Химия без прикрас (СИ) - "agross" - Страница 41

Шов затягивался быстро. Может это от того, что я здоровый молодой растущий организм, а может мне просто до безумия хотелось увидеть его. При мысли, что я скоро смогу начать ходить в школу, становилось так радостно, будто там я смогу получить хоть какое-то внимание от химика. Ведь понимала же, что лицей — самое опасное место для нас. Если честно, я вообще не понимала, что нам теперь делать. Ведь все мои мысли и желания теперь сводились только к одному — я хочу, чтобы он был рядом!

Не знаю, честно говоря, что чувствовал все это время Лебедев, но в течение недели я получала сообщения, в которых он интересовался, жива ли я и не разошелся ли шов. Пару раз поинтересовался, справляется ли Маша с перевязками. И только один раз он спросил, не мучают ли меня больше кошмары. Я, долго раздумывая, стоит ли писать что-то настолько личное, все же ответила, что нет, но в его объятиях спится гораздо лучше.

«Значит, старею», — не без самоиронии ответил он.

***

— И справкой особо не сверкай, — настоятельно порекомендовал Леша, глядя, как я надеваю на себя пальто. — Давай, помогу, — он заботливо придержал его мне. — Она хоть и с печатью, но все же липовая. Машка головой отвечать будет.

— Все будет хорошо, Лидочка ее заберет и все, — заверила я братишку.

— Уж постарайся, чтобы все было хорошо!

— Не волнуйся, мамочка! — издевательски подмигнула я брату.

— Да пошла ты! — брат вальяжно облокотился о стенку в коридоре, а потом устало почесал затылок. — Твое счастье, что они на месяц свалили.

— Я вообще везучая! Пока! На ночь не жди!

— Только попробуй не прийти к десяти — найду и убью!

— Мамочка, это будет детоубийство! — театрально округлив глаза, смеюсь, наблюдая за раздражением братишки.

— Вали уже, давай, — не знаю, откуда в нем столько терпения, потому что в другом случае он бы с удовольствием наградил меня пинком.

Последний раз такое воодушевление по дороге в школу я испытывала, наверное, на первое сентября, когда пошла в первый класс. Серьезно, город, просыпающийся от долгой и холодной зимы радовал глаз, на душе снова запел хор полоумных ангелов, сердце трепыхалось, словно крылья бабочки, а шов на боку адски чесался. Два дня назад были вытащены все девять стежков, и под мое честное слово, что я буду в школе паинькой, мне разрешили с новой недели отправиться на уроки. Мне хотелось обнять каждого встречного, так переполняло меня счастье. Я была рада увидеть даже хмурую рожу Лазарко, нашего завуча. А встретив около раздевалки нашего трудовика, я настолько радостно поздоровалась, что он, по-моему, немного испугался.

— Димо-о-о-о-он! — Аня и Фаня набросились на меня около кабинета физики и обняли, зажав с двух сторон. А я радостно смеялась, хоть и все эти манипуляции отзывались неприятным эхом в боку.

— Эй, эй, полегче, — к своему удивлению, я услышала Пашу, который растащил от меня девчонок и, тоже с удовольствием, заключил в объятия, аккуратно обхватив за талию. А потом, наклонившись, поцеловал в щеку и тихо пробормотал: — С возвращением.

— Так, закончили обмен микробами, — вездесущая Маргарита Михайловна, появившаяся рядом с нами, закатила глаза, а позади нее показался химик, буквально буравящий меня и Наумова взглядом. Паша, заметив это, поспешно опустил руки и отошел в сторону, слегка прокашлявшись. Рукава черной рубашки Лебедева были закатаны по локоть, выставив на показ всем его татуированную правую руку, сжимающую… Шуруповерт?

— Одиннадцатый «А», либо проходим в кабинет, либо выметайтесь прогуливать на улицу, нечего стоять на проходе! — Маргоша была явно не в духе. — Дмитрий Николаевич, вот тут посмотрите, не пойму, что за ерунда с этой проклятой штуковиной! Завхоз говорит к директору идти, деньги на новую просить, а от Владислава Анатольевича толку — ноль! Трудовик, тоже мне!

Лебедев скрылся в дверях лаборантской следом за физичкой, а я вошла в кабинет, занимая свое любимое место за первой партой. Присев на стул, я достала учебник с тетрадкой и, копаясь в сумке в поиске ручки, вдруг задумалась: тот, кого я хотела увидеть больше всех вместе взятых, сейчас за стенкой. В лаборантской. Всего несколько шагов, несколько пар глаз и все морали приличия нас разделяют. Даже не знаю, романтично это или глупо. Хотя, как по мне — разница не велика.

В тот момент, когда я завороженно глядела на проход в смежное помещение, оттуда послышался жужжание шуруповерта, который несколько раз прерывался, пока, наконец, не был заглушен назойливым звонком на урок. Класс зашумел, словно улей. Черт возьми, как же я по этому соскучилась! Особенно по тому, что будет дальше…

— Та-а-а-ак! — гаркнула Маргарита Михайловна, выйдя из лаборантской. — А ну закрыли рты, бестолочи! Звонок на урок был, так что открываем домашнее задание и молимся, чтобы я вас не спросила! Дмитриева, чего улыбаешься, как слабоумная?!

Я поспешно опустила глаза в учебник, стараясь стереть с лица улыбку. Не думала, что буду рада даже тем редким моментам, когда Маргоша меняет свой пофигизм на гнев вселенского масштаба.

— Маргарита Михайловна, пусть поможет кто-нибудь, мне руки вторые нужны, — раздался голос Дмитрия Николаевича.

— Наумов! — рявкнула Маргоша. — Марш в лаборантскую! Дмитрий Николаевич, получится починить?

— Получится, — ответил Лебедев.

Маргоша пропустила за свою спину Наумова и, периодически отвлекаясь на то, что там происходит, испепеляющим взглядом оглядывала класс. Вскоре, после непродолжительной «арии шуруповерта», из лаборантской вышли Наумов и Дмитрий Николаевич. Первый сел за свое место, вытирая по дороге ладони о край клетчатой рубашки, а Лебедев, держа в руке шуруповерт, кивнул:

— Готово.

— Господи, спасибо вам огромное! А то никто ничего делать не хочет! — теперь настала очередь Маргоши пропасть в дверях лаборантской, откуда стали доноситься восторженные возгласы, а я, подняв глаза от выцветших страниц учебника, встретилась взглядом с Дмитрием Николаевичем и еле сдержалась, чтобы не улыбнуться ему. Лебедев же, тяжело вздохнув, поставил шуруповерт на кафедру и стал закатывать обратно рукава рубашки, поспешно скрывая татуировку на правой руке.

— Дмитрий Николаевич, вы прямо настоящий мужчина! — раздался комментарий Исаевой позади меня. — Может, вы еще и готовить умеете?

Умеет.

— А вы, Исаева? — приподняв бровь, спросил химик, а класс засмеялся. О нулевых кулинарных способностях моей подруги по школе ходят легенды. Не удивлюсь, если и преподаватели о них тоже наслышаны.

— Так, что за балаган?! — послышался голос Маргариты Михайловны.

Внезапно дверь кабинета раскрылась, и в проходе появилась Марина Викторовна, прижимающая к себе два журнала. Она удивленно посмотрела на химика, а затем оглядела класс, остановив в самом конце свой взгляд на мне. Внутри меня все перевернулось. О предстоящем разговоре я старалась даже не думать все эти дни.

— В классе несколько учителей, а вы разговариваете! Одиннадцатый «А», ведете себя, как первоклашки! — недовольно нахмурилась Марина Викторовна. А затем обратилась к Лебедеву. — Вы на замене?

— Нет, Маргарита Михайловна в лаборантской.

— А я и говорю! Детский сад! — тут же появилась физичка. — Степанов, может, вам уединиться?! Усмирите свои гормоны, молодой человек!

— У них любовь, Маргарита Михайловна, — издевательски проговорила Фаня. — Высокие духовные чувства.

Класс снова развеселился, глядя, как друг от друга отсаживаются Степанов и Королёва. Причем та торопливо одергивала задравшуюся юбку под партой.

— Какие чувства в вашем возрасте? — презрительно фыркнула Маргоша, подходя к химику и руссичке. — Игра гормонов! Чистая химия! Вон, у Дмитрия Николаевича спросите, он вам расскажет.

При этих словах я постаралась практически слиться с учебником, потому что почувствовала, как начала густо краснеть. Да, у Маргоши язык подвешен, ничего не скажешь! Смеяться насчет всего, что касается химика, класс не станет — слишком его боится. Но и он не растерялся.