Голова бога (Приазовский репортаж) (СИ) - Марченко Андрей Михайлович "Lawrence" - Страница 47

— Можно построить убежище, для воинов искалеченных во время нынешней войны, — наконец проговорил протоиерей. — Мы и людям пользу принесем, и Господа порадуем.

— Какая блестящая мысль! — воскликнул Аркадий. — Но, как вы полагаете, ведь это дело совсем не надо откладывать? Ведь инвалиды нуждаются в помощи прямо сейчас, а война имеет свойство заканчиваться. Нам надобно успеть до победы русского оружия…

— А и правда! — воскликнул городничий. — Ведь зачем откладывать в долгий ящик! Давайте завтра же отправимся собирать?

Повод торопиться имелся у городничего. Чем быстрей получится начать собирать деньги, тем скорей получится на них наложить руку. И чем скорей закончится этот сбор, тем скорей можно было бы начать новый.

Мысль губернатора о поборах как нельзя лучше подходила Аркадию. Сборы предполагали визиты в имения, расположенные вокруг города. И всяк подобный объезд начинался с Малиновки — столицы владений Цыганеныша. За глаза Малиновку именовали Тьмутараканью или Берладом — воровской столицей, но Цыганеныш жертвовал изрядно. Говорили, что Цыганеныш не исповедовался. Он не верил в тайну исповеди и вообще считал это занятие лишним. Господь всевидящ, и, следовательно, о грехах его осведомлен. Он же, ответно, свою вину понимает и согласен платить положенную дань вроде налога.

— Да бросьте! — пробубнил протоиерей. — У меня на этой неделе дела, да и людям сперва надо объявить, чтоб они подумали, собрались с мыслями.

— А тут не думать надо, а следовать зову сердца, — возразил Аркадий. — Или же вы скажете, что сердце не всегда надлежит слушать?..

Он посмотрел в глаза священнику — поймет ли тот намек. Отец Афанасий понял:

— Хотя дело, оно, конечно благое… Хоть завтра поедем.

Выехать получилось лишь через два дня.

— А и правда, — зевнул Ники, снося лишнюю карту. — Внезапность — важна. Ведь если без предупреждения заявиться, меньше шансов, что укроются, скажут что в отъезде. Хотя с другой стороны — могут врать, что денег сейчас нет.

Армейские играли в преферанс — в игру хоть и новомодную, но уже популярную. Время было ранее — договаривались выезжать с рассветом, дабы с пожертвованиями вернуться засветло. Однако же игроки бодрствовали, поскольку проиграли всю ночь.

— Как тебе не «фи» думать о людях столь дурно? — заметила Дашенька.

— Как бы дурно я не думал о людях, они оказываются еще хуже, — ответил брат.

— Поехал бы лучше с нами, — укорил отец сына. — Все же офицер, герой! Поди, глядя на орден, жертвовали бы охотней.

— Ну, так возьмите орден, а меня — увольте. Или вот Аркадию мой мундир придется совсем впору.

В этом было что-то соблазнительное — влезть в чужую шкуру, но было в этом и что-то постыдное, предосудительное. И Аркадий закачал головой.

— Экий вы чистоплюй, Аркаша… — ответил Николай, и обратился к Петру и Петру. — Играем семь бубен…

— Кто играет семь бубен, тот бывает нае…

Но осекся, взглянув на старших.

Во дворе заложили бричку. Ехали вчетвером: городничий, отец Афанасий, конечно же Аркадий, да с этюдником увязался Ладимировский.

— Ах, сказал он, — устраивая свой несложный, но неудобный багаж. — Какие типажи попадаются в Малиновке.

Все приазовские да причерноморские сорви-головы, хоть раз, но бывали в Малиновке. Оттого там действительно ходили колоритнейшие персонажи, словно сошедшие со страниц книг о пиратах или «Разбойников» Гете. Там, сказывали, даже женщины не ходили без оружия: у всякого имелся пистолет, кнут или хотя бы нож. Однако же, говорил полицмейстер, хлопот с Малиновкой вовсе не было никаких. Каждый мог постоять за себя сам. А если дело заходило слишком далеко — все решал Цыганеныш.

Все были сонными, Аркадий думал вздремнуть в пути, но на колдобинах трясло немилосердно, мел ветер, задувая пыль в глаза, в рот, в уши. Вдобавок взошло солнце и раскалило степь до состояния сковородки. До малиновки было верст с двадцать, и чтоб скоротать время, говорили о разных пустяках.

— Слышали? Снова вручают «Станислава», — сообщил городничий. — В статут внесли изменение — за военные заслуги вручается с наложением ордена на скрещенные мечи. Но нам, конечно, «Станислав» с мечами не светит.

— Но оно, если подумать, и не надо? — спросил Ладимировский, точно угадав мысль.

Ведь даже хорошо, что не взялись строить пусть и значительный, но храм. Сколько их в империи возводится каждый год?.. А вот убежище для увечных… Государю непременно донесут, о нем наверняка будут говорить в салонах. Сюда потечет ручеек пожертвований, возможно, во спасение собственной души, кто-то приедет помочь лично.

По дороге раз останавливались у ручья и в Малиновку прибыли около девяти, когда жизнь в селе уже кипела. С виду село совсем не походило на обитель зла — по хозяйству возились крестьяне в своих дворах. На центральной площади около церкви бойко шла торговля, а в корчме напротив кто-то уже пропивал выручку.

Вот, пожалуй, чем на первый взгляд и выделялась Малиновка — одним большим, красивым но отчего-то пустовавшим трактиром, и парой заведений попроще, подешевле, откуда уже, не смотря на ранний час, неслась ругань и музыка.

— Сердце мое полно печали от того, что на богоугодное дело приходится просить деньги в этом вертепе, — забормотал протоирей. — И деньги, поди ж ты, на крови замешаны.

— Так в благом деле они очистятся, — заметил городничий. — Кровь кровью смывается.

Невдалеке от площади, во глубине небольшого садика стоял каменный дом, уместный скорее в городе, нежели здесь. Из окна на втром этаже слышались звуки музыки — кто-то играл на новинке — фисгармонии.

Гостей встретил молодой человек, едва ли на много старше Аркадия. Походил он чем-то не то на гробовщика, не то на бурсака, не то на упыря — не смотря на жаркое лето, его кожи не коснулся загар, а одет он был в поношенный черный сюртук.

— Вы, верно, прибыли собирать пожертвования на строительство пансиона для воинов-инвалидов. Мы ждали вас еще вчера, — сообщил он после положенных приветствий.

Городничий несколько сконфузился: его визит был не то чтоб тайной — но пугала осведомленность.

— Хозяина нет в имении… — меж тем продолжал бурсак. — Он отбыл вчера к своим табунам.

Ну вот, зря ехали, — подумал Аркадий. Ники был прав: вооружен — значит предупрежден. Но все оказалось не столь просто.

— Следуйте за мной. Хозяин дал распоряжения касательно вас.

Прошли в дом, по лестнице — на второй этаж. Вокруг все сверкало золотом, как догадывался Аркадий — сусальным. Прошли в кабинет с тяжелой мебелью, с бордовыми бархатными шторами. Имелся стол, накрытый красной скатертью, во главе — огромное кожаное кресло, вдоль — кресла поскромней.

Над главным креслом висел портрет императора. Ладимировский взглянул на него и тяжело вздохнул. Мгновенно Аркадий догадался о цели визита художника. Конечно, он не собирался рисовать физиономии здешних висельников — да они бы сами не согласились, дабы не быть опознанными. Художник надеялся получить заказ на портрет хозяина. Не сложилось.

Меж тем клерк отпер несгораемый шкаф, достал оттуда картонный пакет, который передал городничему.

— Пересчитайте. Здесь — две тысячи. Хозяин велел передать, что за это во всех списках дарителей его имя должно стоять первым.

— А ежели кто-то пожертвует больше?..

— На это хозяин велел передать: сообщите ему, и он добавит. Но если узнает про обман…

Что будет — уточнять не стал, но городничий едва заметно сглотнул. Впрочем, как обмануть Цыганеныша и вытребовать с него больше денег, городничий пока не понимал.

— Расписочку еще соизвольте подписать.

Она была уже подготовлена — с указанием суммы и цели жертвования. Оставалось лишь поставить подпись.

— Ваше недоверие смущает… — заметил городничий.

— Да помилуйте! К вам доверие совершеннейшее! Это ведь меня могут проверить! Будьте милостивы, засвидетельствуйте, что я вам отдал денюжку.

Деваться было некуда…