Душа бездны (СИ) - Снежная Марина - Страница 2

Сегодня была та редкая ночь, когда на небе всходили сразу две луны: одна обычная, всегда блистающая на небосводе, которой покровительствовала богиня страстей Ардина, другая – луна Гании – владычицы волшебства. Именно при ней творились самые важные магические обряды. Считалось, что те, кто рождаются ночью при свете такой луны, наделены колдовской силой. Хотя не всегда это было так на самом деле. Также рожденные ночью Гании считались более удачливыми, словно загадочная богиня им покровительствовала. Мать рассказывала, что Дорайна родилась именно в такую ночь. Поэтому девушка с малых лет считала Ганию покровительницей. Для нее казалось хорошим знаком, что состязание произойдет утром после такой особой, волшебной ночи.

Дорайна мысленно взмолилась луне, чтобы та даровала ей победу.

– Эй, Дорка, ты спишь? – послышался громкий шепот.

Она так же громко зашептала в ответ:

– Не-а…

– Иди сюда, сказать тебе кое-что хочу, – сказал старший брат.

Дорайна с готовностью подползла ближе и устроилась рядом, глядя на слегка горбатый профиль Мойдера. Луны светили так ярко, что его лицо можно было разглядеть, как на ладони.

Брат выглядел таким серьезным, что она даже забеспокоилась.

– Только ты никому, поняла?

– Никому-никому! – подтвердила Дорайна и для убедительности замотала головой, больно стукнувшись затылком о землю.

Дальнейшие слова брата заставили ее похолодеть.

– Уйти я хочу из селения.

– Почему? – с трудом скрывая рвущийся наружу протестующий крик, выдавила она. – Чем тебе тут плохо?

– Хочу мир повидать, – озвучил Мойдер ее собственные тайные желания. – Может, воином стану. Прибьюсь в отряд к какой-нибудь важной шишке. Стреляю я хорошо, может, и возьмут. Еще бы мечом научиться владеть получше. Конечно, старый Голберт поднатаскал меня немного. Но за столько лет он уже сноровку прежнюю потерял. Да и пьет много. В общем, я уже могу его победить одной левой. Все равно чувствую, что недостаточно этого.

– Мойдер, тебя ж убить могут! – перед глазами Дорайны расплывалась пелена едва сдерживаемых слез. – Что мы тогда делать будем?

– И тут могут, – напомнил он. – В лесу всякое встретить можно. Особенно, если заплутаешь.

– Ты ж не верил в древние легенды. Говорил: сказки это.

– Когда оказываешься с лесом один на один, как-то теряешь эту уверенность, – признался Мойдер. – Да и не в этом дело. Ну не хочу я всю жизнь пнем тут торчать. Может, года два где-то пошастаю, потом сам захочу вернуться. Но сейчас мочи нет тут сидеть.

Как ни было ей трудно это сказать, она все же выдавила:

– Я тебя понимаю, – и тут же добавила: – Мойдер, возьми меня с собой!

– С ума сошла? – поразился он, срываясь с шепота на крик, и тут же понизил голос: – Женское ли это дело: по дорогам мотаться. Я ж воином хочу стать, понимаешь? Война – это тебе не горшки у печи ворочать.

– Как по мне, горшки труднее, – насупилась Дорайна. – Сам бы попробовал.

Он издал смешок:

– Чудная ты, Дорка. Уж не знаю, что из тебя выйдет.

– Великая охотница, – уверенно заявила она. – Давай уговоримся. Если я тебя обыграю на стрельбище, то возьмешь с собой.

– Вот же ж сказал на свою голову, – вздохнул Мойдер. – Да не отпустят тебя родители!

– А я сбегу!

– И не жалко тебе их?

– Жалко… Но я тебя одного не отпущу, – объявила она. – Без меня ты в первом же сражении на рожон полезешь. Характер у тебя дурацкий, уж я-то знаю.

– Кто бы говорил про характер, – хохотнул Мойдер. – Не завидую твоему будущему мужу.

– А я и не собираюсь замуж, – набычилась Дорайна. – Говорила уже.

– Твое счастье, что ты красавицей уродилась, – не слушая ее глупостей, произнес старший брат и без тени улыбки посмотрел в ее словно светящееся лицо. – Многие мужики на тебя засматриваются. Даже зная, что ты хозяйка аховая, не раз отцу уже намекали, мол, не прочь тебя взять за себя.

– Да ты что? – девушка распахнула и так громадные глазищи. – Отец и не говорил даже.

– Потому что не хочет тебя отдавать за нелюбимого. Жалеет он тебя, дуру такую. Ждет, пока у тебя детство перестанет играть в одном месте.

– Ты от темы не уходи, – опомнилась Дорайна. – Съехал-то как мастерски.

– Я и не ухожу, – возразил Мойдер. – Пытаюсь тебе объяснить, дурехе этакой. Как я тебя потащу с собой, если ты живая приманка для мужиков? От всех не отмахаешься мечом.

– То есть, ты не хочешь меня с собой брать, потому что я красивая? – поразилась Дорайна.

Более нелепого оправдания она еще не слышала. От обиды глаза еще сильнее защипало от слез.

– Так что смирись, что твое место – у печи, с мужем и детками, а не по дорогам шастать.

Дорайна ничего на это не сказала, отодвинулась на прежнее место и засопела. Дождавшись, пока дыхание Мойдера не выровнялось, она тихонько поднялась и опрометью ринулась в лесную чащобу.

Девушка знала, что делать дальше. И пусть брат только попробует еще что-нибудь придумать, лишь бы не брать ее с собой!

Мало кто из пришлых, и даже из коренных легурцев, рискнул бы ночью бегать по лесу. Днем хорошо знакомый и изученный вдоль и поперек, в темное время суток он наполнялся тайнами и загадками. В эти часы лесом завладевали его ночные обитатели, и не всегда их появление можно было объяснить разумными причинами. Существа мира, недоступного пониманию смертных, вступали в свои права. Встреча с ними обычно не приносила людям ничего хорошего.

Заметь Мойдер, что Дорайна покинула полянку на окраине леса, и отправилась искать приключений на свою голову, не посмотрел бы, что взрослая уже. Отходил бы хворостиной, чтоб неповадно было.

Девушка не боялась леса и его ночных жителей. Не раз уже рыскала таким образом по чащобе и никогда ни одна живая или мертвая душа ее и пальцем не тронула. Не то, чтобы Дорайна хотела пощекотать себе нервы. Причина так поступать была у нее более веская. Вдали от людей, в чаще леса жила старуха Вормия, общаться с которой детям строго запрещалось. Ее считали ведьмой, обладающей дурным глазом. К старухе обращались, когда кто-то заболевал или при тяжелых родах. Она никогда не отказывала, но, помимо этого, к общению не стремилась. Впрочем, как и люди к ней.

Дорайна не понимала, почему они со знахаркой сразу нашли общий язык. Познакомились, когда старуху позвали к деду, случайно рубанувшему себя топором по ноге. Забившись в уголок, восьмилетняя девочка наблюдала за суетящимися вокруг постели раненого взрослыми. В суматохе на нее саму никто не обращал внимания, иначе давно бы выпроводили. Едва Вормия вошла в комнату, атмосфера волшебным образом преобразилась. Женщина сразу пресекла панику и стала отдавать распоряжения: воды принести, угли, чистую ткань, иголку и крепкие нитки.

Будь на месте Дорайны Арника, та уже при этих словах с визгом бы вылетела из комнаты. И дураку понятно, что знахарка сейчас станет зашивать рану. Дорайна же не испытывала страха перед кровью, наоборот, ей было интересно. Ассистировать Вормии сначала должна была мать девочки. Но, едва услышав крик деда, когда знахарка стала промывать рану, та грохнулась в обморок. Старуха вполголоса выругалась и обвела глазами комнату. Мужчин она считала неспособными к лекарскому ремеслу и никогда не допускала к нему. Взгляды Вормии и маленькой Дорайны встретились. Неизвестно, что там прочитала знахарка, но поманила ее к себе:

– Иди сюда. Держи миску с водой.

Строптивая девочка, которую трудно было заставить делать что угодно, без малейшего ропота приблизилась. У нее даже руки не дрожали, когда она подавала женщине поочередно нужные предметы. За время операции они едва обменялись парой фраз, за исключением прямых распоряжений старухи.

Когда рана была зашита и забинтована, а дед, успокоенный щедрой дозой тайрина, спал без задних ног, старуха удовлетворенно кивнула.

– Вот и все. Ты молодец, дитя. Из тебя выйдет толк. Захочешь, приходи ко мне, научу тебя всему, что знаю сама.