Республика - победительница (ЛП) - Щерек Земовит - Страница 6

Мясо попадало на стол крайне редко – богачами считались те, что ели его раз в неделю. Главенствовали каша, картошка и мучные блюда.

В той же самой халупе, как правило, жила и скотина: очень часто случалось, что в помещение для крупного рогатого скота или свиней заходили из общих сеней. Хаты покрывались соломой или дранкой-гонтом. Пожары, уничтожающие целые деревни, случались постоянно. Если кто мог себе это позволить, покрывал крышу жестью. Каменные дома, крытые черепицей, принадлежали деревенским крезам. Чаще всего, это были люди, которым удалось получить работу в городе или при помещичьем дворе.

Условия проживания в таких хатах глумились над всеми гигиеническими (и цивилизационными) нормами. Нищета была всеобщей. И следует помнить, что в соответствии со всеобщей переписью от 1931 года в деревне проживало целых 72,8 процентов жителей Республики.

"Многие сельские жители никогда не видят мяса, хлеба, молока, они живут только на картошке" – можно было прочитать о Польше в последнем перед войной номере американского журнала "Лайф". Там был размещен обширный фоторепортаж относительно Республики, которая в описанной форме через пару недель должна была прекратить существование. Репортаж назывался: Poland. Rich Men, Poor Men in the Land of Fields (Польша. Богатые и бедные из страны полей). "Растущая армия безработных крестьян заселяет городские трущобы или задумывается над революцией", - писал автор.

"Пшеглёнд Пэдагогичны" в начале 1938 года сообщал, что всего лишь от 10 до 20 процентов деревенских общих (начальных) школ "имеет седьмой класс". Но даже там, где школы существовали, "по различным причинам" – как писалось – из них происходил постоянный "отток сельской молодежи". Этими "различными причинами" чаще всего было то, что детей загоняли работать по хозяйству и – не станем скрывать – слабая мотивация к обучению, поскольку деревенские дети после общей школы ни карьеры, ни дальнейшего обучения ожидать, скорее всего, не могли. Лишь 4,1% учеников первых классов начальных школ попадал в гимназии, причем, среди детей малоземельных крестьян (имевших менее 5 га пашни) эта доля составляла всего 0,5%. И следует знать, что эти данные относятся исключительно к мальчикам, поскольку девочки составляли небольшой процент из указанных выше процентов. Женщинам полагалось выйти замуж и рожать детей, а не заниматься ничегонеделанием в школах.

"Сотни тысяч деревенских детей вообще не ходят ни в какую школу, а те, которые учатся, сидят в невероятно переполненных школьных избах, очень часто – без элементарных гигиенических удобств и без учебного оборудования, - бил тревогу "Иллюстрированный Ежедневный Курьер" от 20 января 1938 года. – Все это складывается в болезненную и заставляющую стыдиться проблему возврата неграмотности на селе". Возврата, потому что при Второй Республике процент грамотных в некоторых регионах снизился до уровня, являющегося более низким, чем во времена разделов Польши. И это не будет, как станет нам известно из последующего чтения, единственное поле подобного регресса. В 1931 году, по данным, полученным в ходе всеобщей переписи, ни писать, ни читать не могло 23,1% жителей Польши – причем, если в наиболее развитом силезском воеводстве безграмотные составляли только 1,5%, то на Полесье и на Волыни – почти 50%. В самой Варшаве безграмотными были 10% жителей.

ЦИВИЛИЗАТОРСКАЯ МИССИЯ СЛАВОЯ

Порядок и гигиену в деревне пытался внедрить Фелициан Славой Складковский, премьер, а перед тем, министр внутренних дел и "отец" деревянных, отдельно стоящих сортиров, или же знаменитых "славоек", которые тот – под угрозой штрафа – приказал возводить в каждом хозяйстве. Более десятилетия Славой вел бой с польской запущенностью. Бой этот был – во-первых – неравным. Во-вторых – следует признать, что он велся с использованием мало изысканных средств. К примеру, Славой приказывал красить деревни в белый цвет. Все, что только видно: заборы, халупы, сараи, сортиры, хлева.

Порядками Славоя возмущалась даже та же самая пресса, которая при других обстоятельствах осуждала запущенность польской деревни.

Покраска целых городов и сел, даже целых повятов[10], в единый цвет совершенно не улучшает вида этих местностей – жаловался "Иллюстрированный Ежедневный Курьер" 8 июля 1938 года – но наоборот, оскорбляет чувство эстетики и приближает их вид к казармам времен захвата. (…) Заборы, которые не годятся для покраски, к примеру – плетни, являющиеся живописным украшением и характерной чертой многих регионов – плакалась газета – белят, а точнее, забрызгивают известкой, что производит впечатление не покраски, но проведения дезинфекции после эпидемии. Даже живые изгороди по приказу усердных местных властей коасят известью, что являетс достойным наказания уничтожением природы.

Так что на Славоя-Складковского жаловались, а штрафы, выписываемые полицией за неисполнение распоряжений правительства, считались чуть ли не преследованиями со стороны государства. И что: над Славоем повсюду смеялись. Премьер, занимающийся сортирами, казался мало серьезным политиком. "Сельское население не проявил ни понимания, ни желания, ни радости, когда я пытался вытащить его из просторных, светлых, наполненных воздухом кутков за сараем в тесные, дущные, мрачные стены славойки", - жаловался Складковский в своих Административных и других цветочках.

ПОЛЬША ВНОВЬ СТАНОВИТСЯ ДЕРЕВЯННОЙ

Города – помимо представительских улиц нескольких крупнейших метрополий – тоже не выглядели наилучшим образом. Прежде всего – в значительной степени они были деревянными. Журналисты "Иллюстрированного Ежедневного Курьера", ссылаясь на данные Малого статистического ежегодника за 1938 год, информировали: "абстрагируясь от 50% домов, выстроенных из дерева или так называемой "прусской стенки"[11], еще сегодня существует 23 тысячи строений, возведенных из глины или земли. То есть, в городах каменные здания составляют 46,3%. То есть – меньше половины".

А как выглядел, к примеру, Вильно? Станислав Цат-Мацкевич так описывал его в "Слове" от 27 октября 1927 года: Сегодня Вильно как центр промышленности или коммерции так по-хорошему как бы и не существует. Другие города, как Варшава, Познань, ежемесячно европеизируются. Варшава импонирует уличным движением, уже перерастающим худобу ее улиц (…). Вильно же пусто, уродливо и карикатурно. Автобусы, подскакивающие на булыжниках допотопной брусчатки, это же карикатура на европейскость. Мы не (…) хотим вспоминать о водопроводе, строительстве домов, муниципальных проблемах. Мы хотим сказать, что уже в послевоенные годы преобразился Белград, преобразилось Ковно, повсюду, куда пришли новые политические условия, он дали разгон, дали силу, пробудили амбиции. А Вильно не прогрессирует, Вильно отступает в своем внешнем виде, в своей значительности, теряет свой авторитет.

А Лодзь, крупный промышленный центр? Хенрик Зелиньский в Истории Польши цитирует президента этого города, Миколая Годлевского, который вспоминал: "В Лодзи имеется наибольший процент однокомнатных жилищ, то есть, самых малых, из всех городов не только Польши, но, наверное, всей центральной и западной Европы, причем, заселенность этих жилищ, лишенных каких-либо санитарных удобств, просто пугающая".

ВАРШАВА – ОСТРОВОК ЕВРОПЫ

А вот Варшава – как писал Цат – и вправду европеизировалась.

В январе 1938 года "Газэта Польска" так писала об обновлении всей "Большой Варшавы" "вплоть до самых дальних концов": В одинаковой степени срочно рассматриваются и реализуются потребности как потребности дальнего Таргувка или Грохова, так и представительского центра (…). Вдоль современных улиц Пулавской, Гроховской, Вольской, Радзыминьской – катится новая жизнь. Вместо трухлявых, вросших в землю пригородных домишек – появляются многоэтажные каменные дома… Из года в год пригороды принципиально меняют свой внешний вид.