Дневник помощника Президента СССР. 1991 год - Черняев Анатолий - Страница 12

• Предыдущая
• 12/83
• Следующая

А все катится тем временем под откос, гибнет урожай, рвутся связи, прекращаются поставки, ничего нет в магазинах, останавливаются заводы, бастуют транспортники.

Между прочим, по телевизору объявление: требуются на какую-то захудалую рабочую должностишку — ставка от 300 до 1000 рублей! Рынка нет, а цены уже рвутся вверх.

2 октября 1990 года

Верховный Совет действительно пора разгонять. Сегодня там обсуждали вопрос об отмене Договора о дружбе с ГДР. Казалось бы, рутинно-формальный акт. Немцы отменили этот договор решением правительства: ведь исчез сам субъект договора. А наши дообсуждались до того, что потребовали от Коля стать восприемником договора, в котором, между прочим, записано о нерушимости границ между двумя Германиями, о борьбе против западногерманского империализма и т. п.! И ведь не приняли решение. Завтра будут продолжать.

Я посоветовал Ковалеву (Шеварднадзе сейчас в Нью-Йорке) рассказать об этом М. С., который отреагировал: да пошлите их всех на…! Но ведь здесь действует не только глупость: это сознательная провокация против горбачевской германской политики со стороны тех, кто, как и генерал Макашов и т. п., считают, что Восточную Европу отдали «без боя», кто против всего «этого» так называемого «нового мышления». Не очень таят в себе, что и Сталина не худо было бы вернуть, чтобы расправиться со всей «этой нашей» политикой. И таким вот деятелям подыгрывают и Фалин, и ЦК, и «мой» Международный отдел, который отчаянно борется за самосохранение.

6 октября

Когда речь с Горбачевым зашла об очернительстве на телевидении (в отношении нашей истории), он опять «соскочил» на то, что Сталин ненавидел крестьянство и изничтожал его сознательно. Но на телевидении у нас «все это, мол, вранье, будто раньше в деревнях жилось хорошо: рвань, нищета, бесперспективность».

Когда М. С. решил ввести в свое выступление надоевшую уже тему, как на Ленина обрушились, когда он вводил нэп, я ему сказал: «Главное и самое актуальное не то, что обрушились, а то, что не поняли, не приняли, отвергли, потому и такие последствия. Все пошло наперекосяк».

14 октября

Вчера прошелся после работы по улицам. Ощущение такое, будто я пережил свое время и просто ничего не понимаю вокруг. Злобная публика, потерявшая всякие критерии порядочной жизни. Редко-редко навстречу попадается нормальный москвич, тем более интеллигентное лицо. Суетностью и преступностью насыщена атмосфера города.

М.С., который уж день заседает в Президентском совете и Совете Федерации. Опять руководил обсуждением нового варианта экономической программы. Не знаю, не знаю. От Шаталина он уже отшатнулся. "Жизнь,

— сказал он мне, — подняла эту красивую программу на воздуси". Теперь он в Верховном Совете будет отстаивать симбиоз или просто рыжковскую, хотя обещал не делать из них компота.

При переходе от разрушительного этапа перестройки, когда его рейтинг летел вверх, к этапу «созидательному» М. С. совершил стратегическую ошибку (вопреки тому, что сам не раз провозглашал: высвободить естественную логику развития общества, а не навязывать ему очередную схему). Теперь он пытается играть роль главного конструктора и архитектора нового общества. Но это уже невозможно в принципе, не говоря уже о том, что при всей его одаренности некомпетентен он для такой функции.

Я надеялся, что, став президентом, он воспользуется этим и поднимется «над» повседневным политическим процессом. А он, оказывается, имел лишь в виду получить дополнительную возможность «руководить процессом». Гибельная нелепость. Хватается за все: за партию, за парламент, за всякие комиссии, за сборы ученых и везде всем навязывает себя.

Едем вроде в Испанию 26-28 октября и во Францию — 28-29 октября .

Тревожно. И кажется все более бессмысленной моя старательная деятельность при Горбачеве: во внешней политике уже сделано то, что дало перелом. Остальное — обуздать военных, вернее, выдержать, когда уйдет это поколение генералов.

17 октября

Сегодня, кстати, роковая дата: в этот октябрьский день 1941 года — паника в Москве. Вчера Ельцин произнес в Верховном Совете РСФСР речь. Это объявление войны Горбачеву. Смысл ее: президент изменил договоренности с Ельциным, программа рынка, которую он предложил на Верховном Совете СССР, невыполнима! Это предательство России, и теперь ей, России, надо выбирать один из трех вариантов:

1) отделяться (свои деньги, своя таможня, своя армия и т. д.);

2) коалиционное союзное правительство пополам: половина от Горбачева, половина от демократов, от России;

3) карточная система, пока не обвалится программа Горбачева. А там в хаосе разберемся, сам народ выйдет на улицу.

В 10 утра Горбачев собирает Президентский совет. Не все даже успели ознакомиться с речью Ельцина. Пошел разговор. А в моей «исторической» памяти — картина заседания Временного правительства в Зимнем дворце в октябре 1917 года: Смольный диктует, в противном случае штурм.

Лукьянов призывал к жестким мерам. Его поддержал Крючков. Ревенко уклончиво за то же, но добавил между прочим, что Украина уже «отвалилась», а после речи Ельцина пойдет цепная реакция и промедление смерти подобно. Академик Осипьян пространно анализировал, почему Ельцин выступил именно сейчас. Только Шеварднадзе высказался против конфронтации и против того, чтобы М. С. по телевидению громил Ельцина. Медведев тоже призывал «продолжать законодательный процесс», не нарываться, не подыгрывать Ельцину, отвечая ему тем же, грубостью и угрозами. Рыжков бушевал: сколько можно: правительство — мальчик для битья. Никто не слушает. Я, председатель правительства, вызываю какого-нибудь чиновника — не является. Распоряжения не выполняются. Страна потеряла управление. Развал идет полным ходом. СМИ против нас. Все — в оппозиции:

ВЦСПС и даже партия. А мы ведь сами коммунисты, шумел Николай Иванович, мы же от этой партии! «Известия» и даже «Правда» работают против нас. Надо вернуть нам хотя бы газеты, которые являются органами ЦК. А половину людей на телевидении сменить. Распутин выступил в этом же духе. Словом, все в испуге.

И смешно, и горько, и постыдно было наблюдать этот ареопаг: люди, которых М. С. собрал в нем, не в состоянии ни мыслить, ни действовать по-государственному. М. С. сидел и поддавался эмоциям, ярился, соглашался, что именно ему надо выступить сегодня же по телевидению и дать отпор.

Но наступил полдень — время, назначенное Горбачевым для встречи с Чейни (министром обороны США). Перешли в другую комнату. И Горбачева как подменили: опять на коне, опять лидер великой державы, владеющий всей ситуацией, точно знающий, что надо делать, уверенный в успехе. Американцу рта не давал открыть.

Вернулся на заседание Президентского совета. Там уже начали расходиться. Ему на ухо что-то шепнул Лукьянов. М. С. обернулся к Шеварднадзе: «Эдуард, переноси некоторые заграничные поездки, а другие отмени вовсе, в том числе в Испанию, Францию». Я опешил: такой подарок Ельцину! Такая демонстрация потери власти и самообладания. М. С. пошел к себе через анфиладу. Его догнали и окружили Петраков, Шаталин, Игнатенко и я. Стали убеждать отказаться от выступления на телевидении. Он крыл нас всех подряд. «Я уже решил, этого спускать нельзя. Смолчу, что народ скажет? Это трусость, козырь Ельцину. Этот параноик рвется в президентское кресло, больной. Все окружение науськивает его. Надо дать хорошо по морде».

Пошел дальше, к себе. Подскочил Игнатенко: «Анатолий Сергеевич, надо все это поломать». Мы вдвоем двинулись вслед за Горбачевым. Я говорю иронически: «Михаил Сергеевич, что — подготовку материалов к Испании остановить?» Он мне: «Зайди». Игнатенко — за мной, оба навалились. Я говорю: «Чего испугались? Рыжков до того дошел, что запугивает: мол, дело приблизилось уже к тому, что в лучшем случае нас расстреляют, в худшем — повесят. А мне вот, например, не страшно. Ельцин шантажирует, блефует. Нет у него возможностей осуществить угрозу. Не из кого ему делать российскую армию, таможню и т. п. Вам надо подняться над этой очередной провокацией».

• Предыдущая
• 12/83
• Следующая