Добрая память - Хромченко Софья - Страница 10
- Предыдущая
- 10/20
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
10
10. Арсеньевы
Чрез год возвратился Арсеньев. Скучала
Груша отчаянно: письма она
Подробные, нежные мужу писала.
Дочь без него в декабре родила.
Мариной назвали, как с ним до разлуки
Условились вместе. Хоть сына хотел
Петр, боялся душевные му́ки
Жене причинить и сказать не посмел.
«Еще ведь родит. Поглядим, кто там будет», –
Думал. В столице успел позабыть
Свои страхи прежние. Многие люди
Теряют там прошлое – так легче жить.
И он потерял. По жене стосковался,
Как и не чаял. Страшилась она
Напрасно разлук. Ею муж любовался:
Дважды родив, как березка стройна.
В девичьем приданом по сей день ходила,
Сияла в расцвете своей красоты.
Пришла к ней особая женская сила,
Разлукой дарящая боль пустоты.
От счастья их встречи жила точно в сказке.
Петр же был мрачен. «Как мне уезжать?» –
Думал в ответ на горячие ласки.
И дни по приезде взялся́ уж считать.
Таков был характер. Петра донимала:
Как он устроился? Адрес послал
Сразу – об этом вперед наказала,
Но письма короткие редко писал.
Терялась в догадках. «Живу я в подвале.
Сносно. Как только работать пошел,
Мне в первый же день комнатенку и дали.
Жаль, что работы иной не нашел». –
«Где ж ты работаешь?» – «Видел я Гришу.
Он дочь схоронил… – Закричала жена,
Заплакала. – Тише, ну, Грушенька, тише.
Она уж давно… в январе умерла». –
«А нынче октябрь! Зачем я не знала?!» –
«Твой брат никому не хотел сообщать». –
«Не болен ли?!» – «Нет, но горюет немало.
Как был у него, у меня стал бывать.
Ему теперь легче. Домой приезжает
Скоро Григория тесть. От того
Так или этак в селе все узнают –
Я слова молчать не предал своего». –
«Ах, да неважно! Какое же горе!
Езжай к моей маме. Расскажет чужой,
И будет ей это болезненно вдвое».
Наутро собрался – не спорил с женой.
«Петя! – улыбка Матрены светилась
Радостью. – Ты навестить нас решил?
Ты в отпуске?» – «Да». – «Ох, у вас уродилась
Красивая дочка! Потом будет сын!
Ты не печалься! Я к Груше бывала,
Видела внучку… Что хмурый такой?
Ах, дура! Зачем я про сына сказала?!» –
«Два раза подряд я к вам с вестью дурной». –
Сменил радость страх: «Что? С твоей дочкой что-то?
Жива?» – «Что не жить ей? Про Гришину дочь
Я…» – «Ох! – отхлынула с сердца забота. –
Про Гришину знаю! Проплакала ночь.
Потом с утра встала (еще зимой), свечку
Поставила, за упокой подала.
Отмучилась милая. Все мы не вечны.
Я девять детей схоронила сама!» –
«Откуда ж узнали?» – «Авдотья сказала –
Мать Сони. Ей сразу Матвей написал
Опосля похорон. Сватью небо послало
Хорошую мне! Гриша ум потерял!
Где это видано: он запрещает
О смерти малютки несчастной писать!» –
«Простите уж сына. По дочке страдает». –
«Грушеньке я пожалела сказать.
Откуда сам знаешь?» – «От Гриши». – «Ох, Петя!
Видел его?! Я писала ему
Дважды, а он мне хоть раз бы ответил!
Нет, не простит мне Григорий вину!
Жив он? Здоров? Мне другого не надо!
Сохрани его Бог! У тебя он бывал?
Петя, мне это такая отрада!
Друг друга держаться положено вам.
Вы же родные! А город жестокий,
Чужой… Уж за Гришенькой там пригляди!»
Глаз матери, нынче от сына далекий,
Видел мужчину младенцем, поди.
Петр, не споря, кивнул. Стол накрыла
На радостях зятю, и лишь по столу
Можно приметить Арсеньеву было
Пришедшую в дом без меньшого нужду.
«Один при мне, Петя, сынок-то остался.
Антон уж не бросит, – вздохнула она. –
Да и куда бы хромой он подался?» –
«Мать, по́лно! Судьба пощадила меня!»
Антон не любил, чтоб о нем сожалели.
К Петру вышел тот же – веселый, простой.
Петр знал: сердце друга его не задели
Кровавые бури эпохи лихой.
«Мне Лизавета дитя подарила!
Дочку! Та прелесть. Ей месяц всего! –
Тут плач по избе прокатился ленивый,
Словно как раз в подтвержденье того. –
Мы Василисой дочь, Петя, назвали».
Петр смолчал, что́ он думал о том.
Спросил у Матрены: «Вы имя ей дали?» –
Кивнула: «Не мыслила я об ином.
Они так похожи! Как дочка роди́лась
Антона, то сразу пронзила меня
Мысль, что покойница к нам воротилась,
Хоть так думать – грех. Нас простила она.
Дом наш простила. Молчи лучше, Петя!
Лизавета ревела: «Не дам называть
Покойничьим именем!» Уж в сельсовете
Смирилась. Хозяйка я! Мне выбирать!
Тем паче Антон согласился…» Матрена
Вся в этом поступке приметна была –
Привыкши в семье главной быть неуклонно
Могла и обидеть без умысла зла.
«Думаешь, Лизка от дочки отходит?
Как бы не так! Всё теперь за нее
Делать приходится – глаз с той не сводит!
Да я не в обиде (ведь внучка!) за то».
Петру рассказала для Грушеньки вести
О Маше: к той сватался Миша Круглов.
Пойти бы и рада, да как быть им вместе?
Родить ей нельзя. Отец выгнал сватов.
После про всё сама Маше сказала.
И Мише. Он парень хороший. Хотя
Слышал, что с брата дитём оплошала,
Что хворая, истово рвется в зятья.
Вчера опять был. Уговаривал Машу.
Уж так ее любит! Она-то ревет,
А девка послушная. Как ей мать скажет,
Так и поступит. Осьмнадцатый год!
Петр вздохнул. Срок пришел, провожала
Груша в Москву его. Как взять с собой
Молила! Как слезы и ласки мешала!
«Подвал так подвал! Ну и что ж, что сырой!
Сгибну здесь, Петечка, – горе иссушит.
Тоска без тебя». – «Мать и дочь береги.
Может, потом буду жить где получше
И всех заберу. Хорошо ль без семьи?»
Так и уехал. Петра ожидала
Снова беременной, вспомнив потом,
Что места работы его не узнала –
Петр всегда отводил разговор.
Вернулся зимою. Письмо подстегнуло,
Что худо жене. Ему мать написать
Чужой рукой втайне от Груши дерзнула:
«Совсем плоха Груша. В живых бы застать».
Сына бранила: «Брюхатой оставил
И сбёг. Тебе Груша три года жена,
И третье дитё уж носить ты заставил.
Она работящая – всюду одна.
Жалеет меня, а ее я жалею.
Скинет ребеночка – знаки уж есть.
Неужто простить себе горе посмею?!
Бери семью в город, оставь меня здесь.
Поздно мне дом менять». Груша лежала,
Как в и́збу вошел муж. Подняться к нему
Свекровь не дала, – отругав, удержала.
Жалко и совестно стало Петру.
Жена ему: «Петечка!» – Не осердилась,
Что не послушал ее в прошлый раз.
Ребенка в утробе сберечь ей случилось –
Должно, отлежалась, а может, Бог спас.
В Бога не верила Груша. В дорогу
Скоро собрались. Отказ уезжать
Мать подтвердила, заверивши строго:
Им в городе жить, а ей здесь умирать.
«Будь счастлив, сынок!» В комнатушке в подвале
Вода, отопленье, и газ был, и свет.
Ни с ведрами мучиться тут, ни с дровами,
Ни снег убирать неизбежности нет.
Куда легче быт. Уходил муж с зарёю
И до́ ночи самой. С Мариной одна.
Даже рожать ей случилось одною –
Дома. Не в срок чуть. Легко родила.
(Девочку снова.) Дитя окрестили
Зоей – живучая[19]. В церковь потом
До новых крестин путь они позабыли –
Опасно и проку не видели в том.
(Зою крестили обычая ради,
Как и Марину.) Григорий к ним был:
Вздохнул тяжело, на племянниц он глядя, –
Образ своей дочки в сердце хранил.
10
- Предыдущая
- 10/20
- Следующая
