Долина роз
(Приключенческая повесть) - Недолин Иван Петрович - Страница 33

— Пришел долгожданный день! А печаль разлуки все-таки касается сердца… — Борис Михайлович подавил вздох. — Так много пережито в этой долине! Вы здесь выросли, я — постарел…

— А как ты себя чувствуешь, папа?

— Сносно, вполне сносно, дружок.

— Меня беспокоит судьба остающегося скота и птицы, — озабоченно произнес Владислав. — Беспризорные, они одичают, если не погибнут.

— Кормами на зиму скот и птица обеспечены. Не забывай и про подножный корм.

— А что будет в следующую зиму? Через год, через два?

— А разве следующим летом мы не приедем сюда? Разве мы не укажем людям дорогу в Долину роз? Она всех встретит приветливо. Мы оставляем здесь жилье, скот, озимые посевы, запасы продовольствия, всю обстановку. Мы везем с собой лишь самое необходимое и дорогое для нас. Со временем в долине появится отличный поселок. Слыхал, что Ахмет Гареевич говорит? — Побываем, говорит, в городе, в своей деревне и обратно вернемся, с народом вернемся. А может быть здесь и правда когда-нибудь будет курорт?

— А вот и Сережа с Любой. Поторопитесь! Люба, кабы твои пироги не подгорели! — дружески улыбаясь, крикнул Владислав и глянул на вошедших.

Они шли рука об руку, девушка доверчиво опиралась на руку спутника, он бережно поддерживал ее. Выражение тихой радости так и светилось на их лицах.

Светлов был в своем походном костюме, носившем следы чьей-то старательной руки: он был чист и тщательно выглажен. Левую руку Светлов держал свободно, следов перевязки уже не было.

На пороге веранды они расстались. Девушка отправилась хозяйничать, а Светлов остался на веранде. Некоторое время царило молчание, но Владислав с отцом хитро переглядывались, предчувствуя, что предстоит серьезный разговор.

— Прежде чем покинуть эту долину, где я встретил такое гостеприимство, хотелось бы поделиться с вами… — начал Светлов, и по голосу и лицу его видно было, что он страшно волнуется.

— Мы вас слушаем, дорогой, — ответил Борис Михайлович.

— По личному, как говорят, вопросу…

— С тем большим вниманием слушаем.

— Право, не знаю, с чего начать… Ну, в общем, дело вот в чем. За пределами гор вы увидите новую жизнь, новых людей… Порой вам нелегко будет понять это новое, знакомое лишь по радиопередачам да по моим отрывочным рассказам… На правах вашего первого знакомого и друга я хотел бы быть вам полезным… Нет, что-то я не то говорю…

— Горячо благодарю, — протянул руку инженер.

— Тут и благодарить не надо. Понимаете, мне хотелось бы быть к вам ближе, вместе… возможно ближе…

— Это можно только приветствовать.

— За месяц, который пролетел так быстро, я очень привык к вам, почувствовал себя как бы членом вашей дружной, хорошей семьи. И притом…

Видя смущение Светлова, Борис Михайлович одобрил его:

— И мы привыкли к вам, как к родному!

— У меня нет брата, и вы вместо него в сердце моем! — горячо поддержал отца Владислав, с непривычки выражаясь несколько книжно.

— Спасибо. У меня был разговор и с Любой… с Любовью Борисовной… Ей особенно необходима будет некоторая помощь… Одним словом… — Светлов, волнуясь, встал с кресла, — я прошу у вас руки дочери…

В эту минуту в дверях появилась девушка с блюдом в руках — с подрумяненным, горячим, душистым пирогом. За ней вышла Мар-фуга с посудой. Подошел из кладовки и Ахмет, неся в руках жбан с медовкой.

Девушка поставила блюдо на стол:

— Вот и пирог из сома! Прошу!

Но заметив смущение Светлова, она умолкла, тоже смущенная.

— Люба, — обратился к ней отец, — Сергей Павлович имел разговор, касающийся тебя.

Лицо девушки вспыхнуло так ярко, что глаза ее заискрились слезами. Одну минуту она стояла растерянная, затем бросилась к отцу и спрятала пылающее лицо у него на груди.

Отец, лаская дочь, заглянул ей в глаза:

— Так как же, Люба?

— Я согласна, он знает…

Отец поцеловал дочь и обратился к Светлову:

— Воля дочери в этом вопросе решает все. От себя скажу: я рад… Я верю, что вы сделаете все для счастья моей дочери.

Инженер встал и соединил руки Любы и Сергея:

— По старому обычаю — благословляю. Будьте счастливы для себя, для нас, для людей!

Владислав подошел к сестре, поцеловал ее, затем горячо обнял Светлова:

— Вот это вы ловко! В недрах гор, можно сказать, выискали… Рад за сестру… Желаю счастья… Признайтесь, и я со своей тетрадью сыграл тут некоторую роль?

Обедали не спеша. А затем дружно, сообща завершили укладку и обошли все владения новых робинзонов, все любимые уголки Владислава и Любы.

Спать улеглись пораньше. Владиславу и Светлову постлали постели на веранде. Оба добросовестно старались уснуть, но вместо того начали шепотом, чтобы никого не разбудить, переговариваться. Владислав все расспрашивал о жизни там, за гранитными стенами Круглой горы. Светлов, в свою очередь, интересовался всеми подробностями жизни невольных затворников. И как-то выходило у него так, что неизменно разговор сводился на Любу. Владислав охотно и весьма подробно рассказывал о сестре, припоминая различные мелочи из ее детской и взрослой жизни.

На рассвете тронулись в путь. Светлов совсем уже освоился и наравне со всеми хлопотал, увязывал, понукал лошадей, выбирал дорогу, поминутно обращаясь к Любе то с вопросами, то с рассказами. Борис Михайлович был задумчив и молчалив. Ахмет и Марфуга — те были необычайно встревожены и все оглядывались назад.

— Такое хозяйство! — вздыхал Ахмет. — И бросить без призора! Нет уж, вы как хотите, а я только провожу вас до города, а потом мы с Марфугой сразу же обратно. Разве можно оставлять без ухода животных? Нельзя это делать! А землякам мы письмо пошлем, пускай приезжают.

— А мне так наша долина стала совсем родной, — вторила ему Марфуга. — Теперь это моя родина, никогда я с этими местами не расстанусь. Тут каждая грядка мной разделана, каждый кустик полит.

— Поезжайте, поезжайте, — одобрил их Борис Михайлович. — Все там создано вашим трудом, владейте всем по праву. А мы будем вас навещать. У нас в этих краях еще много работы будет.

Обоз двигался довольно медленно. А вокруг была такая дивная нетронутая природа, такая первозданная красота!

Благополучно миновали пещеру. Дальше пошли ущелья, утесы и нескончаемые глухие леса. Одно время дорога шла в гору, и приходилось порой помогать лошадям. Но вот добрались до самой высокой точки, до горного перевала. Здесь решили сделать остановку, лошадей выпрячь, напоить и накормить, самим подкрепиться. Вскоре заполыхал костер, появились ведра с ключевой водой… Люба и Марфуга разостлали ковры и скатерти, мужчины доставали провизию, таскали из леса хворост… Воздух был чист и прозрачен. Стояла тишина. Только уставшие кони громко отфыркивались и тяжело поводили вспотевшими боками.

С гребня перевала развернулась неохватная панорама. На западе, заслоняя друг друга, громоздились горные кряжи и вершины, одетые в леса и скалы. На востоке, за более низкими перевалами гор, расстилались бескрайние поля и степи. Все невольно засмотрелись на открывшуюся ширь, очарованные и взволнованные.

— Какой простор! — первой прошептала Люба, словно боясь нарушить тишину.

— Во-он там, в той стороне, — показал Светлов, — стоит геологическая экспедиция, там я и услышал от Борового о Круглой горе… Помните, я вам рассказывал эту легенду? Если бы не она, как знать, чем бы все кончилось… При первой же возможности извещу их о своих приключениях!

Владислав поднес к глазам бинокль:

— Мы слишком высоко и далеко, чтобы видеть все невооруженным глазом, но в бинокль я вижу прямо перед собой реку и возле нее — громады заводских труб, многоэтажные дома… Что это, город?

— Железногорск, — ответил Светлов. — Первенец Большого Урала, завод, не имеющий равных себе в мире. Завод — богатырь и новый город. Заложен шесть лет назад в девственной степи предгорий.

— Молодцы! — воскликнул Борис Михайлович, до сих пор молчавший, так как потрясен был, кажется, больше всех, потрясен всем путешествием, как бы возвращением в прошлое. Он отнял у сына бинокль и стал разглядывать далекие силуэты города. — А ведь когда еще я писал о богатствах этого района! Вот и осуществилось!..