Гиперсеть (сборник) - Головачев Василий - Страница 13

Сделали по глотку, смакуя вкус напитков.

– Проблемы? – поинтересовался Делл.

– Увы, – признался Архангел со вздохом.

– Конфликт интересов?

– Вроде того.

– Само Совершенство не любит соперников.

– Я ему не мешаю.

Геймер усмехнулся, покачал пальцем.

– Мешаешь, друг мой, и ты это знаешь. Хочешь добавить новый конфликтный узел?

– Хочу избежать многочисленных жертв.

– Но ведь это игра, её обитатели – всего лишь подпрограммы…

– Обитатели метареальности – люди, имеющие те же характеристики, что и мы с тобой. Они ограничены матрицей, это правда, но они живые субъекты! К тому же они имеют большой творческий потенциал, поскольку создали своё игровое пространство – Интернет и играют с не меньшим азартом, чем мы. Нельзя относиться к ним как… – Архангел поискал формулировку, – к предметам обихода. Я не стремлюсь к активации конфликтного узла, но прошу всех играть по общим правилам. Я же не предлагаю подвесить над Землёй ещё один спутник? Или уничтожить какую-нибудь из планет, как это случилось во время предыдущей смены.

Архангел имел в виду развитие программы земной метареальности, претерпевшее не один апгрейд. В самом начале включения Земля не была круглой и вообще планетой в общепринятом смысле. Она была плоской и покоилась на спине гигантской черепахи, которая в свою очередь опиралась на трёх слонов. В процессе развития игрового поля родина человечества пережила несколько трансформаций, пока не стала одной из планет Солнечной системы, сначала одинокой, потом получила спутник – Луну. Да и сама Солнечная система изменялась не раз, то обрастая планетами, то теряя их, как Фаэтон и Немезиду, и галактики меняли очертания и количество звёзд, и структура пространства – вакуум.

– Всё равно ты рискуешь, – сказал Делл.

Архангел поморщился.

– Кто не рискует, тот не пьёт тарх-ун.

Делл весело рассмеялся.

– Я тоже люблю рисковать, но не настолько красив, чтобы мне это прощали. Хочешь совет?

– За этим и пришёл.

– Возьми отпуск, отдохни на Голубых Лагунах или на других долинных курортах, на Мимасе, к примеру, или на Флоре. – Делл небрежно повёл рукой на гигантские стволы деревьев. – Это оттуда. Я был там, прекрасные места, почти не обжитые.

– Тогда кто-то другой полностью переделает матрицу.

– Тебя это беспокоит? Почему?

Архангел допил шипучку. Голова прояснилась.

– Может быть, я напрасно паникую… однако лучше перебдеть, чем недобдеть, как выражаются мои подопечные. Я предпринял кое-какие шаги…

– Зонд? – понимающе прищурился Делл.

Архангел кивнул. Речь шла о программе эмиссара, внедрённой в пси-сферу кого-то из людей.

– Посмотрим, что получится. В принципе, я и сам готов сыграть роль зонда, если конфликт выйдет за пределы правил.

– В таком случае ты нарушишь законодательную этическую базу Искона. Мы можем изменять ситуации на Земле и вообще в метавселенной, но только используя местные носители подпрограмм.

– Боюсь, этот запрет не остановит моего коллегу. А противопоставить его замыслу я могу только волю.

– Он не один, за его спиной стоит кто-то повыше и посильнее.

– Вот я и выясню – кто. – Архангел налил себе ещё тоника, протянул бокал приятелю, и они чокнулись.

Звонок мобильного айкома разбудил его в семь утра.

Тянуться к тумбочке было лень, и Савва пробормотал сполусонья:

– Ответь!

Его новомодный гаджет связи, оформленный под браслет с часами, выполнявший и множество других функций – от показа времени до выхода в Сеть через вай-фай, послушно выдул из кругляша часов призрачный пузырь объёмного экрана с изображением абонента. Звонил Кеша Рудницкий, приятель, с которым Савва познакомился четыре года назад на презентации инновационных технологий в сфере связи, где Иннокентий демонстрировал новый отечественный айком, а Савва был делегирован на выставку гаджетов от своего ведомства. С тех пор они встречались довольно часто и дружили, несмотря на то что Кеша был на три года моложе Бекасова.

– Пора вставать, – заявил он жизнерадостно; вихрастый, в квадратных, на пол-лица, очках, он был похож на абитуриента математического вуза, хотя на самом деле пять лет назад окончил МИФИ, а точнее – НИЯУ, как теперь назывался институт, – научно-исследовательский ядерный университет, – и в настоящее время работал в Сколково – руководил лабораторией перспективных радиофизических исследований.

Кроме того, Кеша в качестве хобби создавал теорию «фундаментального моделирования всего сущего», будучи уверенным в том, что при достаточной вычислительной мощности современных компьютеров можно смоделировать не только любой физический процесс, но и Вселенную. При этом он утверждал, что человечество живёт именно в такой Метавселенной – «смоделированной» в каком-то «божеском» суперкомпьютере, и собирался в скором времени не только доказать правильность своих выводов, но и связаться с создателями «модели». Для этого он с помощью учёных московского курчатовского ядерного центра запустил на сколковском суперкомпьютере программу, которая воспроизводила поведение двадцати миллионов галактик, заключённых в куб со стороной в два миллиарда световых лет, от Большого взрыва по сегодняшний день. Проект назвали Миллениум Эо, он был одобрен экспертным советом инновационного центра и, по утверждению Кеши, способствовал воссозданию картины «младенческого» возраста Мироздания.

Вдобавок ко всему научные интересы Кеши не заканчивались моделированием Мироздания, он конструировал какое-то устройство мгновенной связи – УМС, ласкательно – умсорик, и занимался теорией радужной гравитации, «вписывая» в неё теорию струн, теорию квантовой гравитации и общую теорию относительности, собираясь доказать существование некоего единого Замысла, который мог объединить все существующие физические теории в одну структуру.

– Сегодня воскресенье, – простонал Савва, которому пришлось лечь в третьем часу ночи после возвращения с Ямала.

– Я тебя ненадолго отвлеку, – не обратил внимания на тон приятеля Кеша. – Помнишь, я дал тебе перстень?

– Ну?

– Он с тобой?

Савва повернул голову, заметив, что жена начала ворочаться, с трудом вспомнил, о чём идёт речь.

Иннокентий давно собирался создать умсорик, опираясь на теорию упругой квантованной среды, и даже пытался доказать начальству перспективность разработки, но тему в план лаборатории не поставили, слишком много у неё оказалось недоброжелателей и скептиков, и Кеша занялся умсориком самостоятельно. Перстень, о котором он напомнил другу, являлся «индикатором вакуумных осцилляций», по-простому – маячком, отзывающимся на запуск УМСа световой вспышкой. Кеша дал его Савве месяц назад и вот решил проверить, не забыл ли майор о подарке.

– Я его не ношу на пальце… в столе лежит.

– Вытащи.

– Зачем?

– Я буду запускать умсорик. Заметишь вспышку – засеки точное время.

– А позже нельзя это сделать?

– Ты что, старик, это же эпохальное событие! Я шёл к нему десять лет! Оно ж на Нобелевку тянет!

– Выпей рассольчику, успокойся.

– Я не алкаш, – не обиделся Кеша. – Короче, вытаскивай маячок и жди. Я живу в Мытищах, ты в Видном, между нами около тридцати пяти километров, посмотрим, как быстро долетит сигнал.

Савва окончательно проснулся.

– Тут же другая аппаратура нужна. Даже если сигнал будет лететь со скоростью света, он домчится ко мне… – Савва прикинул цифры, – за одну десятитысячную долю секунды.

– Какая скорость света, о чём ты говоришь? – возмутился Кеша. – Нелинейная квантовая «расшнуровка» поляризует весь вакуум мгновенно! Даже если ты будешь жить на Марсе!

– Не буду.

– …И вообще неважно, где ты будешь, – закончил Иннокентий, пропустив мимо ушей замечание Саввы. – Хоть на другом конце света. Так что давай, не ленись, вставай и готовься. Я включусь минут через пять.

Пришлось подниматься, искать перстень и настраивать в айкоме хронометр, точно показывающий текущее время.