Выбор Шатеры - Ясинская Яна - Страница 58

Мужчина обвиняет. Оскорбляет. Я не разбираю и половины слов, лишь отдельные фразы…

— Ты предала меня! Предала!

Женщина — совсем молодой, девичий голос — с не меньшей ненавистью вторит ему:

— Ты убил его! Убил! Я никогда тебя не прощу! У тебя нет сердца! Нет души! Для тебя нет ничего святого! Он был моим…

Удар, боль и… забвение.

На меня лавиной обрушивается буря чужих эмоций.

Обида, злость, непонимание, отчаяние… любовь… Безумная любовь, которая превращается в ненависть…

А затем приходит оно — безразличие.

Больше не хочется ни чувствовать, ни жить, ни дышать…

Голоса постепенно стихают, но безразличие уже прочно пускает корни в моей душе. Оно приносит прохладу и столь долгожданное спокойствие. Расслабляет, умиротворяет, заставляет все больше и больше хотеть спать… Оно показывает мне, как же я на самом деле устала. От всего: неопределенности, несвободы, нежизни…

Окончательно проваливаюсь в царство забвения. Мне так хорошо, как вдруг…

Резко, больно, противно — чьи-то сильные руки цепко хватают меня, до синяков, вырывая из сладостного, такого притягательного сна.

Не хочу! Не трогайте! Не надо!

Чьи-то жесткие губы впиваются в мои, вдыхая в легкие спасительный воздух.

— Дыши! Слышишь?! Дыши!

Слова доносятся откуда-то издалека. Остервенелые, злые.

Не хочу… Не хочу возвращаться туда, где так много боли. Здесь так хорошо, спокойно…

— Дыши! Я не позволю тебе уйти… Не отпущу! Не отдам…

Чьи-то тяжелые ладони с силой наваливаются мне на грудь, заставляя сердце биться — против моей воли, моего желания.

— Не смей… Не смей снова бросать меня!

Боль, отчаяние, гнев — все смешалось в этом родном голосе.

Его пугающее отчаяние. Именно оно не отпускает. Не позволяет до конца уйти туда, где так хорошо, спокойно, тихо, прекрасно…

— Дыши!

И снова губы. Снова руки. Кажется, это длится бесконечно. Я все жду, когда он, наконец, сдастся, отпустит меня. Но нет…

Не отпускает.

И тогда не выдерживаю я сама. Осознав, что он все равно не даст мне уйти, жадно хватаю ртом воздух.

Как же все-таки больно и неприятно возвращаться к жизни.

Озерная вода льется из рта, из носа… Хорошо еще, хоть пресная. Не соленая. Открываю слезящиеся глаза. Пытаюсь сесть — получается не сразу. Все тело, особенно грудная клетка, болит. Спасибо Эвану! Не мог поаккуратней меня приводить в чувство!

Я лежу на берегу в одном белье. В паре шагов от меня под деревом стоит с мокрыми волосами трясущаяся то ли от страха, то ли от холода Мэдлин. Рядом с ней — встревоженный Дерек. Перепуганного брата обнаруживаю за спиной. Это он помогает мне приподняться. Ловлю себя на мысли, что стараюсь смотреть на кого угодно, только не на альтаирца, сидящего на земле возле меня.

Мокрый, бледный, злой, как стая голодных драгов… Глядя на Эвана, начинаю понимать, что значит, когда говорят «На человеке от страха лица нет». Кажется, это как раз тот самый случай.

Наши взгляды встречаются. Мой — виноватый, и его — затухающе синий.

Это недобрый знак! В последний раз я видела светящиеся глаза альтаирца, когда он в порыве ярости чуть не отправил на тот свет кузнеца.

— Что… что произошло? — говорю с трудом: в горле дикая боль и першение, словно меня душили.

Почти сразу понимаю: ох и зря я это спросила! Потому что… разъяренного Эвана несет.

— Произошло то, что ты полная дура! Безответственная и взбалмошная! Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты сначала думала, а уже потом делала?! — орет он.

Вид у разгневанного альтаирца настолько озверевший, что перечить ему, подозреваю, не отважился бы в этот момент даже Анигай.

— Да как у тебя мозгов хватило полезть в Сумрачное озеро?! — не сбавляя тона, продолжает ругаться он, одновременно закутывая меня в свой теплый дорожный плащ. — Ты что, забыла, где находишься?! На тот свет захотела?! Сразу бы так и сказала! Я бы тебя собственноручно утопил, чтобы ты мне нервы больше не мотала!

Растерянно смотрю на брата в поисках защиты и поддержки, но, похоже, эти двое сегодня спелись.

— И не смотри на меня так! — рявкает Анигай. — Я с альтаирцем полностью согласен. Лично в следующий раз твою дурную башку ему топить помогу.

От обиды и пережитого нервы окончательно сдают. Губы предательски трясутся. Чем сильнее я пытаюсь взять под контроль расшалившиеся эмоции, тем хуже у меня получается. На глаза наворачиваются слезы. Нет! Ну это уже ни в какие ворота не лезет! Только разреветься перед всеми и не хватало! На мое счастье, внимание рассерженного Анигая переключается на Мэд.

— А ты, курица общипанная, куда смотрела?! Почему нас сразу не позвала?!

— Это я-то не позвала?! — возмущению подруги нет предела. — Да я тут же кричать начала, как она под воду пошла! Да если бы не я…

— Если бы не ты, кошка драная, она бы вообще в озере не оказалась. Готов спорить — это ты ее подбила туда полезть! Ты же без горячей ванны и дня прожить не можешь!

— А она может?! Да ты… Да ты… Драг обрезанный! Вот ты кто! — Разъяренная обиженная шатера переходит на визг. — Видела я тебя в одном месте! Да кто ты такой, чтобы мне претензии предъявлять?!

— Вот брошу тебя здесь на растерзание обрезанным драгам, и узнаешь тогда, кто я такой…

Пока они самозабвенно орут друг на друга, Дерек, поняв, что опасность миновала, решает заняться общественно-полезным делом — разведением костра. Замечаю на траве связку дичи. Видимо, у толстяка-землянина скандал скандалом, а завтрак по расписанию.

Все еще злой, как стая драгов, Эван садится под дерево рядом со мной.

— Не смей никогда больше так меня пугать, — тихо произносит он.

Так мы и сидим, молча наблюдая за тем, как Анигай с Мэд ругаются друг с другом, а Дерек неуклюже общипывает какую-то лесную птицу. К моему облегчению, постепенно ком откатывает от горла. Слезы отступают. Наши плечи с Эваном соприкасаются. Такое знакомое и родное тепло его тела невольно успокаивает меня. Закрываю глаза. Это так странно: прошло столько лет, а я будто и сейчас вижу: мы с мальчишкой-альтаирцем вот так же сидим плечом к плечу за церковью, на поляне, поросшей за лето разноцветным душистым ковром полевых цветов, семена которых привез с Земли священник.

Незабудки. Да. Кажется, они так назывались.

И болтаем. Весело. Беззаботно. Обо всем на свете.

Какими же мы были все-таки счастливыми в том забытом Богом и Отаром промозглом Катаре.

— Я слышала в озере голоса, — признаюсь я. — Мужчина и женщина. Они ругались. Он обвинял ее в предательстве, а она… В каком-то убийстве. Я толком не разобрала. Не понимаю… Зачем озеро дало мне услышать все это?..

Эван оборачивается. Чувствую его не на шутку обеспокоенный взгляд.

Надо же! Похоже, надменному альтаирцу, в которого превратился мой друг детства, все же не наплевать на меня.

— Думаю, это могли быть слуховые галлюцинации. Такое бывает, когда человеку не хватает кислорода…

— А мне их голоса почему-то напомнили отголоски… Только я их слышала будто через воду.

Наш разговор прерывает Дерек. Толстяк уже развел довольно большой костер, на котором ловко жарит на самодельном вертеле дичь.

— Эй вы, двое! Чего на земле мокрые сидите? Идите лучше к костру сушиться. А то с простудой свалитесь. Нам по этому долбаному лесу еще пилить и пилить.

До меня запоздало доходит, что Эван, как и я, мокрый насквозь. И это при его слабом здоровье! Я-то хоть пошла купаться в белье, оставив сухую одежду на берегу, а он… Единственное, что успел сделать альтаирец, прежде чем броситься за мной в омут, — разуться и скинуть плащ, в который я, к слову, и закутана.

Нет, ну это совсем никуда не годится! Эван с детства с легкостью подхватывал все простуды подряд.

— Ты о чем думал?! — испуганно набрасываюсь на слегка удивленного альтаирца. — У тебя же здоровье слабое! Зачем ты вообще в это озеро полез?! Пусть бы лучше Анигай меня вытаскивал!

— Не! Ну нормально? — возмущается братец. — Значит, его беречь надо, а меня в расход?!