Заговор профессоров. От Ленина до Брежнева - Макаревич Эдуард Федорович - Страница 47

Но писатель Евгений Замятин, большевик по убеждению, корабельный инженер по специальности, строивший в Англии ледоколы для России, в холодном и голодном Петрограде начала 1920 года закончил фантастический роман «Мы», который все о том же, — каким может быть социализм в далеком будущем? В какой-то мере он продолжает тему Богданова. Он создает такой социализм, где обеспечены все материальные потребности людей и где удалось создать такое жизненное устройство, такое счастье людей, обоснованное математической формулой, которое потребовало принести в жертву свободу, индивидуальность личности, ее право на самостоятельность мышления, чувств и воли. Вот ключевая идея социализма по-замятински:

«…Что пережил я, когда сегодня утром прочитал Государственную Газету. Был страшный сон, и он кончился. А я, малодушный, я, неверующий, — я думал уже о своевольной смерти. …

На первой странице Государственной Газеты сияло:

“Радуйтесь,

Ибо отныне вы — совершенны! До сего дня ваши же детища, механизмы — были совершеннее вас.

Чем?

Каждая искра динамо — искра чистейшего разума; каждый ход поршня непорочный силлогизм. Но разве не тот же безошибочный разум и в вас?

Красота механизма — в неуклонном и точном, как маятник, ритме. Но разве вы, с детства вскормленные системой Тэйлора — не стали маятниково-точны?

И только одно:

У механизма нет фантазии.

Вы видели когда-нибудь, чтобы во время работы на физиономии у насосного цилиндра — расплывалась… бессмысленно-мечтательная улыбка?

Нет!

А у вас — краснейте! — Хранители все чаще видят эти улыбки и вздохи. И — прячьте глаза, — историки Единого Государства просят отставки, чтобы не записывать постыдных событий.

Но это не ваша вина — вы больны. Имя этой болезни: фантазия.

Это — червь, который выгрызает черные морщины на лбу. Это — лихорадка, которая гонит вас бежать все дальше — хотя бы это “дальше” начиналось там, где кончается счастье. Это — последняя баррикада на пути к счастью.

И радуйтесь: она уже взорвана.

Путь свободен.

Последнее открытие Государственной Науки: центр фантазии — жалкий мозговой узелок в области Варолиева моста. Трехкратное прижигание этого узелка Х-лучами — и вы излечены от фантазии — навсегда.

Вы совершенны, вы машиноравны, путь к стопроцентному счастью — свободен. Спешите же все — стар и млад — спешите подвергнуться Великой Операции. Спешите в аудиториумы, где производится Великая Операция. Да здравствует Великая Операция!

Да здравствует Единое Государство, да здравствует Благодетель!”

Откладывать нельзя — потому что в западных кварталах — все еще хаос, рев, трупы, звери и — к сожалению — значительное количество нумеров, изменивших разуму.

Но на поперечном, 40-м, проспекте, удалось сконструировать временную стену из высоковольтных волн. И я надеюсь — мы победим. Больше: я уверен — мы победим. Потому что разум должен победить»2.

Так заканчивается этот роман. Но и богдановский и замятинский социализм — это все фантазии о дальнем времени. Они не столь возбуждают живущих сейчас. Есть более близкое к реальности видение социализма, которое явно покушается на мнение о социализме у современников. Уж во всяком случае не оставляет их равнодушными.

Через двенадцать лет после выхода романа Богданова «Красная звезда», в сентябре 1920 года, Ленин излагает перспективы социализма в беседе с английским писателем-фантастом Гербертом Уэллсом. Вот как это изложено Уэллсом:

«Дело в том, что Ленин, который, как подлинный марксист, отвергает всех “утопистов”, в конце концов сам впал в утопию, утопию электрификации. Он делает все, что от него зависит, чтобы создать в России крупные электростанции, которые будут давать целым губерниям энергию для освещения, транспорта и промышленности. Он сказал, что в порядке опыта уже электрифицированы два района. Можно ли представить себе более дерзновенный проект в этой огромной равнинной, покрытой лесами стране, населенной неграмотными крестьянами, лишенной источников водной энергии, не имеющей технически грамотных людей, в которой почти угасли торговля и промышленность? Такие проекты электрификации осуществляются сейчас в Голландии, они обсуждаются в Англии, и можно легко представить себе, что в этих густонаселенных странах с высокоразвитой промышленностью электрификация окажется успешной, рентабельной и вообще благотворной. Но осуществление таких проектов в России можно представить только с помощью сверхфантазии. В какое бы волшебное зеркало я не глядел, я не могу увидеть эту Россию будущего, но невысокий человек в Кремле обладает таким даром. Он видит, как вместо разрушенных железных дорог появляются новые, электрифицированные, он видит, как новые шоссейные дороги прорезают всю страну, как подымается обновленная и счастливая, индустриализированная коммунистическая держава. И во время разговора со мной ему почти удалось убедить меня в реальности своего провидения.

— И вы возьметесь за все это с вашими мужиками, крепко сидящими на земле?

Будут перестроены не только города; деревня тоже изменится до неузнаваемости.

— Уже сейчас, — сказал Ленин, — у нас не всю сельскохозяйственную продукцию дает крестьянин. Кое-где существует крупное сельскохозяйственное производство. Там, где позволяют условия, правительство уже взяло в свои руки крупные поместья, в которых работают не крестьяне, а рабочие. Такая практика может расшириться, внедряясь сначала в одной губернии, потом в другой…

Может быть и трудно перестроить крестьянство в целом, но с отдельными группами крестьян справиться очень легко. Говоря о крестьянах, Ленин наклонился ко мне и перешел на конфиденциальный тон, как будто крестьяне могли его услышать.

Я спорил с ним, доказывая, что большевикам придется перестроить не только материальную организацию общества, но и образ мышления целого народа. По традициям и привычкам русские — индивидуалисты и любители поторговать; чтобы построить новый мир, нужно сперва изменить всю их психологию. Ленин спросил, что мне удалось повидать из сделанного в области просвещения. Я с похвалой отозвался о некоторых вещах. Он улыбнулся, довольный. Он безгранично верит в свое дело»3.

Это ленинское видение социализма в России на расстоянии вытянутой руки. Но в том же 1920 году профессор Чаянов, он же Кремнев, в своей фантастической повести о «Путешествии брата Алексея в страну крестьянской утопии» дает свое видение социализма на временном отрезке, близком к ленинскому, но в сути своей кардинально с ленинским видением расходящимся.

Герой повести некто Алексей Кремнев, советский деятель, весь погруженный в заботы социалистического строительства, работающий неистово, на износ, однажды засыпает крепким сном и просыпается лишь в 1984 году. Его принимают за гостя из США, ему показывают страну, объясняя те перемены, что произошли после 1921 года. Оказывается, в 1934 году большевики потерпели поражение в политической борьбе, диктатура пролетариата закончилась и к власти пришла крестьянская партия. На съезде Советов она получила большинство голосов, и с тех пор уже 50 лет у власти. За этот период она создала национально-русский, крестьянский строй, который идеально подходит для России. Индивидуальное трудовое крестьянское хозяйство становится основой всего хозяйства страны. Каждый крестьянский двор-домохозяйство имеет небольшой надел в 3—4 десятины, который эффективно возделывается. Но есть еще крупные частные крестьянские хозяйства, с которыми кооперируются крестьянские дворы-наделы. Страна живет индивидуальным частным земледелием, а промышленность обслуживает сельское хозяйство. Ведущая роль принадлежит крестьянству, а рабочий класс работает на него. Отношения между этими хозяйственными субъектами сугубо капиталистические, что поражает героя повести. Прогуливаясь по Москве и вспоминая прошлое, Алексей Кремнев так и смог найти гостиницу «Метрополь», в которой он жил в 1920 году. Она была всего в трехстах метрах от Кремля. Теперь на ее месте цветущий сквер, центром которого стала огромная колонна, сооруженная из пушечных стволов. Венчают колонну три фигуры из бронзы — Ленина, Керенского и Милюкова. А на барельефах, что на теле колонны, изображены Рыков (глава советского правительства 20-х годов), Прокопович и Коновалов (министры Временного правительства Керенского). Этот скульптурно-архитектурный образ, по замыслу автора, выражал идею партнерства, согласия, толерантности разных политических сил в России.