Голова бога (Приазовский репортаж) (СИ) - Марченко Андрей Михайлович "Lawrence" - Страница 40

…В версте от сельца у векового дуба дорога раздваивалась. Указателя не имелось, но Конкордии он был без надобности — из-под тени дерева вышел измученный ожиданием Аркадий. Сойдя с двуколки, Конкордия шагнула прямо в объятия Аркадию. После долгого поцелуя юноша принялся снимать багаж, и еврей тут же принялся помогать, производя, впрочем, не сколько помощь, сколько шум.

Наконец, получив обещанную мзду за проезд, возница укатил куда-то в степь, а Аркадий и Конкордия последовал по тропинке средь высоких трав.

Так иногда бывает: идешь полем, рощами, перебираешься через овраги, холмы, и вдруг чувствуешь — за тем холмом нет ничего. Ты предчувствуешь пустоту. Поднимаешься на очередную вершину — и действительно, заканчивается суша, начинается необъятный и шумный морской простор.

От вида захватило дух. На мгновение почудилось ощущение полета — так здесь было много неба. Но позже оказалось, что там, где небо сгущалось — начиналось море. То там, то сям на нем было видно белые запятые парусов. Земля же под кручей виделась сначала как нечто незначительное, но только на первый взгляд. От края обрыва до полосы прибоя порой не было и версты, однако эта верста совсем не походила на расположенные совсем рядом поля. Здесь также редко шли дожди, но воздух, напоенный морской влагой, был чудодейственным для людей и природы. Если в степи растения выгорали на солнце до белесых, жестких стеблей, то внизу в то же время зеленела трава, густо росли деревья. Фрукты и овощи, кои вырастить вверху было невозможно без изнурительного крестьянского труда, здесь зрели охотно.

— Позвольте рекомендовать, — шутливо изобразил реверанс Аркадий. — Наше море. Прошу любить и жаловать.

— Оно у вас действительно премилое.

— Я познакомлю вас сегодня накоротке…

С моря дул бриз, обычный в это время суток, и Конкордии приходилось придерживать шляпку, дабы ее не сдул ветер. Зонтику приходилось так туго, что его пришлось сложить. Тот же ветер трепал подол юбки, ткань под его порывами плотней облегала тело, и женщина становилась как-то полуобнажена. Хотелось тотчас ее запечатлеть, нарисовать. Может даже позже изваять в мраморе, поставить скульптуру здесь на веки вечные. Однако же времени на то не имелось.

— Ну что, мой chevalier[2], веди…

Тропинка вилась по крутому склону, и всю дорогу приходилось помогать даме, придерживая ее за руку. Приходилось ли? Да Аркадий продал бы душу дьяволу, чтоб не выпускать эту руку до самой смерти.

У самого моря располагался хуторок в три хозяйства. В одном из них Аркадий по вполне приятной цене нашел комнату с полупансионом. Хозяйка обязалась варить обеды и ужины, но завтрак она готовила в такой ранний час, когда пара вставать не намеревалась.

Их уже ждали: комната была убрана, пол — свежевымыт, на окне ветер трепал лепестки срезанных поутру роз. Из летней кухни, где управлялась хозяйка, пахло борщом, варилась кукуруза. На солнце в пузатых жбанах доходил, ворочался квас. Стоял запах свежезарезанного арбуза, которым вместо чая утоляли жажду.

В комнате Конкордия стала переодеваться.

— Отвернись, попросила она Аркадия.

— Вот уж нет! Я хочу видеть тебя каждую минуту оставшейся жизни.

— Бесстыдник… — полуулыбнулась Конкордия, но начала разоблачаться.

Надо ли говорить, что Аркадий этой сладкой пытки не выдержал?..

Когда они несколько насытились друг другом, совсем кстати их позвала хозяйка отобедать с дорожки. За столом Аркадий и Конкордия сидели покрасневшие, словно их застигли в разгар любовных утех. Хозяйка же вопросов не задавали, не потому что были нелюбопытна, а потому что знала — все равно всей правды не скажут, соврут. А доходить до всего своим умом — интересней.

Она лишь сердобольно подкладывала Конкордии лучшие куски.

— Вы така худенька! Смачного вам!

В первый же день, как не осторожничали, на солнце молочно-белая кожа Конкордии обгорела до пунцового цвета, и тем вечером Аркадий смачивал ее ожоги молочной сывороткой.

— Я люблю тебя! — шептал он, гладя ее талию.

— Ах, не ври! — неизменно кокетливо отвечала Конкордия.

— А разве тебя возможно не любить? Ты же не оставляешь мужчинам никакого выбора!

— Ммм… Тебя будут любить женщины. Они падки на такие слова… К тому же у тебя нежные руки… Чуть ниже, прошу тебя… Ммм…

Несмотря на жару, они засыпали хоть и обнаженные, но прижавшись друг к другу тесно словно дети. За окном, убаюкивая, шумело море. Аркадий клал голову на грудь женщины и слышал, как бьется ее сердце. В одну ночь, он прижал ее к себе и будто расслышал звук еще одного сердечка — тихого и маленького. Взглянув на лицо Конкордии, он увидел, что глаза ее открыты, она тоже не спала.

— Я разбудил тебя…

— Нет, бессонница…

Он поцеловал ее в щеку, словно жалея. После улегся рядом, на бок, чтоб лучше ее видеть в ночном свете она была еще краше.

— Я думал о нас. О том, что нас может случиться, станет трое… Как тебе такое?

— Как странно, что ты спросил об этом. Я как раз думала об этом же.

— И что надумала?..

— То, что тебе лучше бежать от меня. Я постарею раньше тебя, стану после родов безобразной.

— Как может быть такое? Ты же родишь ребенка мне, и, значит, я буду любить тебя в два раза больше.

Она улыбнулась, как показалось Аркадию — печально.

— Ты же останешься в нашем городе?.. — спросил он.

Конкордия покачала головой:

— Нет, меня не прельщает будущее еще одной мадам Чебушидзе.

— Тогда я поеду с тобой.

— Спи, Аркаша…

Она закрыла глаза и, кажется, действительно уснула. Аркадий долго держал глаза открытыми, противясь сну. Как иной ребенок капризится на зло матери, так и Аркадий не желал засыпать на зло Конкордии.

Но стоило сомкнуть глаза, и он провалился в сон.

Они проснулись. Аркадий пожелал Конкордии дня столь же прекрасного, как и она сама. И день действительно был прекрасен. Они завтракали — завтрак готовил сам Аркадий.

О ночном разговоре даже не вспомнили. «Что толку оглядываться на сказанное во тьме», — думал Аркадий. Он молод, он силен, он удержит эту женщину рядом с собой. Ведь счастье — как раз в таких женщинах, украденных, отнятых у судьбы. Ну, может, не все счастье, а какая-то его часть — определенно.

Иногда просыпалась и шумно ворочалась совесть: ведь отечество, как обычно, в опасности. И лишь от него, может быть, зависит…

…Да шут с ним, с тем шпионом, — отвечало другое чувство. — В конце концов — разве его забота этим заниматься? Для этого есть полиция, городничий. Наконец, в Петербурге уже наверняка знают о смерти агента.

Утром гуляли по берегу, порой брали лодочку покататься. Аркадий изо всех сил налегал на весла, но лодку все равно сносило к берегу. Когда не было большой волны и не поднимало песок, через прозрачную воду было видно сажени на две. Порой к лодке приплывали здешние любопытные рыбы, и крошками от взятой в прогулку еды Конкордия кормила их как иные кормят птиц.

С полудюжину раз видели спины дельфинов, кои лишь утром подплывали к берегу.

К обеду возвращались к себе, после трапезы — отдыхали. Конкордия читала Аркадию какой-то роман. Тот, тем временем набрасывал на бумагу линии ее тела — обнаженной или как повезет. Устав читать, женщина ложилась отдыхать, но юноше послеобеденный сон был без надобности. Он отправлялся в путь. Заботясь о своей женщине он уже прикидывал, чем угостит ее завтра. Конечно, все сельские базарчики уже пустовали, но хозяйки охотно продавали свежие яйца, хлеб, овощи, измученные сторожа на баштанах согласны были отдавать арбузы и дыни буквально за глоток прохладной, родниковой воды. Привычный к долгим пешим прогулкам, Аркадий уходил от моря довольно далеко.

Оставшись наедине, снова и снова обдумывал обстоятельства дела с английским разведчиком. Протоирея, как видно, в минуты гелиографирования, встречали в монастыре, однако же с Ладимировским не так уж и ясно было. Художник жил небогато, и на этюды выбирался не так уж далеко от города. Иные места были у него нарисованы много раз: осенью и весной, в грозу и на солнцепеке. И джанкойские подсолнухи могли быть написаны год, два года, пять лет назад. Меж тем, ложь проверить будто бы нетрудно — каждый год крестьяне на поле стараются сеять что-то иное. Всем известно, что подсолнечник истощает землю, и после него лучше полю походить под паром, или хотя бы засеять горохом, на крайний случай — зерном. Да мало ли, что можно тут посадить? Кабачки, гарбузы, просо, овес. Не так давно была мода сажать кукурузу — ее семена одно время выдавались даром.