Четыре пера (ЛП) - Мейсон Альфред - Страница 14

Дюрранса было нелегко удивить, а если бы и так, то его удивление не выражалось вслух.

— Мне не совсем понятно. Почему не состоялся? — спросил он.

Миссис Адер резко взглянула на него, пытаясь понять причину осторожности в голосе.

— Я не знаю почему, — ответила она. — Этни может хранить тайну, если пожелает. — Дюрранс кивнул в знак согласия. — Брак был разорван в ночь бала в Леннон-хаусе.

Дюрранс тотчас повернулся к ней.

— Как раз перед тем, как я покинул Англию три года назад?

— Да. Значит, вам известно?

— Нет. Только объясните, что произошло в ту ночь, когда я покинул Дувр. Что случилось с Гарри?

Миссис Адер пожала плечами.

— Я не знаю. И не встречала никого, кто знает. Думаю, что его вообще никто не видел с тех пор. Должно быть, он покинул Англию.

Дюрранс задумался над этим таинственным исчезновением. Тогда на пирсе он видел Гарри Фивершема, когда отчалил пароход через Ла-Манш. Человек с беспокойным и отчаянным лицом был, в конце концов, его другом.

— А мисс Юстас? — после паузы спросил он со странной робостью. — Она вышла замуж?

Опять миссис Адер медлила с ответом.

— Нет, — ответила она.

— Значит, она еще в Рамелтоне?

Миссис Адер покачала головой.

— В Леннон-хаусе год назад случился пожар. Вы слышали когда-нибудь о констебле по имени Бастейбл?

— Разумеется. Именно он представил меня мисс Юстас и её отцу. Я ехал из Лондондерри в Леттеркенни и получил письмо от мистера Юстаса. Мы не были знакомы, но он узнал от моих друзей в Леттеркенни, что я проезжаю мимо его дома и пригласил меня переночевать. Естественно, я отказался, и в результате Бастейбл арестовал меня, как только я сошел с парома.

— Да, это он, — подтвердила миссис Адер и рассказала Дюррансу историю пожара.

По всей видимости, дружба Бастейбла с Дермодом зиждилась на его умении готовить особый пунш, для придания совершенства его вкусу требовалось сварить на медленном огне единственную устрицу. Около двух часов июньской ночью спиртовка с кастрюлей опрокинулась, оба собутыльника были к тому времени совершенно пьяны, и половина дома сгорела, а другая половина погибла от воды, которой тушили пожар.

— Другие последствия оказались даже более плачевными, чем разрушение дома, — продолжила она. — Пожар стал сигналом для кредиторов, и Дермод, и так одолеваемый долгами, рухнул под их тяжестью в одночасье. Кроме того, он промок под пожарными шлангами, простудился и едва не умер. Окончательно он так и не поправился, вы увидите, он сломленный человек. Теперь они с Этни живут в маленьком горном селении в Донеголе.

Рассказывая, миссис Адер смотрела прямо перед собой и будто заставляла себя говорить по необходимости, не принимая при этом ничью сторону. Закончив, она не взглянула на Дюрранса.

— Так она потеряла все? — спросил Дюрранс.

— У нее все еще есть дом в Донеголе.

— И это много значит для нее, — медленно сказал Дюрранс. — Да, думаю, вы правы.

— Это значит, — сказала миссис Адер, — что при всем невезении, у Этни есть нечто, чему позавидуют многие женщины.

Дюрранс не ответил на это предположение. Он сидел и наблюдал за проезжающими экипажами, слушал болтовню и смех, услаждал взор светлыми платьями женщин, и все это время его неспешный ум пытался подобрать слова, чтобы выразить его мировоззрение. В конце концов миссис Адер с легким нетерпением повернулась к нему.

— О чем вы думаете? — спросила она.

— Что женщины страдают больше мужчин, когда мир обходится с ними несправедливо. — Его ответ больше походил на вопрос, чем на утверждение. — Конечно, я знаю об этом очень мало и могу лишь предполагать. Но думаю, женщины вбирают в себя гораздо больше, чем мы, для них прошлое становится их частью, как рука или нога. Для нас оно — всегда что-то внешнее: в лучшем случае ступенька лестницы, в худшем — кандалы на ногах. Вы так не думаете? Я плохо сформулировал свою мысль. Скажу так: женщины смотрят назад, мы смотрим вперед, поэтому несчастья бьют по ним сильнее, так?

Миссис Адер ответила на свой лад. Она не выразила согласия, но в голосе ее определенно послышалась кротость.

— Горное селение, где живет Этни, — тихо сказала она, — называется Гленалла. На полпути между Ратмалланом и Рамелтоном туда поднимается тропа, — закончив предложение, она встала и протянула руку. — Я вас еще увижу?

— Вы так и живете на Хилл-стрит? Я пробуду некоторое время в Лондоне, — ответил Дюрранс.

Миссис Адер удивленно подняла брови. По своей природе, она всегда искала сложный скрытый мотив, поведение, имеющее простую и очевидную причину, обычно озадачивало ее, и сейчас она была сбита с толку решимостью Дюрранса остаться в городе. Почему он немедленно не едет в Донегол, спрашивала она себя, если туда, несомненно, обращены все его мысли. Она слышала, что он все свое время проводит в клубе, и не могла этого понять. И даже когда он сам сообщил ей, что ездил в Суррей и провел день с генералом Фивершемом, она все равно не догадалась о его мотиве.

Тот день прошел для Дюрранса впустую. Генерал неуклонно придерживался темы недавней кампании, и лишь раз Дюррансу удалось коснуться исчезновения Гарри Фивершема. При упоминании имени сына лицо старого генерала превратилось в гипсовую маску.

— Поговорим о чем-нибудь другом, если не возражаете, — сказал он, и Дюрранс вернулся в Лондон, ни на шаг не приблизившись к Донеголу.

С того дня он сидел под огромным деревом во дворе клуба, беседуя то с одним, то с другим посетителем, но безрезультатно. Все июньские дни и вечера он провел на своем посту. Ни один друг Фивершема не прошел мимо дерева, чтобы Дюрранс не перекинулся с ним словечком, но задаваемый вопрос так и не получил иного ответа, кроме пожатия плечами и «Откуда мне знать!»

На квартире Гарри Фивершема ничего о нем не знали, и даже друзья прекратили строить догадки о его судьбе.

Однако в конце июня во двор хромая вошел пожилой отставной флотский офицер, увидел Дюрранса, помедлил и с живостью повернул обратно.

Дюранс вскочил со своего места.

— Мистер Сатч, вы меня не помните?

— Полковник Дюрранс, вне всякого сомнения, — сказал смущенный лейтенант. — Давненько мы не виделись, но теперь я вас отлично вспомнил. Думаю, мы встречались... Дайте-ка припомнить, где это было? Стариковская память, полковник, как дырявый корабль, все воспоминания тонут.

От Дюрранса не укрылись ни смущение, ни колебания лейтенанта.

— Мы встречались в Брод-плейс, — сказал он. — Я хотел, чтобы вы рассказали о моем друге Фивершеме. Почему расстроилась его помолвка с мисс Юстас? Где он сейчас?

В глазах лейтенанта промелькнула радость. Он постоянно пребывал в сомнениях, известно ли Дюррансу о Гарри, и теперь убедился, что Дюрранс ничего не знает.

— Полагаю, лишь один человек на свете может ответить на оба ваших вопроса, — сказал Сатч.

Дюрранс ни капли не смутился.

— Да, и я целый месяц ждал вас здесь, — ответил он.

Лейтенант запустил пальцы в бороду и обратил на оппонента пристальный взгляд.

— Что ж, вы правы. Я могу ответить, но не стану.

— Гарри Фивершем — мой друг.

— Генерал Фивершем — его отец, но знает лишь половину правды. Мисс Юстас была его невестой и знает не больше. Я дал Гарри слово хранить молчание.

— Я спрашиваю не из любопытства.

— Напротив, я совершенно уверен в ваших дружеских побуждениях, — сердечно сказал лейтенант.

— Не только. Есть еще одна сторона дела. Я не буду просить вас ответить на мои вопросы, но задам еще один. Такой, который мне задать сложнее, чем вам ответить. Предаст ли друг Гарри Фивершема эту дружбу, если...— под загаром лицо Дюрранса залилось краской, — если попытает счастья с мисс Юстас?

Вопрос поразил лейтенанта Сатча.

— Вы? — воскликнул он, разглядывая Дюрранса, вспоминая его быстрое продвижение по службе и прикидывая шансы понравиться женщине.

Эту сторону дела он и в самом деле упустил из виду и теперь был обеспокоен не меньше, чем удивлен. Он стал ревностно относиться к Гарри Фивершему, словно мать к любимому младшему сыну. С приятным предвкушением он пестовал надежду, что в конце концов Гарри вернет все, что ему принадлежало. Он смотрел на Дюрранса и понимал, что его надежды пошатнулись. Дюрранс выглядел именно тем смелым человеком, которым представлял его послужной список, а лейтенант Сатч имел свою теорию насчет женщин. Грубая, животная храбрость — они ее боготворят.