Летчик Мишка Волдырь - Гершензон Михаил Абрамович - Страница 5

— Нужно повезти с собой вершу.

— В море вершами рыбу не ловят, там рыбу берут на крючок или сетями.

— Нужно купить веревку и лески!

Гундосый, и тот лопоухий мальчишка, Корненко, согласны.

— Веревку и лески!

— И червяков!

А девочки хлопочут про игры.

— Нам мяч и прыгалки!

— На кой им прыгалки, — кричит Александров, — лучше нам футбол!

Голова — кругом, будто нарочно все перед глазами прыгает.

Мишка Волдырь на вокзал, к Кочерыжке. Он бегал к нему, когда только мог.

— Ну, Кочерыжка, завтра мы едем. Ступай, попросись, чтоб тебя взяли.

— Ну, не возьмут. Теперь уже поздно. Да меня все равно бы не взяли — я дефективный. Только мне наплевать.

— Как наплевать?!

— А вот так!

Кочерыжка сплюнул со звоном и попал в проходившую мимо молочницу. Та завопила:

— Ах, ты вшивая дрянь!

— Ну, ну, проходи, тетка, тебя не убудет— спокойно бросил ей Кочерыжка.

— Разве ж ты бы не хотел на Кавказ? — спросил Мишка.

— Зачем не хотеть? Хочу.

— Отчего же…

— Оттого, что я в вашем доме не нуждаюсь. И сам доеду.

— Ванька! — вскрикнул удивленно Мишка, — неужто сам поедешь?

— А что ж. Мне не впервой кататься. Я даже до Челябинска доезжал.

— А сгонят!

— Сгонят — опять сяду. Ты только разузнай хорошенько, через какие города проезжать.

Чувашонок, Турхан, с булкой в зубах, подошел к ним и уселся на пол, скрестив ноги. Его чумазая рожица сияла, как будто намазана была маслом.

— У мине сегодня удач, — сказал он, — По улице богатый человек едиль на извошик с баришня. Баришня маленький ножники терял, я в грязь нашел. Мне тетка двасать копеек дал.

— Ай да Килькунда! — засмеялись ребята. — А на Кавказ хочешь?

— Какой Капказ? — спросил мальчонка.

Ребята рассказали ему.

— Я на Капказ едиль боюсь. Мне Масква карашо, — сказал Турхан. Только глаза его стали грустней и рожица как-то перестала блестеть.

На утро Мишка Волдырь принес Кочерыжке записку:

— Ростов — Армавир — Туапсе.

— Ростов, Армавир, Туапсе, — повторил оголец, пряча записку за пазуху.

Тяжелый грузовик хлюпая по лужам, в третий раз уже подбегает к детскому дому.

Откуда только у ребят прыть взялась? Щиты, матрацы, кули перышком взлетают на высокую площадку машины.

Главное дело — дружно работать; нынче Павлику не приходится даже командовать, как обычно. Первый лентяй, лопоухий Корненко, и тот кидает щит за щитом так, что они летят один за другим, точно крылья ветряной мельницы.

Матвей Никанорыч, летчик, сегодня свободен. Он пришел поглядеть, как будет уезжать на юг Мишка Волдырь.

Летчик силен, он подсобляет ребятам, ходит, высокий и рыжий, между тюков, попыхивает своей коротенькой трубкой.

— Ну, кикимора, пиши, — говорит он Мишке, и точно клещами сжимает его руку.

— Прощайте, ребята!

— Прощайте! Прощайте! Прилетайте к нам на Кавказ! — кричат ребята.

— Что ж, может и прилечу, — весело отвечает Матвей Никанорыч.

Есть. Грузовик покатил к вокзалу — в последний раз. Позади остались пустые комнаты, заваленные тряпками, клочками бумаги и кусками рогожи. Еще остался дядя Иван, — дворник.

На Курском вокзале, в зале III класса, громоздится гора вещей. Ребята слоняются по залу из конца в конец, скучают, терпенье подходит к концу. Какое, впрочем, терпенье! Терпенье давным-давно лопнуло. Уже двадцать минут третьего; в три часа уходит поезд; а заведующей с льготками все еще нет!

Когда они успеют погрузиться? И ведь еще надо сдать часть вещей в багаж!

Николай Иваныч выходит из себя; он ерошит волосы с такой злостью, будто это может помочь делу.

Делегатка от Женотдела — старая, добрая женщина, с лицом изрытым оспой, все успокаивает ребят:

— Ишь, горячка! Не ной, успеешь и следующим поездом. Подождать, только и всего. Верно, Катерину Степановну в МОНО задержали.

В полчаса третьего прибегает кассир и прямо к Николаю Иванычу:

— У меня пропадает вагон. Я не успею выдать билетов! Через пять минут я начну продавать оставленные за вами места.

Вокруг кассы толпа, билеты берутся с бою, — только давай.

Ребята у входа, — не покажется ли Катерина Степановна. У каждого в руках — сундучок, у девочек узелки. Кочерыжка тоже собрался в дорогу: в толпе ребят легче уйти от контроля. Надвинул шапчонку на лоб, подтянул кушак, и готов.

Катерины Степановны нет, — нет, нет и нет.

Тьфу!

Прибегает кассир.

— Нет еще льготок?

— Еще минутку, — просит его Николай Иваныч.

— Я продаю билеты, — решительно обрывает кассир.

Длинь! — Первый звонок.

— Ну, Мишка, прощай, я поехал, — говорит Кочерыжка. — Ростов — Армавир — Туапсе.

Он ныряет в толпу, и Мишка Волдырь остается один.

Длинь! Длинь! — Второй звонок.

— Неужто ему удастся уехать?

Длинь! Длинь! Длинь!

Свистнуло, стукнуло, ёкнуло, загрохотало.

Поезд ушел, в зале третьего класса громоздится гора матрацев, тюков, сундучков и злющих ребят.

— Кочерыжки-то нет, должно быть, уехал, — говорит Ленка Мишке Волдырю.

А чувашонок Турхан все стоит у окна и смотрит вслед, вдогонку другу своему, Кочерыжке.

Лицо у него не блестит и глаза, как серые куски железа.

Вот в дверях Катерина Степановна с пачкою льготных билетов.

Следующий поезд на Ростов в половине первого ночи.

— Чу-чу-чу-чу, чу-чу-чу-чу, чу-чу-чу-чу — громыхают колеса. Мимо окошек бегут деревья, домишки, столбы, веером развертываются разноцветные полоски полей, — где черные, где едва-едва зеленые, где серые. Покажется ветряк, взмахнет крыльями, точно рукавами, и убежит прочь. Речонка скользнет в камыши. Шарахнется в сторону рыжая корова. В окно кажется, будто там всюду — сильный, сильный ветер.

Мишка Волдырь лежит на верхней полке и в лад колесам твердит:

— Чу-чу-чу-чу, чу-чу-чу-чу, чу-чу-чу-чу…

Через полку от него лежит лопоухий парнишка, Корненко.

Корненко вдруг начинает петь чудные слова:

И сейчас же Мишка, Шурка Фролов и другие ребята подхватывают.

Весь вагон, все, как один, дружно, в лад погромыхиванию колес, тянут:

Звончей всех — голоса Корненки и Ленки — Мишкиной приятельницы. Ленка поет вполголоса, но ее пение среди других голосов, как василек во ржи.

«Ай, девчонка, — думают ребята, — молодец девчонка!»

Под вагонами грохнуло, застучало; потом рвануло вперед и поезд стал.

— Станция Березань, кому надо вылезай! — гнусит Гундосый. Ребята валом повалили из вагона.

Мишке не охота слезать. Он перегнулся через край полки и смотрит вниз. Внизу у столика сидят два буржуя и уплетают большущую рыбину. У одного — толстенького, красного, с головой, похожей на колено, — пальцы короткие, точно обрубки, и по ним течет жир. Морду он тоже замусолил чуть не до ушей. А другой — опрятный, Он худой, на голове у него пробор, волосы на две стороны расчесаны, будто собака прилизала. Пальцы у него длинные, руки в манжетах, губы утирает салфеткой.

С рыбою справились.

— Нужно пойти, купить чего-нибудь, — сказал жирненький, отер руки газеткой и ушел со своего места.