Сиреневый туман, любовь и много денег - Черкасов tm Дмитрий - Страница 2

• Предыдущая
• 2/57
• Следующая

Брюхо никого не любил. Зато обожал выезжать на крупные аварии, в которых разбивались жирные «мерседесы», стремительные «БМВ» и казенно-солидные «Вольво».

Среди искореженного железа, на траве, измазанной вытекшим из мотора машинным маслом, можно было найти массу полезных и нужных в хозяйстве вещей, например бумажник с деньгами или золотую цепь. Крови он не боялся, если что, потом отмоется.

У Брюха сегодня был очень удачный день. Можно сказать, выдающийся. Две минуты назад он подобрал с земли двадцать тысяч долларов в виде двух запечатанных банковских упаковок. Такого крупного улова у него еще не было.

Воодушевленный находкой, Брюхо, сунув пачки за пазуху, продолжал азартно шарить вокруг места происшествия и поэтому не сразу заметил бесшумно подкативший джип и вышедших из него четверых крепких ребят.

— …Вам что, не понятно? — продолжил Брюхо, идя навстречу незваным гостям.

Ему казалось, что сделай он еще пару уверенных шагов и услышит привычное «Извини, командир! Никаких проблем…» Но пришлось сделать целых четыре шага, а это было уже тяжело и непривычно.

Видя, что толстый мент нагло прет, видимо, рассчитывая прогнать их, как мальчишек, Шварц понял, что с ним нужно разговаривать по-другому.

Шварцем его прозвали из-за внешней схожести с известным исполнителем роли «Терминатора». Рост: метр восемьдесят пять, вес: сто десять кило, железные мышцы и фигура атлета. К тому можно было прибавить расчетливую смелость и уверенность в поддержке со стороны финансовой империи Кабачка.

Шварц как-то незаметно быстро приблизился к Брюху и, взяв его левой рукой за ремень поближе к кобуре, тихо сказал:

— Толстый! Ищи свое, а мы будем искать свое. Если откроешь еще раз пасть, сожрешь портупею и погоны. Понял?

Брюхо, ошеломленный такой неожиданной и смелой декларацией, молчал.

— Я спрашиваю — понял?

Брюхо утвердительно кивнул.

— Вот и хорошо, — одобрил его молчаливый ответ Шварц. — А теперь ответь мне, не видел ли ты здесь сумку из серой шкуры?

Брюхо энергично отрицательно замотал головой, отчего из его правой ноздри вылетела сопля и повисла на мокром от дождя усе.

Шварцу стало противно, и он, поморщившись, сказал:

— Сопли убери! Пока мы здесь, если найдешь сумку, принеси. Понял?

Брюхо энергично кивнул, и от этого сопля сорвалась и повисла ниже, на подбородке. Шварц не смог удержаться и, не отпуская ремня, этой же рукой коротко ткнул Брюхо пальцем в печень.

От неожиданности тот громко выпустил газы, и одна из двух пачек долларов, поспешно сунутых им за пазуху под рубашку, уголком высунулась наружу прямо перед носом Шварца. Шварц отпустил Брюхо и сделал шаг назад.

Ден, Корнет и Крюк, видя, что происходит важный разговор, подтянулись поближе. Перед Брюхом стояла четверка крепких и опасных ребят, и, похоже, они были не из тех, кто крышует сигаретные ларьки.

— Та-ак… — протянул слегка удивленный Шварц. — А ну-ка, давай отойдем, дорогой товарищ, поговорим о вечном. Например, о смысле твоей ничтожной жизни.

Брюхотин, бледный от страха, послушно поплелся следом за ними, на ходу вытирая грязные сопли. Беседа заняла не более одной минуты, и медики, занятые привычным для них делом, не обратили на разговор никакого внимания.

Шварц протянул инспектору руку ладонью вверх и сказал:

— Давай сюда!

Брюхотин дрожащей рукой вынул из-за пазухи припрятанные баксы и положил их на раскрытую ладонь Шварца, преданно глядя ему в глаза.

— Еще есть? — строго спросил Шварц, глядя на него в упор.

— Нету, — гаишник обрел, наконец, дар речи.

— Ладно, — Шварц протянул деньги стоявшему рядом Крюку.

Тот взял их и засунул в карман куртки.

— Еще раз спрашиваю, — продолжил Шварц, — сумку видел? Серая, из шкуры осла, волосатая?

— Точно не видел, — ответил Брюхо и громко шмыгнул плохо вытертой соплей.

Шварц, не прекращая психологически прессовать толстяка взглядом, сказал:

— Запомни, я номер твоей бляхи видел, если что… Понял?

Брюхо в третий раз подтвердил, что все понял и что если деньги или сумку найдет, то обязательно принесет хозяевам, то есть Шварцу и его ребятам.

Отпущенный на все четыре стороны, инспектор шустро развернулся налево кругом и отбыл в сторону разбитого «лексуса», где продолжали деловито копошиться полусонные медики.

Достав сигареты и закурив, Шварц вытащил мобильный телефон, набрал номер и сказал:

— Владимир Михайлович, «лексус» разбит, ребята мертвы, сумки нет. Мент тут один подобрал две пачки, они у меня. Номер его бляхи я запомнил.

На том конце помолчали и ответили:

— Возвращайтесь. Будем думать.

Шварц позвал находящегося в полной «просрации» Брюхотина, бесцельно бродящего вокруг места происшествия:

— Эй, толстый! Иди сюда, дело есть…

Брюхо подбежал, выражая свою полную готовность ко всему.

— Если найдешь сумку, спрячь ее и позвони по этому телефону. Тогда получишь обратно то, что прикарманил до этого. Иначе, лучше не поступать, а то можно оказаться на месте одного из погибших в сегодняшней автокатастрофе. Понял?

Шварц, когда речь шла о важных делах, всегда спрашивал собеседника о том, понял ли тот, что было сказано. В этом был определенный смысл.

Когда более напуганный чем растерянный Брюхо в очередной раз подтвердил, что все понял, Шварц вручил ему визитку и пошел к машине. Удрученные братки поплелись следом.

Когда черный «чероки» с черными стеклами скрылся за поворотом, Брюхотин первым делом сбегал в кусты, после чего внимательно прочитал текст на визитке:

Ниже был указан номер мобильного телефона.

— Сволочи жидовские, продали Россию! Надо было деньги под кусты положить, а не за пазуху, мудило… — привычно зло исамокритично громко пробормотал Брюхотин, пряча визитку в бумажник, после чего опять направился к несчастному «лексусу» в надежде найти-таки эту таинственную сумку до приезда основной аварийной бригады иполучить обратно украденные у него, ставшие такими родными, двадцать тысяч долларов.

Если бы он знал, что здесь произошло полчаса назад, то вряд ли стал бы искать то, чего здесь давно не было…

Хуже всего ждать и догонять. Еще хуже ждать и «не догонять»: чего ты ждешь. А совсем плохо «догонять», что ждешь ты уже зря.

Картина, которую написал бы сейчас с Романа Сергеевича Бекасова художник-реалист, называлась бы «Ожидание Бекаса» и изображала бы русоволосого мужчину тридцати — тридцати трех лет, рост — сто восемьдесят, вес — сто, приятной наружности, которую не портила двухдневная небритость и легкая ранняя седина на висках.

Художник современной реалистической школы нашел бы изобразительные средства для того, чтобы как-то подчеркнуть цвет его носков и сорок третий размер обуви, не скрыл бы поношенность черных джинсов Бекасова и потертость воротника серой рубашки. Не стал бы он приукрашивать и затрапезность машины Романа Сергеевича. Скажи мне, какая у тебя тачка, и я скажу тебе, кто ты, — вот лозунг нашего непростого времени. У Романа Сергеевича была самая заурядная «копейка», любой ремонт которой уже превышал ее рыночную стоимость. Тем не менее она была на сегодняшний день его единственным источником заработка.

Художник-авангардист свою картину на аналогичную тему, скорее всего, назвал бы «Облом» и изобразил бы Романа Сергеевича, сидящим на унитазе в форме водительского кресла, в позе роденовского мыслителя, окруженного огромными кукишами, которые ему показывала окружающая действительность. Последний самый большой кукиш торчал из подъезда двенадцатиэтажного дома, в котором скрылась молодая, симпатичная парочка.

Ждал Роман уже двадцать пять минут, и унылый внутренний голос неоднократно говорил ему о том, что пора уезжать. Никто не выйдет из подъезда двенадцатиэтажного дома и не вынесет обещанные триста рублей. Обычная история. Молодой человек с такой симпатичной молодой девушкой, которые демонстративно шуршали стодолларовыми купюрами по дороге в Долготрубное, в конце пути вдруг обнаружили, что у них нет с собой рублей. Оставив в залог небольшую пузатую сумку «с покупками», они вошли в подъезд, пообещав тут же вернуться и рассчитаться. При этом они убедительно просили не уезжать и сумку не увозить.

• Предыдущая
• 2/57
• Следующая