Стриптиз (СИ) - Бирюк В. - Страница 23

Но Самород, хоть и сунул маслёнку парню, упорно гнул свою линию:

— А как же-то? Ежели тех, ну… вырезать. А другие узнают да прискочут… Кыпчаки-то конные, быстрые. А мордва-то пешая, шагом ходит. В чистом поле им-то и вовсе смерть. Строя не держат, щитов больших не носят, сильных луков не знают. Степняки-то поганые… наших-то поганых… издалека стрелами истыкают, а как толпа-то смерти не выдержит, да побежит — рубить с коней зачнут. Аки зайцев степных. Смертоубийство одно, бестолку.

Он прав: степная триада. Прореживание пешего противника — стрелами, пробивание строя — копьями, рубка бегущих — саблями. Классика. «Это ж все знают».

Только… я бы не стал начинать разговор, если бы не имел чего-то, чего не «все знают».

Забавно: Самород пытается отвлечь моё внимание. Это — ревность собственника, или сочувствие защитника? Зря нервничают ребята — здесь закручиваются дела куда как более важные. Чем жирно поблёскивающая свежим маслом дырка «для их наслаждений» даже и «наследного принца Мордовии».

— Я и говорю: думаешь ты, да не додумываешь. Смотри: сказать хану — нельзя. Вырезать один кош — нельзя. Значит — воевать с ордой целиком. Воевать в поле — нельзя. Ну? И чего делать?

Здесь три подряд «нельзя». И — наплевать.

«Если нельзя, но очень хочется, то можно» — базовый русский принцип.

Другое дело, что надо ещё нейрончиками с аксончиками пошевелить. И придумать — «как».

Самород — толковый мужик. Но думает… линейно. А брать надо — интегрально. Рассматривая субъект совокупно. Например:

— Чтобы сохранить власть отца, чтобы укрепить свою — тебе, Вечкенза, придётся воевать. Иначе… твой отец занял у очень многих. Отдавать — тебе. Но — нечем. Нет войны — инязора Вечкензу порвут в клочья. Свои же азоры. Тебе нужна добыча. Много добычи. Никто из соседей тебе столько не даст. Мурома, мари, черемисы, суваши, буртасы… Никто. Если только храбрые эрзя не отправятся штурмовать города Рязани или Булгара.

— С чего это? Они мордвины, а не идиоты.

— Правильно, Самород. Поэтому единственная возможная цель — кыпчаки. Точнее — орда Башкорда. В которой ходит кош Куджи, твои мучители.

— Х-ха!

— А ты как думал? Сразу в одну точку сходится и месть, и возврат долгов, и прибыль, и слава, и власть… Всё в одном месте — в победе над кипчаками Башкорда.

— Дык… Воевода, я ж те толкую: не выстоит мордва против кыпчаков! Кыпчаки-то конные! А мордва-то пешая! А в чистом поле им-то и вовсе смерть…

— Я пойду! Я всё равно пойду! Я их всех убью!

— Замолчь! Поставили раком — так и стой! Тишком! Пока цел ещё! Эта… Мордва в лесу хороша биться. Да ведь в лес кыпчаки-то не пойдут.

— Ой ли?! Так ли уж степняки в лес не ходят?

Под перекрестием двух пар изумлённых глаз я стал излагать… ещё не план военной кампании — просто мысли по поводу.

Времена сплошного кругогодичного таборного кочевания для половцев давно прошли. Каждая орда ходит в своей области — 80-100 тыс. кв. км. Башкорд, задвинутый в угол Волжско-Донского водораздела, ежегодно кочевал в три шага.

Весной вся орда дружно выкатывалась с зимних становищ на высокие места — на водоразделы левых притоков Дона.

Это большой праздник, это недели, когда люди в орде встречаются, общаются, держатся рядом. Таких площадок несколько. На них формируются курени. Близкородственные, дружественные роды ежегодным общением подтверждают своё согласие, общность.

Потом, ближе к середине лета, когда трава выгорает, курени распадается на коши — большие семьи, они спускаются к речкам. На многочисленные, относительно малые, разбросанные площадки. Отары, табуны и стада пасутся там. На подпитываемой речной влагой лугах.

Пошли дожди, становится холодно, начинается обратная откочёвка. Коши снова сливаются в курени. К зиме степняки прижимаются к лесу. К огромному непроходимому лесу, который здесь называют мокшанским. Дальше к западу он идёт к Пронску и называется Чёрным, дальше… брянским, Росью…

Вот к этому лесу в его восточной части и прижимается с юга орда Башкорда.

Зимой в лесу прокормиться легче, чем в голой степи. И человеку, и скотине. Кони копытят лесную подстилку, люди охотятся или орехи у белок отбирают. Медведи, кабаны, лоси, олени, зайцы… Но главное — топливо. Огонь в юрте горит непрерывно. Юрта — не изба, очаг — не печь. Греть надо сильнее. Иначе — смерть. На юге можно обойтись лепёшками из кизяка. Здесь, в континентальном климате, на севере… охапки хвороста каждый день — условие выживания.

Еды мало, и курени, после откочёвки к лесу, снова рассыпаются на коши, становятся длинной редкой цепочкой по опушке. Из года в год. Там оборудованы зимние кочевья, места присмотрены и натоптаны.

Часть кошей остаётся южнее — у малых рек. Там тоже есть леса — пойменные. Когда голодной зимой из Степи идут волки — они их первыми и встречают.

— Как ты сказал: они — мордва, а не — идиоты? Вот и не будем идиотизмом заниматься. Если кипчаки в Эрзянь Мастор прорвутся — мало не покажется, тамошняя степь им — любо-дорого. Бить их надо в лесу. Так ведь они сами же к лесу и придут! По опушке мокшанского леса встанут. У Башкорда орда слабая, половинная. 60–70 кошей. Все — не полнокровные. Половина становится южнее — по речушкам. Остальные — избушкой Бабы-Яги перед русским богатырём — к степи передом, к лесу — задом. К зимнему, заметённому лесу. Непроходимому. Это ж все знают.

Я внимательно оглядел собеседников. Судя по открытому рту Вечкензы и напряженному лицу Саморода — я прав. Общая уверенность в непроходимости зимнего леса — устойчива.

— Мордва — лесовики. Которые по такому лесу ходить умеют. Снегоступы, лыжи… У степняков — ни таких приспособ, ни навыка. Я пошлю купцов — они высмотрят места зимних стойбищ. Снег ляжет, метель всё заметёт. Ты, Вечкенза, ведёшь свои отряды через лес. Они бьют кипчаков — в их дому, в юртах, внезапно, в спину. Как вы и умеете. Конного боя — нет. Снег в лесу глубокий, конный — пешему на лыжах — не помеха.

— А хабар? Его ж по лесу не потянешь!

— О! Уже и добычи захотел?

У ребёнка — рефлекс глотательный, у «племенника» — воина племени — рефлекс хватательный.

— И это правильно. Выйти в нужное место, подобраться — через лес. А уходить — степью. С хабаром, скотом и полоном.

— Дык! Они ж прискочат! Они ж-то с других кошей прилетят! Всю-то степь снегом коню по брюхо — не завалит!

Не дошло. Я говорю о нескольких отрядах, Самород пока представляет только один — против коша обидчиков.

— Экий ты, Самород, быстрый. Тебя бы не Самородом, а Скорородом звать. Бить их надо сразу. В один день. Точнее — в одну ночь. Здесь, под лесом — 30–40 зимовий. Их надо вырезать одновременно. Всех.

Я внимательно оглядел завороженных слушателей. Медленно провёл над коленом рукой с растопыренными пальцами. И резко сжал кулак. Они вздрогнули. Образ тихо раздельно идущих через чащобы отрядов, их внезапное, синхронное нападение, объединение, победа… И захваченная, зажатая в кулаке добыча… Запомнилось.

— Сможем — ответки не будет. Их останется мало. Мстить — не посмеют. По другим ордам разбегутся. Думайте.

Я оставил их, ошалело переглядывающихся. С всхлипом от полноты чувств вздохнувшего — Вечкензу, почёсывавшего затылок — Саморода.

На следующий день, когда они уже немного освоились с кругом предложенных идей, повторили уже спокойнее. С кучей вопросов:

— А как сказать людям?

— Никак. Пока глубокие снега в Степи не легли, всякая новость идёт со скоростью скачущего коня. Обеспечение секретности — безусловно.

— А сколько надо воинов?

— В орде — 30 тысяч голов, 70 кошей. Половина — встаёт у леса. В коше — сотни четыре. Но мужчин мало. Пацанва. Не 70–80, как должно быть, а 50–60 бойцов. Значит в отряде, нападающем из засады, должна быть… сотня. Иначе кипчаки мордву… замордуют. Потом батыры-победители сядут на коней и поедут выручать соседей. И это уже катастрофа. Потому что лесовики в степи против конницы…