Заговор профессоров. От Ленина до Брежнева - Макаревич Эдуард Федорович - Страница 2

И тогда встает вопрос о гуманитарном сопротивлении такому обществу. А где взять идеи, в которых сила сопротивления? И здесь опять наступает время заговоров.

Бороться с профессорами, состоящими в научном заговоре, трудно, потому что они противостоят оппонентам интеллектуальной мощью. О таких заговорщиках-профессорах и рассказывается в этой книге.

1. Профессор Масарик и российская революция[1]

Есть профессора, способные менять мир. Сначала в теории, потом в реальности. Но уж совсем единичен профессор, что выступает на интеллектуальном поле, в политических баталиях и способен указать путь батальонам. Вот о таком профессоре наш рассказ.

К началу 1914 года в Европе определились две враждующие силы – союз Германии, Австро-Венгрии и Италии противостоял союзу Франции, Англии и России. Один союз во главе с Германией, именуемый Тройственным, против другого, именуемого Антантой, в котором лидировала Франция. Намерения у тех и других были схожи – переделить мир. Нужен был повод. И вот, наконец, в июле 14-го пришла весть – в Сараеве убили австрийского крон-принца. И в миллионах европейских семей люди, не сговариваясь, сказали: «Это война».

В России в 1914 году была ранняя и холодная осень. И тот патриотический экстаз, со дня убийства крон-принца, в котором пребывала страна уже три месяца («Даешь славянское единство!»), не остудили даже эти неожиданные холода. Тогда российская публика думала, что к весне все кончится. Но, как оказалось, три кровавых, тоскливых года ожидали Европу, после которых рухнули две империи.

Первой пала Российская. Революция Февральская 1917 года, потом Октябрьская, наконец, Брестский мир с Германией. Следом наступил черед Австро-Венгрии, треснувшей по будущим границам Чехии и Словакии, Австрии и Югославии, Венгрии и Польши.

Будущей Чехословакии, рожденной на руинах империи австрийских Габсбургов, повезло. Ее духовным и политическим вождем стал профессор Масарик. Его стараниями без восстаний и революций родилось государство, послушное победителям в той войне – Англии и Франции. Но его же стараниями была закручена и пружина Гражданской войны в революционной России. А когда энергия ее иссякла и в Европу хлынули российские эмигранты, он приютил их в Праге, нашел место для жизни и образования эмигрантской молодежи и научных занятий русским интеллектуалам, с мыслью о том, что они будут работать для России и в конце концов вернутся туда, когда власть большевиков падет. А когда через несколько лет стало понятно, что этого не свершится, он желал, чтобы эти интеллектуалы думали, как приручить красного левиафана к европейским ценностям, к идеям панславизма.

Томаш Гарриг Масарик – личность незаурядная. Родился в рабочей семье. Отец – словак, мать – немка, и появившееся 7 марта 1850 года на свет дитя унаследовало, как показало время, славянскую широту с немецким упрямством. И география университетов, в которых учился Томаш, будто шла на поводу у такого характера – это университеты Брно, Вены, Лейпцига. Способен, умен, широк в мыслях, хитер, расчетлив – говорили о нем. В 32 года приняли его на должность профессора Пражского университета. Читал он тогда курсы философии, социологии, истории. Свободно владел четырьмя языками, в том числе русским. Докторскую диссертацию защитил по теме «Самоубийство как социальное явление». Потом он написал несколько книг по истории философии, в том числе и о русской философии, по социологии национальных движений с экскурсом в историю.

Масарик всерьез размышлял о возможностях создания единого государства чехов и словаков. Себя он видел идейным вдохновителем этого процесса. Вдохновение его питалось чувством патриотизма, шедшего от литературы и искусства. В начале 1900-х годов он основал «Атенеум» – журнал литературы и критики, который скоро стал влиятельным научным изданием. Его читали и в политической контрразведке, что обслуживала австро-венгерскую монархию. А Чехия и Словакия тогда были частью этой монархии во главе с императором Францем Иосифом. Читать читали, а с выводами не спешили. Вероятно, в ожидании более радикальных выражений на страницах издания.

Вот принципы, которые Масарик тогда провозглашал и которым следовал: «Патриотизм истинный не может основываться на подделке», «великое не может быть великим, если оно лживо», «политику следует подчинять принципам гуманизма». Прагматик, он приспосабливал эти принципы к обстоятельствам. Иначе он не был бы политиком и не стал бы первым президентом Чехословакии.

В сорок один год профессора выбрали депутатом парламента австрийских земель. Выступал он блестяще – витиевато и остроумно. И нельзя было упрекнуть его за грубые, вульгарные выражения – их не было, а были, хотя и изворотливые, но умные, оснащенные аргументами, выросшими из знаний.

Став депутатом, Масарик все чаще задумывался о технологиях создания суверенного государства чехов и словаков. Только грянувшая война открыла пути для самоопределения – одной из таких технологий. И Масарик живо ухватился за эту возможность.

Но он понял и то, что его высказывания и суждения скорее всего обернутся проблемами, контрразведка перейдет от наблюдения к действиям. И он едет в Швейцарию, потом – в Италию, Великобританию и Францию. И везде страстно и умело будет убеждать правительства и общественность этих стран в необходимости появления независимой, суверенной Чехословакии, что должна вырасти на руинах имперской Австро-Венгрии.

Конечно, Англии, Франции и России была на руку идея самостоятельного государства Чехословакии, выпавшей из состава империи, с которой они воевали. Поэтому они так энергично поддерживали организационные хлопоты Масарика в формировании Чехословацкого национального комитета в Париже, своего рода правительства будущего чехословацкого государства. Но по мысли Масарика, желательно, да и важно, чтобы правительство, хотя и будущего государства, имело уже сейчас свое войско. Тогда с ним станут считаться, с ним будут сотрудничать. И эта мысль его тоже была понятна в столицах стран Антанты.

Но профессор отличался не только производством идей, ему свойственно было и искусство их воплощения.

Больше всех чехов и словаков в австро-венгерской армии сражалось на русском фронте. И пленено их там было немало. Вот из этих людей и можно было сформировать национальное чехословацкое войско, которое сражалось бы на стороне России против Германии и Австро-Венгрии за свободу Чехии и Словакии. Примером был русский экспедиционный корпус, воевавший на Западном фронте, где уже к началу 1916 года собрали полк из пленных австрийских славян и назвали его Русским легионом.

Чехи и словаки, плененные на Восточном фронте, концентрировались на Украине. И Масарик направляется в Киев. Осилил он дальний путь – из Парижа, через Швецию, Финляндию – в Петроград, а оттуда в русскую древнюю столицу. На киевскую землю он вступил в августе 1917 года, окрыленный расположением Временного российского правительства. Его поддерживал сам Савинков, военный министр в этом правительстве.

Борис Викторович Савинков, к тому времени уже бывший деятель партии социалистов-революционеров, по прежним делам – отчаянный боевик, стрелявший в царских сановников и генералов, человек решительный, но рефлексирующий по поводу места своего в истории, позер, упивающийся фразой и позой, – был взят Керенским в правительство для военных дел.

Масарик имел с Савинковым встречу перед отъездом в Киев, после которой тот отдал необходимые распоряжения о вооружении и снабжении будущих чехословацких легионов. Довольный Масарик по приезде в Киев создает филиал Чехословацкого национального комитета и активно берется за формирование чехословацких частей. И в октябре 1917 года генерал Духонин, начальник штаба при верховном главнокомандующем Керенском, подписывает приказ о создании Чехословацкого корпуса из трех дивизий.