Созвездие Волка. На Сумеречной Стороне. Часть 2 - Тавор Миа - Страница 55

— Нет, — Сжав кулаки, я развернулась к нему. — Нет. Ты думал только о себе.

Майк осекся. В его глазах я видела то, во что до конца не хотела верить.

— Это не так, — возразил он после секунды молчания.

Но, отвернувшись от него, я обняла себя руками. Сколько предательств я могу выдержать за один день?

— Алекс, — На стоянке резко затормозила машина. Из нее выскочил Джейк. — Я приехал сразу из аэропорта… Ты в порядке? Что он тебе сделал?

Он развернул меня к себе и заставил показать ему шею и руки. Заложив руки в карманы, Майк смотрел на нас со стороны.

Из его машины вышел мистер Честертон. При виде его меня пробрала дрожь.

— Ты знал? — Я подняла к нему голову. Мне отчаянно хотелось, чтобы сегодня хоть кто-то не оказался лжецом.

Джейк вздохнул и оглянулся туда, где стоял учитель.

— Нет, — он смотрел только на меня. — Я клянусь тебе, что до сегодняшнего дня я ничего не знал.

Ответ был искренним, но это все равно не принесло мне облегчения.

Из здания вышел Грэг. Он хотел подойти, но, окинув сцену глазами, только отсалютовал и зашагал к своей рабочей машине.

Я вдруг отчетливо поняла, куда мне сейчас нужно.

Мистер Честертон захлопнул дверцу и сделал шаг в нашу сторону, но я повернулась к нему спиной.

— Грэг, вы меня подвезете? — окликнула я его.

Крутя ключи в большой ладони, он с легким удивлением окинул взглядом угрюмую троицу, затем махнул:

— Конечно. Куда скажешь.

Пальцы Джейка на моих плечах сжались, словно в инстинктивном порыве удержать, но я отстранилась и залезла в кабину большого серебристого пикапа. Внутри витал легкий запах сигарет.

— Курю иногда, — виновато пробормотал Грэг, доставая из бардачка баллончик с освежителем воздуха и распыляя его по салону.

— Все нормально. — В боковом зеркале три медленно отдаляющихся силуэта провожали нас глазами.

Стоя рядом, никто из них ничего не говорил.

— Когда вы нарисовали ее? — спросила я, отводя взгляд от зеркала еще до того, как они скрылись за поворотом.

Грэг смущенно кашлянул и бросил на меня быстрый взгляд. Отвернув лицо, я смотрела в окно.

— Это был подарок на ее двадцать первый день рождения, — ответил он, явно чувствуя себя как на иголках. — Кэйти была первым человеком, который сказал, что мне надо рисовать. Она и позировала мне тогда только после того, как заставила пообещать, что я буду делать это дальше…

Он горько вздохнул и стиснул пальцами руль.

— Такой она была… Ни от чего не отступалась. В отличие от нас.

Все еще глядя на мелькающие мимо нас холмы, я с трудом подавила комок в горле.

— Когда она попросила поддержать ее, — продолжил он, ожесточившись. — Я сразу же согласился. Но мы потерпели крах… — Его пальцы на руле побелели. На минуту он замолчал, потом продолжил более хрипло: — Совет разбил наше сопротивление в пух и прах. Многих, кто в этом участвовал, сослали на более низкие работы — так я получил свою. — Он хмуро кивнул в сторону заброшенного на заднее сиденье чемоданчика с инструментами, который завалялся здесь после соревнования.

— А Кэйтлин… — его грубоватое, широкое лицо скривилось от боли. Он еще больше сжал пальцами руль. — Я был с ней, когда они пришли. Но не смог… — его голос надломился, когда он провел пальцем по уродливому, зигзагообразному шраму, рассекающему его щеку. — Эти подонки даже умереть с ней не дали.

Его дрожащие пальцы потянулись к пачке сигарет, небрежно кинутой на переднюю панель, но он вдруг передумал и отшвырнул ее обратно. Его голова с беспорядочно торчащими вверх черными волосами смотрела в боковое окно.

Мы молчали. Каждый справлялся с прошлым по-своему.

— Какой она была? — Странно, но у меня больше не было слез. — Какой она была настоящей? Когда ее никто больше не видел?

Его ресницы едва заметно вздрогнули.

— Такой, как ты, — наконец через силу выдавил он. — Только в ней было больше огня что ли…

Он остановил машину там, где я попросила.

— Уверена, что тебе это нужно? — спросил он немного хмуро, бросая взгляд на стильную резиденцию.

Я взглянула на современный фасад, сверкающий большими окнами и холодными формами. Я уже ни в чем не была уверена, но сейчас я просто не могла видеть всех остальных. Меня от них тошнило.

Ступая по мраморному полу босиком, молодой — на вид всего лет двадцати с небольшим — красивый юноша с чертами греческого бога и одной повязкой на узких бедрах проводил меня в большой, полукруглый зал. Бросив полный обожания взгляд на ту, которая стояла спиной у раскрытого окна, он так же неслышно исчез, затворив за собой высокие двери.

Стефани Аттвуд в длинном платье, которое открывало ее спину до ямочек Венеры и ниспадало шлейфом у ее ног, курила тонкую сигарету. Даже в этот момент, когда она вызывала у меня отвращение похлеще всех остальных вместе взятых, она все равно была божественно прекрасна. Не меньше, чем окружающие ее холодные мифические статуи, которые выстроились здесь полукругом.

— Вы ничего не хотите мне сказать?

Сколько раз они обвиняли меня во лжи и притворстве, но сами были ничем не лучше, прятавшись за своими двуличными, лицемерными личинами.

Скрестив руки на груди, она невозмутимо поднесла сигарету к губам.

— Нам не о чем разговаривать.

Я оглянулась по сторонам. Этот маленький дворец напоминал роскошную обитель богов, в котором она была единоличной правительницей. Не хватало только ледяного трона, на котором эта кошмарная женщина могла бы восседать.

— Думаю, что нам есть.

Я снова перевела взгляд на ее слегка напрягшуюся спину.

— Вы должны это Роберту. Вашему брату, от которого вы отреклись.

Занесенная для второй затяжки рука дрогнула. Стефани Аттвуд вскинула голову, ее длинные пальцы переломили тонкую сигарету, затем разжались — и две белые половинки полетели на блестящие мраморные плиты.

— Неужели? — Она развернулась. Бриллиантовые сережки в мочках ее ушей грозно закачались из стороны в сторону. — У меня нет братьев.

— Есть. Был, пока вы его не предали.

Теперь, когда я это произнесла, мне наконец-то стало легче. Я слишком долго винила во всем себя. Теперь настал их черед.

Стефани Аттвуд смотрела на меня так, будто собиралась кинуться и задушить. Но в этот раз ей было меня не испугать, поэтому я выдержала ее взгляд.

Изящные, словно вылепленные рукой непревзойденного мастера, крылья ее носа гневно раздувались.

— Я его предала? Я?

Она подобрала подол своего платья и двинулась на меня.

— Я любила своего брата. Я обожала Роберта, — Ее голос зазвенел вокруг нас, срикошетив от стен. — Но твоя мать украла его у меня.

Ее сверкающие глаза буравили меня с ненавистью.

— Он выбрал ее, а не меня. Он бросил меня, когда мне было всего десять. Ради Кэйтлин, которая забрала его, ни разу не подумав обо мне.

Ее зубы заскрежетали.

— Ты знаешь, каково это — всю жизнь думать, что ты оказалась недостаточно хороша?

— Увы, знаю, — ответила я, чувствуя внутри волну знакомой едкой горечи.

Стефани Аттвуд остановилась, так и не достигнув меня. Стиснув пальцы в кулак, она порывисто отвернулась.

Сгорбившаяся и потерянная, она выглядела сломленной посреди своего сверкающего, величественного Олимпа, и я подумала, что нас объединяло больше, чем каждая из нас была готова признать.

— Мы обе потеряли его, — произнесла я. — Но это не наша вина. И даже не вина моей матери, которую у меня отняли и которую я никогда не знала. Мы обе потеряли что-то. И в этом виноваты только они — Совет. — Я выступила вперед. — Мы можем заставить их ответить за это… Если вы поможете мне…

— Нет. — Обвив тонкими руками обнаженные плечи, Стефани Аттвуд вновь вернулась к открытому окну. Дрожащими пальцами вытянув из пачки новую сигарету, она щелкнула изящной зажигалкой и судорожно затянулась. — Все это давно в прошлом. Убирайся.

— Но…

— Убирайся, — выкрикнула она через плечо. Сигарета подпрыгивала в ее украшенных драгоценностями пальцах.