Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало - Тихонова Карина - Страница 32

Бабушка потянулась вперед и похлопала молодого человека по колену. '

— Да ты расслабься, — сказала она насмешливо и мягко. — Ничего подобного здесь не будет.

Арсен нервно закинул ногу на ногу.

— Понимаете, просто мне не раз приходилось с этим сталкиваться, — бормотал он в замешательстве, а руки его блуждали вдоль тела, не находя себе места. — Когда на тебя смотрят с таким изумлением… Или с разочарованием: чего это он в джинсах, а не в широких штанах и не в красной рубашке…

— И без наркотиков, — подсказала бабушка.

— И без наркотиков, — медленно повторил Арсен. Он смотрел на хозяйку широко раскрытыми глазами, и в его взгляде странно сочеталась недоверчивость и готовность поверить.

— Вот что, — не обращая внимания на его взгляд, заговорила бабушка властно и решительно. — Давай-ка сразу расставим точки над i. Насчет своей национальности ты сильно ошибаешься. Уж не знаю, чего тут больше: бравады или оскорбленного самолюбия, но ничего особенно экзотического в твоем цыганском происхождении нет. Во всяком случае, для меня. Что, я за семьдесят лет цыган мало видела?! Допускаю, что тебе попадались люди, считающие иначе. Возможно, не очень приятные люди. Но будь справедлив! Ни я, ни Валька за таких недорослей не отвечаем! Так что не ощетинивайся в нашем присутствии. Ладно?

— Теперь второе. Социальным снобизмом я тоже не страдаю. Я вообще разбогатела не так давно и очень неожиданно… А до этого всякое было. Бывало, что неделями сидела на одном кефире, и не потому, что диету соблюдала. Поэтому до сих пор кефир видеть не могу… Ну, неважно.

Бабушка откинулась на спинку кресла и провела рукой по пышным сверкающим волосам. В комнате стояла абсолютная тишина.

— Ты здесь находишься потому, что мне небезразлично, с кем встречается моя внучка.

— Бабушка!

— Помолчи, Валентина. Я хочу знать, что ты за человек. Чего ждешь от жизни, каким способом деньги зарабатываешь, часто ли врешь, много ли пьешь, способен ли ты на предательство… Это совсем не значит, что я жду от тебя непременного предложения руки и сердца моей внучке…

— Бабушка!

— Помолчи, Валентина. Как будут развиваться ваши отношения, я не знаю. Но если они будут развиваться, а я пойму, что ты не тот человек, которого нужно иметь рядом в трудную минуту, — не обессудь… Разведу вас в разные стороны, и пикнуть не успеете… Я сказала, помолчи, Валентина! И твоя национальность здесь будет абсолютно ни при чем. О, трагедия! — с иронией выдохнула воздух бабушка. — Цыган! Вот у меня есть знакомая поэкзотичней тебя. Отец — еврей, мать — палестинка. Ничего сочетание? По еврейским законам, она — лицо арабской национальности, а по палестинским — еврейка. И теперь ее ни там, ни там замуж не берут. Вот это трагедия, я понимаю… А ты себе, дружок, что-то не то нафантазировал. Кстати, — перебила бабушка сама себя, — ничего, что я на «ты»?

— Ничего, — ответил Арсен, смеясь. К удивлению Вальки, он был весь облит густым багровым румянцем. Внезапно цыган встал, подошел к Евдокии Михайловне, взял с колена ее руку и, почтительно нагнув голову, поцеловал ее.

— Вы меня так отделали, — сказал он и накрыл бабушкину ладонь своей. Покачал головой и снова рассмеялся. — Впрочем, так мне и надо. Спасибо.

Еще раз наклонил голову и снова поцеловал бабушкино запястье.

— Ну, вот и молодец, — энергично одобрила бабушка. — Хватит мне руки целовать, я не сержусь. Иди, сядь, не возвышайся, как монумент. Кстати, если я тебя иногда буду ругать, ты как? Не обидишься?

— Ни в коем случае, — отозвался цыган.

— Я любя, по-стариковски. Кстати, молодой человек, как ты думаешь, я очень старая?

И Евдокия Михайловна кокетливо повела головой, прищурив и без того длинные узкие глаза. «Как выпутываться будете, юноша?» — читалось в ехидном взгляде.

Арсен отнесся к вопросу серьезно. Оглядел стройную фигуру хозяйки, затянутую в облегающие брючки и длинный свитер-лапшу. Внимательно всмотрелся во все еще красивое, умело подкрашенное лицо.

— Я вам скажу, как это определить, а вы решайте сами, — предложил он.

— Очень интересно, — поощрила бабушка с некоторой иронией.

— Отец моего приятеля сделал предложение… одной женщине. У обоих умерли супруги, они остались одни… Дети выросли, у них своя жизнь… В общем, все благоприятствовало. Но женщина ему отказала. Она сказала: «Я старая. Я все еще могу влюбиться в мужчину, но уже не могу его любить».

Арсен пожал плечами и улыбнулся.

— Вот так. Думайте сами, решайте сами…

— Странный критерий, — сказала Валька.

— Да нет, не такой уж и странный, — ответила бабушка. Улыбка сползла с ее губ.

— Она была цыганка?

— Это была моя мать, — просто ответил Арсен. — И ей было всего пятьдесят лет.

Вошла Нина и, по обыкновению непочтительно, доложила.

— Готово все. В столовую, что ли, подавать?

— Я бы предпочел поесть на кухне, — поспешно сказал Арсен. — Если можно. Там не так официально.

— Ну и хорошо, — одобрила домработница, — а то таскай посуду туда-сюда…

Повернулась и пошла на кухню, шаркая задниками тапочек.

Валька вспыхнула и негодующе посмотрела на бабушку. До каких пор она будет спускать это хамство? Но Евдокия Михайловна сидела, как каменная, не поднимая глаз с яркого пятна коврового орнамента под ногами.

И Валька поняла, что она просто ничего не слышала.

— Ты все запомнил? — спросила Стася брата во второй раз.

— Все, все, — подтвердил тот нетерпеливо. — Гони задаток.

— Шиш тебе, а не задаток, — осадила его сестра. — Получишь все сразу, и только в том случае, если я останусь довольна…

— Можно подумать, ты когда-нибудь бываешь довольна, — уныло протянул брат.

— А ты постарайся… Удиви меня.

Стася вышла из комнаты и направилась в коридор. Федька потопал за ней и остановился, прислонившись к стене. Сестра снимала с вешалки свое пальто.

— Чего стоишь? — накинулась она на Федьку. — Собирайся!

Тот неуклюже опустился на низенькую банкетку и запыхтел, натягивая обувь. Стаська минуту наблюдала за ним с презрительной гримасой на лице.

— Господи, тебя скоро кондрашка хватит, — заметила брюзгливо. — Хотя бы из себялюбия сбрось кило восемь…

— Не твое дело! — огрызнулся Федька.

— Не мое, так не мое… Иди вперед и сядь в машину. А то потом такси не догонишь…

На звук их голосов из кухни вышла Альбина Яковлевна.

— Уходите?

— Уходим. Слушай, что там за шум был на кухне? — спросила Стася, натягивая на лоб вязаную шапочку.

— Я чашку разбила, — ответила мать безо всяких эмоций.

— А-а-а… Ну ладно, пока.

И Стаська посторонилась, пропуская брата вперед. Тот запыхтел и двинулся в дверь. Сестра дала ему хорошего леща пониже спины.

— Иди быстрей, застрянешь!

Федька беспомощно огрызнулся через плечо. Альбина Яковлевна молча постояла в коридоре, наблюдая за уходящими детьми, потом вернулась на кухню, где сидел, вжавшись в стену, ее муж.

— Стася пошла на охоту, — проинформировала она его бесстрастно. — Все будет хорошо, Женя.

— Ты думаешь? — почти прошептал он в ответ.

— Я не думаю, я знаю… У Стаськи теперь есть мощный стимул.

И она обвела горьким взглядом высокий потолок, просторную кухню, огромное окно с эркером… Все, что они заработали с мужем, уместилось на территории ста пятнадцати квадратных метров общей площади… Раньше ей казалось, что это немного. Теперь она понимает, что сюда вложены две жизни.

— А с нами что теперь будет? — спросил Евгений Павлович.

— Не знаю, — равнодушно ответила жена. — Переедем в Стасину квартиру, наверное…

— Втроем, в две смежные комнаты…

Евгений Павлович опустил локоть на стол и взялся рукой за голову.

— Женя, это лучше, чем ничего, — сказала Альбина Яковлевна. — Стаська права.

— А ты уверена, что ей удастся сохранить обе квартиры и… рассчитаться с долгом? — робко спросил муж.

— Я уверена.