Калинка-малинка для Кощея (СИ) - Комарова Марина - Страница 34

Хорошее дело, конечно. Когда ты один, то и родная улица под лунным светом может показаться чужой да страшной. Пришлось вытянуть ногу, а то мышцы начали затекать. Ощущения ещё те. Боги, и правда — неужто нельзя было припасти пару стульчиков для посетителей?

— И? — тихонько поторопил Дивислав.

— Возле дома Счасты я никого не нашёл, — задумчиво сказал он, глядя на трубку в руках. — Только вот… обнаружил следы. Ни человечьи, ни змеелюдовы. Даже на волчьи не сказать, что похожи. Вытянутые такие, трехпалые. И по длине с мой локоть. Даже если Счаста и принимала свой родной облик, то… ну что я, Горыновну не видел? Не её были.

— И не Горыныча? — спросил я и тут же понял, что сморозил откровенную глупостью.

Ужив посмотрел на меня с лёгким укором. Дивислав — с откровенным непониманием. Пришлось вздохнуть, примирительно поднять руки вверх и всем своим видом показать глубочайшее раскаяние.

— Нет, — всё же подал голос Ужив. — Чьи — определить так и не удалось. Даже горсть земли, которую я собой унес, чтобы проверить под заклятием, всё равно ничего не подсказала.

Странно, земля обычно слушается змеелюдов. Значит, кто-то наложил сильнейшие чары, чтобы припрятать то, что чужим знать не стоит. Очень интересно, безусловно.

— Но потом стало не до этого…

Мы насторожились. И тут же раздался еле слышный щелчок, ковер перед нами вдруг растаял медовым маревом, доски разошлись, и появилась плоская кремовая деревянная поверхность, сплошь уставленная яствами и напитками. От всего этого шел удивительный аромат, а рот так и наполнялся слюной.

— Оригинальная скатерть-самобранка, — пробормотал Дивислав, протягивая руку к кружке с отваром.

— Гости прожорливые, на всех не напасёшься, — с готовностью пояснил Ужив. — Думаете, вы одни тут такие?

Я осмотрел предложенное, выбрал утиную ножку в ягодном соусе. Взял лепешку, посыпанную зеленью, и только хмыкнул. Как бы там ни было, рассказы Ужива короткими не бывают, а на голодный желудок все новости кажутся горше, чем есть на самом деле.

Дивислав не отставал, мудро решив, что лучше повторить за старшим братом. И желудку польза, и мозгам не больно.

Ужив некоторое время на нас смотрел, потом хмыкнул и снова закурил. Интересно, оно у него там возобновляется, что ли? Или травка такая, что один листочек курить половину дня можно?

— В Удавгороде стали твориться странные дела, — вдруг тихо и задумчиво сказал Ужив.

Я поднял на него взгляд. Молча смотрел, не задавая лишних вопросов. Сейчас, кажется, будет интересно.

— В общем, спустя несколько недель после приезда Счасты пошли слухи, что стали пропадать наши горожане. То пойдут на реку рыбачить и не вернутся, то в лесу пропадут, то праздновали свадьбу и вдруг некоторые из гостей словно под землю провалились. Никто не обратил бы внимания, да только происходить такое стало с подозрительной регулярностью.

Хм, кто его знает, что оно такое. Ведь в змеиных землях свои правила, и божества устанавливают собственные законы. Помнится, как-то приходил к нам в гости Горыныч и рассказывал любопытную историю, будто после большого выплеска магической силы горыновой бог знает что творится. В том числе образуются так называемые проходы. То есть вышел, например, на улицу, идёшь себе пирожков купить… А тут — раз! — провалился куда-то. Пришёл в себя, огляделся — все кругом незнакомо. И бродишь, пока чудом к людям не выйдешь.

У Горыныча так слуги пропадали. Ходили куда по велению хозяйскому, а потом исчезали. Хорошо хоть змеи знали, как искать их, заклинания накладывали со знанием дела. И благодаря им потом быстро разыскивали потерявшихся бедняг.

— А вот пару дней назад, — продолжил Ужив, — пропал мой сосед. Прям на рынке. Шёл, никого не трогал. А потом воздух зарябило, пошла серебристая дымка и… нет змеелюда.

— Сам видел? — уточнил я.

— Нет, — с сожалением покачал головой Ужив. — Но рассказали те, кому доверяю. Многие у нас тут насторожены. Дома обвешали снизу доверху разными обережными заклятиями. Себя тоже увешали побрякушками от макушки до пяток, думают, что это им поможет. Я уже тоже обошёл город кругами, только не могу понять, что за вмешательство. Не наше точно, да и на человеческое не походит. Спрятано ловко, красиво. Сел я как-то здесь, думаю, дай дотянусь до чароплетения, хоть попробую подёргать за ниточки.

— И как? — напряжённо спросил Дивислав.

Но тот только покачал головой.

…Когда мы вышли от Ужива, солнце уже склонялось к горизонту. На улице пахло свежестью, едва уловимо — мускусом и сладостями. На ужин во всех приличных змеелюдских семьях подают сладкое. Такая традиция.

— Итак, что мы имеем… — задумчиво протянул брат.

— Почти ничего, — обозначил я. — Ужив знает, что есть беда. Но какая именно — неясно.

— Угу, — кивнул Дивислав.

Остановился, посмотрел на солнце, неожиданно выругался.

— Что такое? — обеспокоенно спросил я.

— Запаздываем, — хмуро отозвался он, — быстрее давай. А то будем потом догонять.

— А что, прозеваем конец света? — поинтересовался я, ускоряя шаг. Подколоть, конечно, дело чести. Но он и впрямь сейчас не шутит, значит, дело серьёзное.

— Возможно, — обтекаемо ответил Дивислав, сворачивая на широкую дорогу. — Видишь ли, Калинке пришло приглашение от Змеиного царя. Одну пускать не хочу.

Я только молча посмотрел на него, ухмыльнулся и пошёл еще быстрее. Серьёзно дело. И умничать тут не годится. Ибо Змеиный царь и впрямь не та личность, к которой стоит отпускать красивую девушку без проводника.

— Нет, тебе в таком виде точно нельзя показываться ему на глаза! — грозно заявила Забава, буквально наступая на меня.

— А в каком? — озадаченно спросила я, глядя на подругу округлившими глазами.

Нет, понимаю, что всё же идут не к какому-то бедному змеюшке, но в то же время змеиный царь прекрасно знает, что вызвал к себе не дочку княжескую, даже не боярскую. Простая чудесница, да еще и из маленьких Полозовичей, будет выглядеть достойно, но поражать роскошью нарядов и драгоценностей точно не сможет.

Забава же была с этим в корне не согласна.

— Как ты не понимаешь! — всплеснула она руками. — А вдруг там у него есть сын, молодой да красивый? Или… или…

— Не сын? — уточнила я степень змеиного родства.

Забава набрала воздуха в грудь, шумно выдохнула, махнула на меня руками, как на несмышлёныша, и помчалась к разложенным на кровати вещам. Вынула, тряпочница, всё, что могла! Это ж теперь закладывать всё назад. Горе-горе с тобой, Забава.

До заката почти не оставалось времени. Я выглянула в окно. Эх, тишина, покой. Травой пахнет, хвоей, деревом. Сейчас бы выйти на улице, посидеть на лавочке, посмотреть задумчиво вдаль, на розовеющее под лучами солнца небо, на пламенеющую золотом широкую реку.

Возможно, подпереть кулаком голову и задуматься о своём, о девичьем. Вот, например, про Дивислава. Хорош же до безобразия. И встретились бы мы в другое время, да будь у меня настроение ласковое, возможно, и отреагировала бы куда более благосклонно на его ухаживания. Но он же ж повел себя, как я не знаю кто! Это, может, у них там так принято: подошёл, сгреб невесту в охапку, закинул на плечо — и в логово. А там, на месте, разберёмся. Способ, вероятно, в кощеевских краях общепринятый и действенный, но со мной такое не пройдёт. Не заворожишь ни серыми очами, ни крепкими руками, ни поцелуями сладкими.

Нормально надо себя вести, а не вот это вот.

— Сарафан-то переоденешь? — голос Забавы вырвал меня из задумчивости.

Закатив глаза, я резко повернулась к ней и сложила руки на груди. Вид получился почти угрожающий.

— Послушай, это не смотрины. Успокойся уже. И это… если хочешь, то сама наряжайся.

— Вот ещё! — возмутилась Забава. — Позвали-то тебя!

— Но ведь тоже идёшь.

— А я… а я лицо сопровождающее! — нашлась она. — Как у благородных девиц мамушки и нянюшки, которые следят, чтобы нетронутую красу не посмели, ну…