Лунный ветер - Сафонова Евгения - Страница 86

Если сам он благополучно оправился от магической контузии, его людям не так повезло. Одним из них был отец бедной девушки, убитой Элиотом. Потому несчастный и выступил против графа: хотел отомстить тому, кто косвенно был повинен в смерти его дочери.

И погиб, пытаясь это сделать.

— Не считай своё наследство «кровавыми деньгами», Ребекка. Я счастлив, что все эти земли и поместья однажды обретут достойного владельца. Но я буду рад, если ты поможешь несчастным детям и вдовам… я уже отдал им всё, что у меня было, однако было у меня немного. Я и того не заслужил. — Мистер Хэтчер сделал большой глоток, и я не поняла, что за горечь заставила его поморщиться: напитка или та, что в душе. — Зря я всё же вас не послушал, Гэбриэл. Нужно было нам и правда идти вдвоём.

— Не вините себя, — негромко откликнулся тот. — Вы не могли в полной мере представлять, с чем столкнётесь. И знать, что простые стражники магам не противники.

— Тем более в таком глухом местечке, как наш милый Хэйл… где за всю жизнь мы даже боевых артефактов в глаза не видим, не говоря уж о том, чтобы уметь с ними обращаться. — Мистер Хэтчер отрешённо дёрнул себя за бакенбарды. — Умей мы пользоваться этими вашими картами… чтобы вы могли дать им часть своей волшебной колоды…

— Артефактами могут сражаться не-маги, но лишь магам это даётся легко. Простые смертные учатся этому годами. — Гэбриэл помолчал. — Мне жаль, что я смог защитить только вас. Слишком привык работать в паре, не квартетом.

— О чём вы? Вы говорили, что вам необходим лишь я один и лишь затем, чтобы арест прошёл на законных основаниях. А я не сообразил, что мы окажемся только обузой, тогда как настоящая схватка будет вашей с графом дуэлью. И теперь они погибли… ни за что, из-за моей глупости.

— Не говорите так. Их гибель не была напрасной. Они внесли в нашу победу немалый вклад.

— Вы могли победить графа и так. Без этих потерь.

— Кто теперь знает, что могло бы быть. Могу сказать одно: они умерли смертью, которой может гордиться любой истинный страж закона. Они не побоялись исполнить свой долг, не отступили перед тем, кто был сильнее их стократ, и погибли, чтобы сделать наш мир капельку лучше. — Вновь потянувшись за бокалом, Гэбриэл слегка им отсалютовал, прежде чем поднести к губам. — Вечная память.

Мужчины, молча отсалютовав в ответ, очередным глотком почтили тех, кого было уже не вернуть, — и я ощутила, как мои пальцы непроизвольно стискивают загривок Лорда, заставляя волка в ленивом удивлении приоткрыть один глаз.

То, что оборотней всё же можно исцелить, установили опытным путём. Один из арестованных оборотней — ещё в ту пору, когда они не были вне закона и не подлежали истреблению, — ожидал казни в казематах Инквизиции, однако в полнолуние почему-то не обратился. Это несказанно удивило как его самого, так и его тюремщиков: сомнений в его вине не было и не могло быть — несчастный сам сдался страже, как-то утром проснувшись подле трупа любимой жены. Охотники, ранее перепробовавшие самые различные чары и пришедшие к выводу, что излечить оборотней невозможно, призадумались… и, решив заняться изучением этого феномена, отныне всегда держали бедняг живыми до ближайшего полнолуния. И способ исцеления вычислили с помощью элементарной статистики, на основании нескольких сотен дел.

Больной зверь среди множества трав ищет и съедает именно те, что нужны ему для излечения. Видимо, волки внутри оборотней тоже чувствовали, что им необходимо. Исцелялись всегда лишь те, кто убивал своих супругов, и они всегда съедали их сердца. Иные браки были договорными, но супруги питали друг к другу по меньшей мере дружеские чувства. На момент вступления в брак девушки всегда были невинными; в других случаях исцеление не срабатывало. Для мужчин-оборотней это мог быть даже не первый брак, а вот женщина-оборотень должна была хранить чистоту. Никто не знал, отчего это являлось обязательной частью ритуала — пролить кровь на брачном ложе, но это было так.

Сказки часто имеют под собой вполне реалистичное основание. И на самом деле врут не всегда. Не во всём.

В одном лорд Чейнз был прав. Если боги принимали участие в сотворении всего и вся, как говорят жрецы, у них определённо было очень странное чувство юмора. Способ исцеления оборотней убедительно это доказывал. Исцелялся лишь тот, кто любил убитого настолько, что не представлял без него жизни; если же оборотень допускал мысль о том, чтобы купить себе свободу от проклятия ценой подобной жертвы — эта жертва не приносила ему никакого прока. И оборотень никак не мог исцелиться по своему желанию. Его могла излечить либо роковая случайность, либо ритуал, подстроенный кем-то другим.

Не разглашать эту информацию общественности Инквизиция решила по очень простой причине: единственный способ исцеления оказался настолько чудовищным, что лучше было о нём не знать. Хотя бы затем, чтобы никто не смог — или не пытался — сознательно им воспользоваться.

Мой печальный пример убедительно доказывал, что Инквизиция была права.

— Пожалуй, я поеду, — сделав последний глоток, проговорил отец. — Надо сообщить Маргарет счастливое известие, пока она не затопила слезами весь дом.

Поднявшись на ноги, он обнял меня на прощание. Крепко, изо всех сил, этими объятиями поддерживая меня куда лучше, чем это могла бы сделать сотня слов. И, прижавшись щекой к его щеке, щекочущей кожу мягкими бакенбардами, я на миг снова ощутила себя маленькой Ребеккой, которая когда-то прибегала в отцовский кабинет, чтобы обсудить с любимым папой очередную пьесу Шекспира.

Нет, леди Чейнз. Не лгите себе. Той девочки больше нет, и ей не вернуться уже никогда. Теперь вместо неё — вы: леди Чейнз в чёрном вдовьем наряде, чьё отражение — худое взрослое лицо с огромными глазами цвета неба перед дождём, стынущими серым льдом неизменной печали.

— Генри, ты со мной? — отстранившись, спросил отец, моргая как-то подозрительно часто.

— Да, конечно, — сумрачно откликнулся мистер Хэтчер, встав с кресла следом за ним.

Я знала, что в мыслях он снова на кладбище. Там, где рядом с памятником Элиоту теперь высятся ещё два.

И, зная, что это ещё одна вещь, которая случилась из-за меня и которой я не могла изменить, я лишь опустила глаза прежде, чем на миг их снова обжёг призрак слёз.

— Доброго пути, джентльмены, — встав и пожав руки обоим, проговорил Гэбриэл, провожая гостей вместо меня.

Его не стали спрашивать, поедет он или нет. Из деликатности, прекрасно понимая, что грядущую ночь он снова проведёт здесь, но закрывая на это глаза. И именно потому, что эти двое, да ещё Рэйчел, были единственными, для кого мой душевный покой значил куда больше, чем все приличия, с тех пор, как Энигмейл стал принадлежать мне, они сделались в нём самыми частыми гостями.

Другие просто не получали приглашений.

У самой двери отец обернулся. Воззрился на портрет, висевший над камином: с него уходивших провожал взглядом юноша, чьи глаза даже на картине искрились улыбчивым теплом и бельтайнской зеленью.

— Бедный мальчик, — устремив взор на лицо Тома, которому суждено было навсегда остаться таким же юным, печально произнёс отец. Качнул головой. — Надеюсь, его душа обрела покой.

Я тоже посмотрела на портрет. Глядя на него, слушала, как цокают по паркету когти Лорда, спрыгнувшего с софы и побежавшего следом за хозяином, и как уходят мои гости.

Я не могла позволить себе время от времени приходить на могилу Тома: его похоронили в Ландэне, в семейном склепе Чейнзов. И вместо этого смотрела на эту картину. А ещё, один раз за минувшие месяцы, спустилась в подвал снова взглянуть на клетку, где мой несчастный друг томился столько лет, и представить, как мечется по ней чёрный волк. Попыталась найти среди стальных прутьев, восстановленных магией и неотличимых друг от друга, те, что он разогнул для побега в последнее полнолуние далёкой весны.

Я боялась кошмаров, где увижу Тома с волчьей пастью. Или с лицом, искажённым предсмертной судорогой, истекающим кровью из простреленного виска. И мне действительно снились кошмары — лорд Чейнз, тянувший ко мне перебитые пулями руки, прежде чем начать выть и корчиться, обращаясь в бист вилаха; мёртвые стражники, чьи лица вспыхивали синим пламенем, и кожа стекала с них, точно воск, обнажая белые черепа… но Том привиделся лишь один раз.