Все демоны моего мужа (СИ) - Райнеш Евгения - Страница 58

Мы наелись каши, и сытые, разомлевшие, сидели на одеялах, которые накидали на вымытый пол перед печкой, смотрели на огонь. Я устроилась в надежных руках Шаэля, спиной чувствовала его такое живое и теплое дыхание. Он был спокоен до какого-то совершенно неведомого мне доселе предела, и это было замечательно.

— А расскажи мне...

Шаэль опять словно подхватил мои мысли, как всегда, не давая закончить фразу.

— Ты хочешь узнать об Ануш?

— И о твоей маме. Извини, если это звучит грубо, но я действительно хочу знать о ней.

Он помолчал немного, но не трагично, а с легкой грустью. Огонь заметался чуть более тревожно, словно вторил мыслям моего такого неожиданного друга.

— Ануш рассказала тебе легенду, я знаю. Наш род очень древний, это я слышал с самого детства, сколько помню себя. Потомки жрецов старинного, запретного культа, рассеянные после изгнания по миру. Может, где-то сохранились и другие общины, я не знаю, потому что все мы живем внешне обычной жизнью, не открывая своих корней. Единственное, что можно заметить, это особое почитание женщины в таких семьях. Женское священно в нашем культе. Так вот, моя мама и тетя Ануш — сестры. Это особый знак, который не проявлялся уже несколько столетий, насколько мне известно, когда в одной семье рождаются две девочки, близняшки. Похожие, как две капли воды, но одна темная, другая светлая. Есть ещё несколько примет, которые определяют знаковость этого события, но тебе об этом знать не нужно. Я и сам всего не знаю. Так вот моя мама родилась светлой, тетя Ануш — чернее ночи.

— А отец? Ты никогда не говорил об отце, — вдруг поняла я.

— Потому что я сам его никогда не видел. Вообще-то, в обычаях нашего рода отец не очень важен, честно говоря. С самых первых своих дней я помню только тетю Ануш и маму.

— А кто муж Ануш? Сколько я помню, у неё часто гостит целая куча внуков. Откуда-то они взялись, верно?

Шаэль вздохнул:

— Это не её внуки. У Ануш никогда не было ни мужа, ни детей.

— А чьи?

— Это просто дети. Ей при каждом удобном случае родственники и знакомые подбрасывают своих ребятишек. Ануш очень любит детей.

Я переваривала эту информацию:

— Но ты-то точно есть. И точно родился. Неужели тебе не было интересно, кто твой отец?

— Я спрашивал, конечно, про отца, но мама выдавала мне классический рассказ про погибшего летчика. Но так смеялась при этом, что сразу становилось понятно, что она чуть ли не издевается. А иногда говорила, что я — сын шакала, превратившегося в волка. А это уже она говорила серьезно.

— Слушай, мне кажется, эта история каким-то образом связана с легендой о волке Аштарака. Только я никак не могу выстроить эту связь, — опять перебила я Шаэля.

Он опять пожал плечами.

— Я рассказываю тебе то, что знаю. Как сейчас понимаю, меня с младенчества готовили к какой-то важной миссии, но в день четырнадцатилетия прошел обряд забвения. Мне разрешили жить обычной жизнью. Тетя Ануш вернулась в Аштарак, а я как все окончил школу, уехал в город учиться. Двенадцать лет я ничего не слышал и не помнил ни о каких обрядах и древних культах. А три месяца назад услышал внутренний зов. И во мне словно опять включилась какая-то программа. Мама звала меня вернуться в деревню, хотя ни разу по телефону не сказала мне об этом. Я просто почувствовал. Когда приехал, она умирала. Причем дома, не разрешая ни соседям, ни потом мне вызвать врача. Я понял, что это была онкология, но без обследований ничего не мог точно определить, и предпринять тоже ничего не мог.

— Как! — Я подскочила, практически вырвалась из его рук. — Твоя мама умирала, а ты сидел, сложа руки? Ты, врач?!

— Лиза, я не могу прекословить женщине. Особенно маме. Это тоже входит в часть программы, внедренной глубоко внутри меня.

— Робот? Ты робот?

— Может быть, — он довольно равнодушно пожал плечами. — Они сами заложили в меня эту программу. Кстати, я думаю, что в той или иной мере мы все заложники программы, которую в нас закладывают в детстве. Это называется воспитанием. В любом случае что-то настолько древнее, что мне и спорить-то с этой установкой страшно. Проще говоря, я не могу это делать. Мама умирала, сказав, что теперь пришло мое время. Дальнейшее ты знаешь. Мне кажется, что мама тоже выполнила какую-то свою программу и самоуничтожилась. Думаю, что тетя Ануш, дождавшись рождения моей дочери, тоже бы умерла. Мне так кажется.

— А почему именно дочери? — мне от всей этой истории и так было не по себе, а теперь вообще по коже пошли мурашки ужаса.

— Именно дочери. Они..... — Шаэль понизил почему-то голос, хотя смысла в этом в занесенной, оторванной от всего живого горной избушке, совершенно не было. — Лиза, они совершенно серьезно ждали рождения своей богини. А кулон — кстати, это очень древний амулет, — спутал им все планы. И наши с тобой тоже.

— По крайней мере, он спас тебя от унизительной роли быка-производителя, — наконец-то я смогла сказать ему о своем отношении к его месту в этой не вполне нормальной истории.- Твое драгоценное семя....

— Если ты хочешь таким образом уязвить меня или оскорбить, у тебя ничего не получится. — рассмеялся Шаэль. — У каждого своя роль в этом мире, и бык-производитель, между прочим, очень грозное и значимое существо. Можно сказать, он просто символ мужской силы и плодородия.

— Тупой мужской силы, — зачем-то продолжала упорствовать я.

— Но если мой отец — волк, хоть и превратившийся из шакала, то, может, мой символ плодородия не так уж и туп?

Фраза прозвучала несколько скользко, не без налета клубнички, но, кажется, Шаэль этого не заметил. Он действительно был горд своим предполагаемым волчьим происхождением. Хотя и скрывал это тщательно за усмешками. Я в тот момент точно уверилась, что он знал о связи этих двух старых легенд гораздо больше, чем я, но видно, и сам не подозревал об этом. Словно кто-то запечатал его подсознание и распорядился выпускать информацию небольшими порциями.

Надо же, волк.... При нашей первой встрече он мне и показался таким диким. Необузданным. И говорил-то совершенно по-другому. Словно совершенно иное существо. Сейчас же Шаэль выглядел обыкновенным парнем. Только что студентом последнего курса или свежим выпускником университета. Я быстренько подсчитала в уме его возраст, исходя из только что поступивших данных. Двенадцать лет назад ему было четырнадцать. Значит, он младше меня всего на два года.

Я как-то очень ушла в себя, не заметив, что Шаэль что-то сказал и теперь смотрит на меня удивленно и вопросительно.

— Извини, — я опять уютно устроилась у него в руках. — Задумалась.

— Я спросил тебя, не пугает ли мое происхождение?

— Нет, пожалуй, — тем не менее, я произнесла это и задумалась. — Только....

— Что только?

— Как раз думала об этом. Твоя заложенная программа.... Ты и сам не знаешь, что она может выдать в следующий момент.

— Лиза, никакой человек на самом деле не знает, на что он способен и как себя поведет в той или иной ситуации. Я уже говорил, что в любом из нас заложена та или иная программа. Только во мне она рукотворная. Именно. Как раз во мне программа человеческая.

— Это бессмысленный разговор. — Я потянулась и сладко зевнула. — Кто-то же изначально дал шифр к программе твоим родственникам. Это спор о курице и яйце.

— О какой курице? — недоуменно спросил Шаэль.

— Такая нескончаемая философская загадка: что было раньше курица или яйцо.

Я улыбнулась, поразившись, что он не знает её, и пояснила:

— Если первой была курица, то откуда она появилась, а если яйцо, то кто его снес?

— Ого! — восхитился парень. — Интересно.

— И бесконечно бесперспективно для спора, — засмеялась я. — У меня мозги кипят. Давай придумаем какую-нибудь другую тему для разговора?

Он кивнул, и вдруг неожиданно попросил:

— А ты расскажи мне свою любимую сказку. Можешь?

Я удивилась, но не стала выяснять, зачем Шаэлю вдруг понадобилась сказка, а просто ответила: