Жизнь навыворот (СИ) - Подольская Софья - Страница 61

Понимая, что ее начинает потряхивать, притормозила. Щелкнула зажигалкой, активируя магию табачного листа. Терпкий дым потек в горло и дальше. Успокаивая.

- Има?

-    Что?!

-    Я не хочу жить Игор, - невозмутимо ответил потомок богини Дану.

Серафима подняла взгляд, надеясь прочитать в его лице. Понимание? Раскаяние? Обещание больше так не делать?

Он просто смотрел на нее. А в не тронутых сумерками синих глазах виднелось эхо той улыбки.

Серафима чертыхнулась.

-    Тогда не делай так больше, - устало выдохнула она. - Хорошо? Тебя не должны сейчас видеть.

-    Она, как Мег, - сказал Аргит, словно это все объясняло.

- Та девочка?

-Да.

- А кто такая, - начала было Серафима, но вспомнила, что они по-прежнему торчат на парковке крупнейшего катка страны. - Давай в машине расскажешь?

Мег О'Нил было семь, когда она решила отыскать другой конец радуги. Там, по заверениям старой Нэн, можно было поймать лепрекона и стребовать с него целый горшок золота. И пусть отец Колумба говорит, что лепреконы - суть порождения Сатаны и верящие в них отдают Отцу лжи свою бессмертную душу. Мег твердо решила рискнуть.

• уже пробовала молиться. Просила помощи у всевышнего, который, по словам отца Колумбы, все видит и все может.

Но малыш Флинн все равно ушел на небо.

За мамой.

И сестренкой Бранвен.

Хотя Мег не понимала, как они смогли на небо, когда их - в землю?

А вчера соседка говорила папе, от которого теперь противно пахло элем, что малышке Бриджет все хуже. Ей нужен доктор. И теплое молоко.

Молока не было.

Зато был весенний дождь и радуга яркая, как господские луга. И история старой Нэн о лепреконе и горшке золота. Горшок - это ведь так много. Его хватит и на доктора, и на молоко, на мед, яйца и торф на зиму.

Мег подошла к тюфяку, погладила спящую сестру по слипшимся рыжим кудряшкам, и, прикрыв поплотнее дверь, побежала к другому концу радуги.

Она остановилась, когда лес покрывалом тонкой шерсти окутали сумерки. Мег видела такое на ярмарке. И даже потрогала, пока торговка умасливала какую-то богатую даму. Мягонькое.

Сизые тени гасили яркую зелень. Ветер сонно перебирал потемневшую листву. Умолкли птицы.

Пнув от досады упавшую ветку - ни лепрекона, ни горшка она сегодня не нашла - Мег повернула домой.

Вот и овраг, от которого совсем немного до разбитого молнией дуба, а там и до поселка рукой подать. Вот только в овраге туман - густой, как овечья шерсть.

Мег заплутала, но не испугалась. Чего бояться, если от склона до склона доберешься, как раз за половину «Отче наш». Выставила вперед ладони и забормотала молитву.

Туман льнул ласковым щенком: лизал лицо, хватал за истрепанный подол рубашки. А руки по-прежнему чувствовали пустоту. Мег уже прочитала «Отче наш» и «Богородице Дево радуйся», а конца ни оврагу, ни туману не было. И тихо. Как же стало тихо.

Словно исчезли все звуки мира.

И мир исчез, оставив Мег совсем одну.

Она прочитала все известные молитвы. Но бог, наверное, не видел ее в этом тумане. Да еще за деревьями.

Тогда Мег обратилась к народу холмов. И пусть отец Колумба говорит, что они все как есть проклятые демоны, это ведь когда-то была их земля. Может, они помогут Мег. Она попросит. Очень-очень сильно!

Мелькнуло желтое пятно. Мег зажмурилась и для верности потерла глаза кулаками. Хотела перекреститься, но, поразмыслив, не стала.

С каждым шагом туман таял, будто льдинка в весенней воде. Вот и просвет между покрытыми мягким мхом стволами. Ухо различило серебристый перезвон ручья. Запах яблоневого цвета пощекотал нос.

Куда же она забрела?

Эта поляна, и дом из камня и дерева, и огромная, каких не бывает, яблоня, обнявшая ветвями стену и крышу, были Мег определенно не знакомы.

Может, она все же добралась до другого конца радуги?

Мег вприпрыжку побежала к дому. И лишь когда разглядела сидящего под яблоней мужчину, поняла, что в лепреконах старая Нэн ничегошеньки не смыслит.

Мег была первым человеческим ребенком, которого встретил Аргит. Маленькое, грязное, тщедушное существо с синими, как летнее небо, глазами. Дети племен, теперь редкие, но оттого более ценные, были другими. Они не пахли дымом и землей, не кутались в рубище, не рвали хлеб. Жадно, как оголодавшие волки.

Она заснула прямо за столом, обнимая тонкой, словно веточка, рукой, крынку с молоком. Язык, на котором говорила Мег отличался от известного Аргиту, но, насколько он смог разобрать, она поняла, куда попала. Только называла его странно и почему-то требовала горшок золота.

-    Что с ней случилось? Потом?

Серафима курила, стряхивая пепел в открытое окно. Решение не соваться на проспект оказалось ошибочным, и они сорок минут тянулись по заснеженным улочкам. Как раз хватило, чтобы Аргит, ныряя периодически в словарь, рассказал историю девочки, заблудившейся в туманах.

Как Мег, получив не горшок с монетами, но вдоволь золотых украшений, пошла в лес.

И на следующий день.

И каждый последующий из многих дней, уже умытая, в платье тонкой шерсти и новых башмачках, брала золото и шла в лес. Пока однажды, поплутав между деревьев, не всхлипнула, прижимаясь к всегда сопровождающему ее Аргиту.

-    Мы ехать на Эмайн Аблах. Там жить моя мама и сестра мама. Много сестра. Мег остаться.

В доме деда, владыки Мананнана Мак Лира, где Аргит родился. Где жил пока его, уже вошедшего в возраст, не отправили к отцу. В этот раз он гостил дольше обычного.

Мег провожала его улыбкой, и рука матери гладила непослушные кудри. Рыжие, будто лисий мех, стянутые его детским обручем.

-    А сколько ей сейчас? Лет? - уточнила Серафима.

-    Мег - ребенок.

- До сих пор?!

Она развернулась к Аргиту, надеясь прочитать на его лице: «Попалась!» Но, кажется, он не шутил. Вот тебе и страна вечной юности.

-    Ладно, - пообещав себе непременно подумать об этом позже, Серафима толкнула дверь авто, - идем, там Айн заждался уже.

Глава 44

Ключ не повернулся.

Медленно, словно в руках у нее оказался хвост королевской кобры, Серафима потянула связку. Прислушалась. Захлестнувшая ее тишина мгновенно переродилась в панику. Рванув дверь, Серафима влетела в квартиру. - Айн?!

Тихо. Как же тихо.

И пусто.

Она побежала, оставляя на полу зимнюю грязь.

Кухня.

Спальня.

Корги нашелся в гостиной - белое пятно на ламинате.

Падая на колени, Серафима прижала руку к мохнатому боку. И вдохнула так, что казалось, еще чуть-чуть, и легкие разорвутся.

Бок был теплый. Он поднимался и опадал под дрожащими пальцами. Но медленно. Очень медленно.

- Айн, - позвала она, сдерживая подступающие слезы. - Айн, просыпайся, мохнатая ты задница.

Серафима тормошила корги, обещая ему угощение, прогулку и новые игрушки. Разрешила спать в ее кровати. Никогда не носить комбинезоны.

Пес не шевелился.

Аргит опустился рядом. Провел пальцем по бело-рыжей голове. Придержал, когда Серафима собиралась поднять собаку.

-    Пусти, - процедила она сквозь зубы. - Его нужно к врачу.

Он наклонился, прижался ухом к мерно вздымающемуся боку и замер вслушиваясь.

-    Аргит!

Серафима попыталась оторвать его от собаки. Сердце колотилось где-то в горле и каждый удар отсчитывал утекающее время.

-    Аргит! Какого?!

-    ш-ш-ш, - раздалось со спины. - Мы будить Айн. Сейчас.

Он перехватил ее под грудью и притянул к себе. Серафима дернулась, но почувствовав под пальцами шерсть, замерла. Аргит накрыл ее ладонь своей.

-    Има думать Айн, - приказал он. - Сильно.

И ее смыло теплой волной.

Закрутило. Оглушило. Опутало. И не банально руки-ноги, чувства.

Волшебное тепло лилось по сосудам. Веточками капилляров пробиралось в самые темные уголки Серафиминой души: плавило лед, смывало горечь.