Предназначение (СИ) - Горобенко Людмила - Страница 79

Я замолчал, насильно заставив себя глубоко вдохнуть, пережидая подступающую к горлу боль.

Я обязан отпустить ее, святой отец! — едва слышно проговорил я, с трудом выдавливая из себя слова и держа в руке маленький аграф в виде белоснежной розы из стерлингового серебра. На ее кружевном тончайшем лепестке сверкала брильянтовая слеза. — И вы должны мне помочь в этом.

— Ты уверен, сын мой, что хочешь этого? — негромко спросил пастырь.

— Нет. Но я не могу больше причинять ей боль. Поэтому я хочу, чтобы она была свободна. Она должна идти дальше по пути, предопределенному ей Богом. Я больше не буду удерживать ее подле себя. Довольно и того, что ей пришлось вытерпеть из-за меня. Я отпускаю ее.

Мы помолчали. Священник вздохнул и встал:

— Ну что ж, пошли.

Мы вышли из дома. Холодный ветер швырнул в лицо пригоршню мокрого снега. Неподалеку, перед сельским кладбищем, темнела старинная церковь. Ее высокие островерхие шпили вздымались в небо, подобно гигантским свечам.

Миори согнулся под порывами ветра, края его сутаны развевались на ледяном ветру. Казалось, сама природа запрещала нам выполнить то, зачем я пришел.

— Не надо, не отпускай меня, — послышалось сквозь завывания ветра. Я оглянулся: стройная плакучая ива, как юная девушка, горестно взмахивала длинными голыми ветвями. Тяжелая грусть беспощадными тисками сжала грудь, предвещая беду, но я отвернулся и пошел вслед за пастырем. Как бы ни было тяжело, я должен освободить от себя Диану.

Пустая церковь отозвалась гулким звуком наших шагов. Миори зажег несколько свечей, вышел ненадолго и вернулся в церковном облачении. Я сидел на скамье и, сложив руки, молил Диану о прощении.

— Requiem aeternam dona eis, Domine… — начал священник заупокойную мессу. Его неожиданно сильный и торжественный голос зазвучал в пустой церкви, отражаясь от стен многочисленным эхом.

— Не уходи, Мишель, не надо, — прозвучало рядом тихим эхом, и я вдруг почувствовал, как моей щеки коснулась нежная ладонь.

— Прощай, Диана, прости, — прошептал я в ответ и хотел притронуться к ее руке, но было поздно — ее уже не было рядом.

Когда месса закончилась, пастырь предложил мне ночлег, но я отказался. Он ушел, придерживая шляпу от порывов ветра, а я сидел, прислонившись к мокрой стене церкви, и кричал от боли, от испепеляющего чувства пустоты, которая черной бездонной ямой разверзлась в душе, и дождь стекал по лицу холодными струями горьких слез.

— Пока ты развлекался со своими просителями, кое-что произошло, — сказал Арс, войдя в конюшню. Он прислонился к дверному косяку и, сложив руки на груди, смотрел на меня своим обычным жестким усмехающимся взглядом.

— В чем дело? — зло спросил я, полуобернувшись.

— Что ты знаешь о янсенистах? — не отвечая, спросил Арс.

— Ничего.

— Это пуританская община католиков, последователи святого Франсуа Парижского. Поначалу община была невелика и состояла из богатых и талантливых людей, каждый из которых был грозным противником иезуитов. Первым главой янсенизма был Жан Дювержье, аббат Сен-Сиранского монастыря с 1642 года. Несмотря на гонения кардинала Ришелье, ему удалось в Порт-Рояльском монастыре основать янсенистскую общину. Позже Ватикан и король Людовик XV жестоко расправлялись с янсенистами. В 1727 году скончался Франсуа де Пари, аскет и проповедник янсенистов, и был похоронен на церковном кладбище Сен-Медар.

— Ну и что? Причем здесь я?

— Не перебивай. Дело в том, что после смерти аббата верующие начали собираться около его могилы. И с этого времени стали происходить чудесные излечения. Последователи аббата испытывали какие-то непроизвольные спазмы и конвульсии, их конечности искривлялись самым странным образом. Это оказалось заразным и, распространяясь, как пожар, выплеснулось на улицы Парижа. Все больше и больше мужчин, женщин, детей начинали корежиться, словно под воздействием жуткого заклятия. Именно во время этих приступов люди входили в состояние транса и проявляли необычные способности. Они могли без какого-либо вреда выдерживать почти невообразимые физические пытки. Удары тяжелыми и острыми предметами, побои, даже удушение и жестокие истязания — ничего не вредило им и не приводило ни к увечьям, ни даже к малейшим царапинам. Многие из них в такие моменты становились ясновидящими. Доказательства этих событий можно найти в городских архивах. Официальными свидетелями чудес были представители всех слоев общества — правительственных, учебных и религиозных.

— Ближе к делу.

— После того, как по приказу короля кладбище Сен-Медар было закрыто, прекратились и чудеса, потому что прикосновение к могиле производило эти необычные явления, — продолжал Арс, несмотря на мое откровенное недружелюбие.

— Не понимаю, к чему этот экскурс в прошлое? — я закрыл стойло Атера и встал напротив Арса, сложив, как и он руки, на груди.

— Я несколько месяцев искал потомков семьи Арино д’Ардильи — они были одними из первых членов этой общины!

— Зачем?

— А затем, черт возьми, что у одного из них хранится амулет. Когда начали происходить все эти чудеса, один из ясновидящих янсенистов во время конвульсий рассказал что этот амулет — ключ к тайным знаниям о роде, по женской линии которого передается кровь самой древней человеческой королевской династии! Тебя, надеюсь, еще интересует судьба ордена и союза?! Или ты намерен и дальше растрачивать время на сидение в библиотеке и сражения с мелкими бесами?! — последние слова Рас выкрикнул мне в лицо, сверля меня злобным взглядом.

— Интересует. Только это не дает тебе права кричать и указывать, каким образом я должен идти к достижению цели, — проговорил я, гневно и, не останавливаясь, пошел к дому.

— Ты должен встретиться с потомком Антуана Арино, — крикнул мне вслед Арс. — Я жду тебя в шесть часов на улице рю дю Ша-ки-пеш! А потом, если пожелаешь, можешь вызвать меня на дуэль! — засмеялся он и исчез, прежде чем я успел ответить.

К шести часам я был в Латинском квартале Парижа, у входа в узкую улочку со смешным названием кошки-рыболова. Короткий каменный тоннель из старинных домов, не превышавший и трех метров в ширину, был погружен в сумерки. Арс стоял у входа в один из домов, прислонившись к стене и сложив по обыкновению руки.

— Ты точен. Пошли, нас ждут, — вместо приветствия бросил он и постучал в дверь тяжелым железным кольцом.

Дверь открыла пожилая служанка и пригласила войти. Поднявшись по крутой темной лестнице на второй этаж, мы вошли в комнату, в которой стоял удушающий запах старого тяжелобольного человека и лекарств. Посреди комнаты на широкой кровати, утопая в перинах и подушках, лежал старик. Его восковое лицо почти сливалось с белоснежными простынями.

— Господин Арино, к вам пришли, — прошептала служанка, склонившись к самому лицу больного.

Он с трудом поднял тонкую высохшую руку и указал на стул, стоящий у его изголовья.

— Я давно ждал вас, господа, — прошептал старик скрипучим слабым голосом, прерываемым одышкой. — Моим предком был Арино д’Ардильи. … Реликвия, о которой идет речь, долгое время хранилась в одном из родовых замков в Оверни, … откуда происходит наша фамилия. Перед смертью последний хранитель передал ее мне. … Я ждал, когда смогу передать ее своему преемнику. Теперь я могу спокойно умереть. … Она спрятана в церкви Сен-Северен … у горгульи … — старик зашелся в кашле, — записи … в библиотеке Сорбонны, … когда там преподавал Антуан Арино … — он замолчал и слабо махнул рукой.

— Пойдем, он уже поведал все, что должен, — сказал я, направляясь к двери.

Мы вышли на темную улицу и через несколько минут уже стояли перед церковью, которая находилась неподалеку. На ее крыше угнездились не меньше трех десятков горгулий, которые служили водостоками и, вытянув длинные шеи, смотрели на мостовые Парижа мертвыми глазницами.

— Откуда начнем? — примирительно спросил Арс.

Я молча взобрался на крышу церкви и начал обследовать скульптуры горгулий. Арс последовал за мной, и через несколько минут мы осмотрели всех химер, но ни у одной из них не оказалось ничего похожего на амулет.