В объятиях Зверя (СИ) - Лайм Сильвия - Страница 28

— Чудовище? — монотонно переспросила девушка.

— Именно! Но каков наглец! И что ему было здесь нужно, ты не знаешь? Ведь он общался с тобой больше других. Хвала Духу, он не причинил тебе вреда!

— Подожди, а как вы узнали, что он — эриний?

— Ну как же… Он сам в огромного тигра и превратился! В белого с черными полосками. Шерсть еще такая пушистая-пушистая! И на солнце блестит, как серебро! А какие плечи широкие и мышцы на передних лапах, словно и не зверь вовсе, а огромный человек в звериной шкуре…

Ее глаза вдруг мечтательно заблестели.

— Рейли? — в некотором недоумении переспросила Марисса, чем вывела нимфу из ее странных фантазий.

Девушка мгновенно залилась краской.

— Ну, красивый он, понимаешь? Что скрывать? Как мужчина — обворожительно прекрасный. А как дикий зверь — еще притягательней! Вот такая я испорченная девка!

Рыжая усмехнулась и виновато развела руками.

— Хотя я и не верю, что он хотел причинить кому-то вред. Хотел бы — давно причинил. А он, когда тело твое увидел, зарычал на Верховную, навис над тобой, а потом словно бы весь ослабел. Отошел, упал рядом, и даже шерсть у него словно посерела. Из пасти кровь полилась. А потом посмотрел так гру-у-устно, и исчез, словно его и не было.

Марисса задрожала, обхватив руками колени. Страшное осознание накрыло ее с головой. Осознание того, что она может больше никогда не увидеть своего белого тигра. И это было гораздо больнее, чем любой ожог от материи, потому что теперь выло и обливалось кровью само сердце.

Она поняла гораздо больше, чем Рейли. Гораздо больше, чем наверняка пыталась внушить всем хитрая Харра. Ведь это не Верховная спасла ее жизнь. Нимфы не умеют лечить. Это Фьералин выпил яд материи из ее тела одному ему известно, как. У сына Ледяных холмов Эреба было много тайн. Но одно всегда оставалось неизменным: с детства он был самым лучшим и верным ее защитником. Единственным настоящим другом, который лично для нее уже давно стал болью в сердце.

— Ты не возражаешь, если я прогуляюсь? — сипло спросила Марисса, сдерживая всхлип.

Что, если Фьералин потерял свое тело? Что, если он уже давно на Эребе, и она больше не увидит его?..

— Я с радостью с тобой пройдусь, жара уже спала, и в лесу…

— Нет, Рейли, — перебила ее принцесса, — я хочу побыть в одиночестве. Мне нужно привести мысли в порядок.

— В одиночестве? — нахмурилась девушка. — Ну, ладно, если ты настаиваешь. Но потом не забудь зайти к Харре, она очень переживала за твое здоровье!

Марисса вяло кивнула головой, хотя в мыслях и проскочило, что это абсолютная неправда. Верховная наверняка и бровью не пошевелила, вспоминая о болезни Мариссы. Более того, девушка испытывала странное ощущение, будто жрица даже рада. Когда они гуляли с ней перед этим злосчастным падением, из уст Жемчужной словно лился яд, прикрытый медовой сладостью. Она говорила о погоде, природе, водяном Духе, однако за каждым словом будто блестело лезвие.

Но сейчас принцесса старалась не вспоминать об этом. Сейчас ей было совершенно наплевать на блондинистую ведьму, а все мысли ее занимала участь эриния Ледяных холмов.

Девушка вышла из палатки и, дежурно отвечая на пожелания здоровья от других нимф, побрела в лес. Ей хотелось побыть одной, обдумать свои чувства и эмоции. Помечтать, что ее зверь вернется.

Ноги сами вывели ее на берег небольшого пресного ручья, вдоль которого Марисса углублялась все дальше и дальше в изумрудные заросли.

Сюда нимфы не приходили почти никогда, и принцесса могла быть уверена, что ее не потревожат. Она села на теплый песок возле воды и задумалась.

Фьералин, что ни говори, перестал быть для нее просто другом. Как бы ни хотелось ей оттолкнуть его, как она делала со всеми, кто приближался слишком близко, с эринием это не удавалось. Он не нуждался в ее титулах, не искал ее общества ради положения при дворе, не жалел ее из-за магического бессилия. А ведь жалость бесила Мариссу сильнее всего.

Напротив, тигр не забывал при любом удобном случае ее подколоть, вставить едкую шпильку или пошутить. Никогда не было ясно, о чем на самом деле он думает, и какие цели преследует. И только ли долг перед ее родителями заставил дикого эриния искать в обители нимф сбежавшую принцессу…

Ей очень хотелось думать, что не только. Ведь она видела его взгляд, помнила тяжелое дыхание, жадность, с которой он втягивал ее запах… Когда на короткие мгновения он будто терял контроль, и инстинкты завладевали его разумом.

Эти воспоминания обжигали кожу, будоражили кровь. И Марисса понимала, что просто не может их отпустить. Отпустить Его. Она должна знать, что с ним. Жив ли он на Беане? Или его дух на долгие десятилетия улетел на Эреб?

Только вот, как узнать?

Нервно заламывая руки, принцесса закрыла глаза. Она вспоминала все, что когда-либо читала об эриниях. Все, что рассказывали отец с матерью, все, что удалось урвать тайком из запрещенного раздела в библиотеке.

И кое-что всплыло…

Марисса распахнула разноцветные глаза, загоревшиеся одновременно и зеленью, и аметистами. Была одна книга, которую в детстве принцесса тайком перечитывала по многу раз. Написанная старым менестрелем, она пестрила балладами и стихами о любви. Но ко всему прочему была там одна легенда, чей срок давности прошел не так уж давно…

Собравшись с силами, Марисса припомнила слова песни. Совсем короткая она должна была обладать силой призвать эриния с любого конца земли. По крайней мере, так гласили записи менестреля.

Конечно, существовало и ограничение на вызов. Вроде как пропеть вызов могут лишь любовники… Но кому какое до этого дело?

Марисса смутно представляла, почему все должно быть так, а не иначе. И какой вообще эффект могут произвести ее слова.

По большей части она всего лишь была одержима идеей увидеть мужчину, который не покидал ее мыслей. Который сводил ее с ума, и совсем недавно спас ей жизнь. Хотелось иметь возможность хотя бы сказать ему спасибо.

А еще проверить, будут ли заветные слова работать. Ведь раньше она была лишена магии, а значит, любой призыв провалился бы на корню. Любопытство еще больше воспламеняло девушку, и, выбрав первый попавшийся мотив, Марисса запела куплет на чужом языке.

Но на самом деле она столько раз перечитывала эту песню и ее перевод, что, казалось, будто каждое слово ей знакомо. Будто она говорит на родном наречии Пангирии, а не на таинственном языке эриний:

“Мое тело — песок для твоей воды,

Моя плоть — дерево для твоего огня,

Моя сила — небо для твоего ветра,

Моя воля — камень.

Приди ко мне, возлюбленный мой, чтобы вышли океаны из берегов, а вулканы окрасили ночь своим пламенем.

Фьералин…”

На последних строках ее щеки окрасились румянцем, а дышать вдруг стало тяжело. Слова становились такими интимными, если прибавить к ним имя мужчины…

Легкий ветерок поднялся среди деревьев, беспокоя густую листву и траву под ногами.

С каждой секундой сердце начинало биться все быстрее, то ли от страха, то ли от чего-то еще. Пульс застучал в висках, во рту стало предательски сухо. Пить не хотелось, но Марисса облизала губы так, словно испытывала страшную жажду. И открыла глаза.

Перед ней, глубоко и медленно дыша, стоял огромный белый тигр. Его очертания слегка расплывались, будто он весь был покрыт горячим воздухом. А черные глаза с тремя лезвиями вертикальных зрачков смотрели только на нее. Он слегка пригнулся голову к земле, словно охотился. И словно жертва уже была перед ним…

— Привет, — тихо проговорила она, чувствуя животный страх, неожиданно свившийся внизу живота в обжигающую спираль. В теле появилось и с каждой секундой начало нарастать нестерпимое напряжение. Оно опаляло грудь, заставляло кончики пальцев вздрагивать от ужаса и… желания погрузить руки в белую шерсть.

Происходило что-то странное.

— Зачем ты позвала меня?.. — прорычал зверь, хрипло дыша и не сводя с нее черных, как ночь глаз.