сыщик рассказывал о различных породах собак, всячески подчеркивая при этом достоинства английских бульдогов и заискивающе посматривая на похрюкивающего от удовольствия сэра Лерсона.

Постепенно страх от первого общения с новым пассажиром прошел, и Дукалис даже вспомнил историю из собственной практики, связанную с собаками.

Как-то дежурную группу вызвали на задержание маньяка – позвонили жильцы одного из домов и сообщили, что в соседнюю квартиру ворвались преступники и напали на маленькую девочку.

Оперативники приехали по нужному адресу.

Бабуля, вызвавшая милицию, лишь указала пальцем на дверь квартиры соседей и быстренько исчезла в своей. Недоуменно пожав плечами, стражи порядка ворвались в указанное жилище. Там они, действительно, застали жуткую картину: стены, пол, мебель и даже, кажется, потолок были в «пятнах бурого цвета», как пишется в протоколах. На шкафу в большой комнате взору милиционеров предстали двое мужчин, изрядно перепачканных кровью. Они сидели, скрючившись и обнявшись, словно несчастные бандерложки перед мрачно танцующим Каа из известного мультфильма.

На полу под ними расположилось нечто, напоминающее большой, покрытый белой шерстью диван. Это нечто старательно подгрызало ножку шкафа. А рядом с «диваном» на ковре сидела девочка лет пяти. Теребя ручонками белую «диванную» шерсть, она тоненьким голоском упрашивала: «Миша, ну пожалуйста, не кушай шкаф! Мама придет – ругаться будет. Хочешь, я тебе котлетку дам?» В ответ раздавалось только сосредоточенное урчание, временами заглушаемое тоскливым поскуливанием со шкафа.

Увидев вошедших ментов, «бандерложки» хором запричитали и начали просить, чтобы их немедленно увели отсюда и посадили…

– За что сажать-то? – недоуменно поинтересовался Дукалис, к тому времени проработавший в милиции не более полугода.

– За покушение на разбой и квартирные кражи! – запричитали несчастные. – Только уберите отсюда это чудовище!

Наконец оперативник догадался, что у шкафа лежит огромная южно-русская овчарка, целеустремленно подбирающаяся к своим жертвам. Милиционеры осторожно поинтересовались у девочки, что произошло и где ее родители. Малышка кое-как объяснила, что в квартиру позвонили. Она отперла дверь, думая, что это вернулась мама. Но вместо мамы на пороге увидела двух чужих дядей.

– А один дядя меня спросил: «Ты одна дома?» Я говорю: «Нет, я с Мишей». Дядя тогда: «А сколько Мише лет?» «Пять, как и мне». Дяди меня толкнули и домой к нам вбежали. Один спросил: «Говори, где Миша?» Я тогда испугалась и заплакала, а Миша сам пришел… Теперь мама ругаться будет…

Ротик у девчушки скривился, на глаза опять навернулись слезы. Положение спас приход хозяйки квартиры, которая, разобравшись в ситуации, согласилась убрать собаку и не наказывать свое чадо за попорченную мебель. Правда, это мало помогло злоумышленникам: острые мамашины ногти оказались пострашнее собачьих зубов, а оттаскивать разбушевавшуюся родительницу от обидчиков было немногим проще, чем уговаривать «коврик»…

Следом собачью тему подхватил Андрей, с грехом пополам переведя на английский анекдот, в котором вообще-то в качестве героя выступал бульдог, но из уважения к сэру Лерсону оперативник заменил его на шарпея.

– Встретил как-то шарпей сучку и давай перед ней хвастаться: вот этот шрам я получил, когда дрался с колли. На лопатке – когда победил ротвейлера. Шрам у крестца – после сражения с тремя боксерами… А здесь, под хвостом… В общем, не важно… Все равно я героический пес!

– Подъезжаем к рынку, мистер Холмс! – раздался голос кэбмена. – Скажите, где следует остановиться?

Лондонский Блошиный рынок жил своей обычной жизнью, и прибывший кортеж из трех кэбов, казалось, никого не заинтересовал. Разве что два-три уличных торговца поспешили переместиться чуть дальше – на более безопасное расстояние.

Наши друзья выбрались из экипажа.

Сопровождаемые сэром Лерсоном, ни на шаг не отходившим от Дукалиса, они направились к обшарпанному домику, на котором красовалась полинявшая вывеска, изображающая пивную кружку и некий коричневого цвета предмет, напоминающий… ну, скажем, бифштекс.

• Предыдущая
• 17/41
• Следующая