Тайна, покрытая глазурью (СИ) - Риз Екатерина - Страница 34

Горин поторопился кивнуть.

— Да, ты права. Просто… ты ведь сама всегда говорила, что самое верное решение — самое простое. И я давно должен был это сделать. Развестись с ней, и жениться на тебе. Так должно было быть, с самого начала. Ты будешь королевой.

Это было произнесено с лёгким придыханием, и я не стала огорчать Алексея Дмитрича своими мыслями о том, что невозможно быть королевой, когда королевства и в помине нет. Он не князь, и в безраздельное владение этот город ещё не получил. И вряд ли когда получит.

Но моя задумчивость была куда лучше слёз и рыданий, и Горин успокоился и даже подобрел и воодушевился, глядя на меня. Кажется, уже планы начал строить, судя по мечтательному взгляду и одухотворённому лицу. Я ему не мешала, сидела тихонько, а раздумывала о том, что бедный Лёшка даже не подозревает, в какой мы все, возможно, заднице находимся. Тут не то что второй срок на посту мэра не получишь, как бы реальный не схлопотать, лет на пять.

Я посмотрела на него, пытаясь представить его в тюремной робе, а не в итальянском костюме, любимого когда-то мужчину стало искренне жаль, и я машинально коснулась его волос. Он тут же поднял на меня глаза и улыбнулся. Уверенно кивнул.

— Всё хорошо, малыш. Ты меня любишь?

— Люблю, — сказала я, причём даже не соврала. Я, правда, его любила, вот только не той любовью, на которую он рассчитывал. Но что-то мне подсказывало, что таких нюансов Алексей Дмитрич знать не желал. С его-то больным самолюбием…

С отъезда Андрея прошло больше двух недель. Ничего не происходило, жизнь как-то незаметно вошла в свою колею, я на работу вернулась, и даже вела себя и выглядела, как обычно. По крайней мере, знакомые при встрече со мной не хмурились в недоумении и не принимались ахать. Я старалась улыбаться, лучиться энергией, но если раньше всё это было моим обычным поведением, то теперь отнимало много мил. Притворство есть притворство. А когда врёшь, что любовь прошла, и ты истинно ненавидишь предателя, то каждая такая ложь, пусть и маленькая, забирает у тебя частичку души. Сердце замирает, а вокруг начинается пожар — это глубокая рана начинает кровоточить, и никто, кроме тебя самой, помочь тебе не в состоянии.

Жорик без конца лез ко мне обниматься и целоваться, видимо, понимал, что я вру, и мне очень тяжело это даётся. Я была благодарна ему за то, что он хотя бы не заговаривал о Данилове, в кондитерской вообще все дружно делали вид, что его и не было никогда. Он не заходил выпить кофе, не улыбался никому, попросту мимо прошёл, и мы никогда не встречались. Меня это более чем устраивало. Вернувшись к работе, в первую неделю я в ней попросту увязла. Заказов столько накопилось, что хоть день и ночь работай. И мы работали. Я вся, с головы до ног, была в сахарной пудре, муке и глазури, но творила с большим воодушевлением, соскучившись по любимому делу. Приходила домой за полночь и валилась без сил на постель, чтобы в семь утра снова спешить на работу. Сил на размышления о своих горестях попросту не оставалось. Краем сознания я отслеживала время — часы, дни, недели, ждала — ждала! — новостей, но ничего не происходило. Но, признаюсь честно, что просто так я Андрея из своей памяти не вычеркнула. Его искал Калашников, его искал Халеменчук, но ничего утешительного или интересного так и не узнали. Данилов, как выяснилось, умеет растворяться в воздухе, остаётся только поаплодировать.

— Плюнь, — наконец посоветовал мне Димка.

Я промолчала, зато Аркадий Николаевич пренебрежительно усмехнулся.

— Плюнь. Вам бы только плевать, молодёжь. А я бы его нашёл и подвесил за одно место. Он бы мне всё рассказал.

Калашников глянул насмешливо, потом живот втянул, важно поведя плечами.

— Ваши методы, товарищ, противозаконны.

— Что?! — Халеменчук выглядел не на шутку обескураженным таким заявлением. — Поговори у меня! Я двадцать лет следователем, а ты? Сосунок.

— Лиля, ты слышишь?

— Прекратите, — тихо попросила я. Вздохнула и расстроено кивнула. — Не надо больше ничего. Я не хочу.

В конце концов, в моей жизни ничего не изменилось. Семья, дом, город, любимая кондитерская. Даже бывший любимый, которого так увлекла перспектива развода с женой, что он является ко мне каждый день, чтобы со мной об этом поговорить. Нашёл себе сообщника, ей-богу. Вот и получалось, что об Андрее просто следует забыть. Я поклялась, что сделаю это, у меня получится. Например вчера полчаса стояла над мусорным ведром, с его футболкой в руках, полная решимости от неё избавиться… Что ж, Москва не сразу строилась. Не получилось вчера, получится сегодня… или завтра. Выброшу её, и тогда точно ничего не останется.

С Лизой тоже, вроде бы, помирились. Она, по всей видимости, узнав от Горина потрясающие новости, решила, что я одумалась, и при нашей встрече воочию, изо всех сил играла роль лучшей в мире старшей сестры. Хвалила мой внешний вид, планы на будущее и даже мою работу, раз пять обойдя вокруг стола, на котором красовался свадебный торт, весь в шоколадных вензелях и лепниной из марципанов.

— Знаешь, мне так жаль, что когда я выходила замуж, не ты нам торт пекла. Ты талантище, Лилька. Я когда на такое смотрю, о диете напрочь забываю.

Я руки вымыла и вытерла их бумажным полотенцем. Похвалы сестры меня не сильно впечатлили, к тому же, я чувствовала усталость и всё чего хотела — это спать.

— Съешь пирожное, — предложила я.

Лиза на меня взглянула и укоризненно улыбнулась.

— Не соблазняй. — Она кухню оглядела. — У тебя работы много? Может, по магазинам пройдёмся?

— Если честно, не хочу. Я устала.

— Много работы?

— Лето, сплошные свадьбы.

— Это да. — Лиза снова к торту присмотрелась, наклонилась и вроде бы хотела коснуться белой марципановой лилии, но я её одёрнула:

— Не трогай.

Руку она тут же убрала и над самой собой посмеялась.

— Так и тянет пощупать. — Отошла от стола и присела на высокий стул. — Ты когда к нам приедешь? Денис без конца о тебе спрашивает.

— Скоро, — пообещала я.

— И Олег…

— Я вчера была в офисе, когда Олег успел по мне соскучиться?

— Я не говорю, что соскучиться, но он у меня спрашивает, как ты себя чувствуешь, а я не знаю, что ему ответить. Ты же скрываешь.

— Не скрываю. У меня всё в порядке. — Я широко улыбнулась. — Я вернулась к работе… То, что было, это лишь небольшая депрессия. Я себя пожалела, и всё прошло.

Лиза негромко хмыкнула.

— Давно надо было себя пожалеть, может, Горин одумался бы куда быстрее. Всё-таки мужская ревность — великая вещь, согласись.

— Лиза, ты на самом деле веришь в то, что он разведётся?

— А ты нет? — вроде бы удивилась она.

Я плечами пожала.

— Не знаю.

— Так потормоши его чуток. Он тебе уступит.

— Вопрос в том: хочу ли я этого. Представляешь, что начнётся, когда все узнают?

Лиза хищно усмехнулась.

— И что? Всех заткнём, Лиля. О чём ты переживаешь?

Я от сестры отвернулась, не желая обсуждать эту тему. А Лиза подошла и обняла меня сзади, прижавшись щекой к моей щеке.

— Лиля, я так рада, что ты в порядке. Ты меня беспокоила, честно. — Она в щёку меня поцеловала, потом потёрла место поцелуя, стирая след от помады. И рассмеялась. — Но ты у меня умница, я всегда это знала.

Я кивнула и заставила себя улыбнуться. Никак дождаться не могла, когда Лиза уйдёт и даст мне спокойно поработать.

— Тебя подвезти до дома? — спросила она.

— Нет. Я ещё поработаю, у меня ещё один заказ.

Лиза озабоченно нахмурилась.

— Попроси Жорика остаться.

— Мне нужно сделать это самой, — объяснила я, с удивлявшим даже меня терпением. — А ты поезжай. Дениске привет, я ему позвоню завтра.

— Ну, хорошо, — нехотя согласилась Лиза, но уже через секунду добавила: — Нажалуюсь на тебя Лёшке, честное слово.

Будто мне не наплевать. Я почувствовала настоящее облегчение, когда Лиза из кухни вышла. Жорик в зале гремел ключами, провожая её, потом ко мне заглянул.