Лунный ветер - Сафонова Евгения - Страница 27

Видимо, именно последнее послужило причиной того, что на том мы и порешили.

Мужчины остались в гостиной, давая нам пять минут форы. Мы выбежали за дверь, и на этом наши пути разошлись: Эмили с Бланш побежали наверх, Элизабет — в сторону башни для гостей, я же направилась в холл, через который можно было выйти в другие части дома.

Прятки. Что ж, всё веселее, чем сидеть в гостиной. Можно было бы воспользоваться случаем, дабы поискать нечто интересное… но, учитывая, что кто-то в это время будет искать меня, я, пожалуй, отложу своё расследование до ночи, когда моё местонахождение точно никого не заинтересует. Поэтому сейчас я тихонько открыла входные двери, чтобы выскользнуть в сад — и, посмеиваясь, направилась к лабиринту по дорожкам, залитым сиянием почти полной луны.

Пусть играют, сколько хотят. Я лучше попробую снова сделать то, чего мне действительно хочется. Весенняя ночь была прохладной, и в лёгком платье я мигом озябла, но не настолько, чтобы это вынудило меня вернуться.

Вступая в лабиринт, я вспомнила последовательность, которую заучивала на крыше. Считая повороты, пошла вперёд по гравию, легонько шуршащему под ногами.

Направо. Пропустить два.

Глупенькая Элизабет. Пускай мистер Форбиден и проявляет по отношению к соседям любезность, которой даже я от него не ожидала, но я сильно сомневаюсь, что «корсара» действительно так уж волнует их мнение о его скромной персоне. Скорее он играет с ними так же, как со мной.

Налево. Пропустить один.

Даже при самом худшем раскладе хозяину Хепберн-парка будет абсолютно всё равно, что там о нём судачат. Не говоря уж о том, что Элизабет в подобном случае пострадает куда сильнее. Одно дело нувориш-контрабандист, который обесчестил кого-то и не женился, другое — добропорядочная девушка, которая это позволила. Мистер Форбиден будет и дальше беспечально жить волком-одиночкой, а вот Лиззи весьма желательно выйти замуж, и удачно. С подмоченной репутацией же сделать это будет очень непросто.

Налево. Пропустить три…

В этот миг я и услышала позади себя чужие шаги.

Они были лёгкими, неторопливыми, но неуклонными. Они почти вторили моим, и дорожки лабиринта откликались на них рассыпчатым шелестом.

Они были совсем недалеко… а мне ярко и отчётливо вспомнился сон, который я видела в вечер знакомства с мистером Форбиденом.

Ночь. Лабиринт. Волк…

Сердце, пропустив удар, забилось сильнее — и, сама толком не понимая почему, я ускорила шаг.

Направо. Пропустить один.

Кто покинул дом и пошёл в лабиринт за мной? Тот, о ком я думаю? И если да, как он меня нашёл — и зачем?..

Направо. Пропустить два… или три? Преследователь сбил меня с мыслей, вынудив снова забыть затверженный путь. Решив, что всё-таки два, я скрылась за очередным поворотом; прислушалась к шагам, звучавшим определённо ближе, чем раньше, но не побежала. Во тьме высокие стены, сплетённые мелкой листвой и причудливо изогнутыми ветвями, казались серыми, повороты — сплошь одинаковыми, и третий из них завёл меня в тупик. Немедленно развернувшись — под размеренный аккомпанемент шагов кого-то, настигающего меня, — я вернулась назад, чтобы выбрать ДРУГУЮ дорогу, но и тут вскоре уткнулась в глухую стену.

Когда я повернулась, бежать было уже поздно.

Мистер Форбиден стоял прямо напротив меня, перекрывая путь к выходу. Стоял на другом конце длинного ответвления, оказавшегося ловушкой, и лицо его размывал ночной мрак.

— А, мисс Лочестер, — молвил он мягко. — Вот я вас и поймал.

И медленно двинулся вперёд.

Я почему-то попятилась, прижавшись спиной к зелёной стене, отрезавшей возможность отступления. Сглотнула, смягчив горло, пересохшее от участившегося вдруг дыхания.

Видимо, сон мой всё-таки был вещим…

— Смотрю, вам понравился мой лабиринт, — произнёс мистер Форбиден. — А вы непослушная девочка. Любите играть не по правилам.

В его голосе я вдруг вновь уловила те мурлыкающие проникновенные нотки, с которыми он когда-то велел мне читать Шекспира — и ощутила, как в прохладной ночи мне почему-то становится жарко.

— А вы — выслеживать меня, видимо, — сказала я, беспомощно глядя, как расстояние между нами неумолимо сокращается.

А ведь теперь при мне нет ножа. И даже если б был, смогла бы я пустить его в дело?

Захотела бы?..

— Просто я слишком хорошо представляю ваш образ мыслей. — Шуршание гравия под ногами отмеряло его шаги; они были выверенными и лёгкими, точно тихий стук метронома. — А из всех, кого я мог искать, вы самая интересная… участница.

— Мнится мне, вы хотели сказать «жертва». Или «добыча».

— Да вам никак нравится в своих мыслях примерять на себя красный капюшончик?

— Лишь если вам по душе примерять шкуру большого злого волка.

Он не сбился с шага. Лишь улыбнулся, подступив уже так близко, что я отчётливо видела его лицо.

— Неужели любительница страшных сказок так и не поняла, что маленьким девочкам не стоит гулять в одиночку? И убегать из дома в темноту, где таится много опасностей? Вы делаете это непозволительно часто.

— Я уже говорила. Я не боюсь темноты.

Он наконец замер. Рядом: нас разделял только шаг. Во тьме глаза его выцвели, утратили обычную разницу, но пляшущие в них искры я видела совершенно отчётливо — и поняла, что снова теряюсь в его взгляде. Тёплом, глубоком, манящем бархатной чернотой… чернотой мрака, дарящего забвение сладкого сна.

Вечного сна.

— Напрасно. Вот она, — темнота. Вот он я, который, поверьте, может быть весьма опасен, — он уже почти шептал. — И что вы будете делать теперь, мисс Лочестер? Куда побежите, если ваша смерть опалит вас своим ледяным дыханием?

Я прикрыла глаза: в странной обречённости, сама не зная, почему не пытаюсь бежать или кричать.

Широко распахнула — когда прикосновение к моему лицу заставило меня вздрогнуть, точно от пощёчины.

Его прохладные пальцы скользили по коже медленно, осторожно. Они откинули растрепавшиеся волосы с моего лба, бережно заправили за ухо непослушный локон — и двинулись от виска к скуле, едва касаясь. Потом — ниже: нежным туше — по щеке, дразнящей лаской — по шее, прежде чем цепко поддеть подбородок. Заставили вскинуть голову, чтобы их обладатель мог снова вглядеться в мои глаза так пристально, будто искал в них ответ на неведомый мне вопрос.

Я должна была хлестнуть его по руке. Должна была ударить его и бежать, пресечь все вольности, пока те не зашли слишком далеко. Его касания были приятны, они разливали в крови мучительно-сладкое тепло, которого я никогда не испытывала прежде, — недозволенная реакция, почти пугавшая меня… но мысль о том, что эти же ласковые пальцы могут скользнуть к вырезу платья, пугала меня совершенно точно.

И, прекрасно понимая, что происходит и может произойти, — я всё ещё не бежала. И не кричала.

Он не перейдёт черту. Он не поддастся порыву, которому когда-то поддался Том, не сделает ничего, что я не хочу или к чему не готова. Это было безумием, но откуда-то я знала это, и знала совершенно точно.

Или просто верила настолько, что это казалось мне знанием.

Но, похоже, это и было тем ответом, что он искал.

— Вы не боитесь меня, — произнёс «корсар» наконец.

Не спрашивая — утверждая.

— Нет.

Мой ответ прозвучал приглушённо и хрипло, на грани выдоха и шёпота.

— И снова напрасно. — Он улыбнулся, но эта улыбка отчего-то была невесёлой. Отвёл пальцы, высвобождая мой подбородок, опустил руку — и мне вдруг снова стало холодно. — Когда я говорил про опасность, я не шутил. Вы не бежите от того, от кого бежали очень многие.

— Правда? Чем же вы так опасны?

Он не ответил.

Лишь улыбка его померкла.

— Вы поражаете меня, Ребекка, — сказал он затем. — Я знаю, что вы видите мою тень. Вы не готовы поддаться ни мне, ни ей, вы брали с собой нож, намереваясь ей противостоять. Но она и правда вас не пугает — вы просто… учитываете её существование. Вы, вчерашний ребёнок… — он помолчал. Чуть отвернулся, глядя теперь не на меня, а в темноту. — Впрочем, может, в этом всё дело. Вы слишком юны, чтобы в полной мере понимать: этого стоит бояться.