Ген бессмертия. Трилогия (СИ) - Алексеева Оксана - Страница 77

      Понятно было и то, что времени остается совсем немного. Этот Волк продолжит поиски и, когда не найдет, рано или поздно вернется сюда. И вряд ли один. Меня в городе в тот момент уже быть не должно. Но как ускорить события? Настя должна согласиться на Ритуал полностью добровольно, что означает — без внушения и без пробелов в памяти. Боюсь представить, что будет, когда она все вспомнит. Я видел только один выход — оставить ее в покое и уехать. Она проживет свою жизнь, так ничего и не вспомнив, встретит другого «Дениса», выйдет замуж, состарится и умрет. А я потом вернусь к ее детям или внукам. Но… самая эгоистичная часть меня заставляла пока еще оставаться тут, именно она еще надеялась на то, что все разрешится иначе, что… Волки начнут Войну, и им будет просто некогда заниматься нами. Именно мой эгоизм заставил меня захотеть начала Второй Войны.

Настя

      Прошел уже месяц, а я до сих пор не могу сдержать слез, когда вспоминаю о нем. Сначала было совсем тяжело. Не знаю, почему, но я попросту не могла сдержаться. Кричала даже на маму, которая очень сильно за меня переживала. Я любила Дениса, но еще до его смерти поняла, что моя любовь совсем не такая, из-за которой бросаются в омут, сбегают посреди ночи из родного дома или… выходят замуж. Думаю, именно это осознание добавило к моему горю чувство вины. Хорошо еще, что я не успела ему сказать о своих сомнениях! Тогда, наверное, я бы вообще этого груза не перенесла. Он умер в уверенности, что я его люблю точно так же, как он меня.

      Как ни странно, умиротворение приходило вместе с Алексом. Он никогда не говорил слов утешения, да и вообще ни одного доброго слова я от него не услышала, но в его присутствии жизнь становилась терпимой. Именно потому, что он такой. Если бы он попытался выказать поддержку, я, наверное, снова бы начала реветь. Нет, он просто находился рядом, молча смотрел со мной телевизор, мы пили чай и почти ни о чем не разговаривали.

      Но я уже ожила до такой степени, что мне захотелось начать говорить! Хотя бы выразить благодарность за его молчаливое участие. Но для этого сначала надо было понять, почему он вообще столько времени тратит на меня. Разговор у нас получился неприятный, но, как это всегда бывает с ним, очень важный. Я смогла из него вынести для себя выводы о природе своих эмоций, правда, о его эмоциях так ничего и не узнала. Но утешала себя тем, что он меня не оставляет. И Алекс уж точно не производит впечатление человека, который будет что-то делать только из жалости. Поэтому робкая надежда продолжала теплиться… Хотя я и останавливала себя от ответа на вопрос — на что именно надеюсь.

      Теперь мы иногда катались на машине, а однажды заехали к Игорю Петровичу и хорошо побеседовали. Я больше не посещала его сеансы, и мне было приятно, что он вот так тепло продолжает ко мне относиться. Мы даже отправились втроем в кафе и неплохо провели там время.

      А на следующий день я потащила Алекса в местный драматический театр. Показывали «Гамлета». Я не особо люблю театральные постановки, но это того стоило! Алекс чудесным образом изменился — он глаз не мог оторвать от сцены, забыв про постоянный контроль над выражением своего лица. Он был счастлив! Я тогда еще подумала, что он впервые в театре и поэтому его это так впечатляет, но потом заметила, что он вместе с актерами тихо произносит что-то. Моих скудных познаний хватило, чтобы понять — он помнит наизусть все диалоги, но говорит их по-английски. Это было потрясающе! И очень удивительно.

      Конечно, когда мы вышли, его возбуждение прошло не сразу. Он улыбался, как никогда, и был гораздо более разговорчив, обсуждая постановку. И смутился только, когда увидел, какими глазами я наблюдаю за его настроением.

      — Ты так любишь театр?

      Он задумался, как будто снова соображал, как отшутиться, чтобы не быть откровенным.

      — Алекс, не закрывайся! — я решила поймать его на этой волне. — Я же вижу, как тебе понравилось!

      — Понравилось, — улыбку сдержать он не смог.

      — Наверное, ты бывал в Большом театре, а наше захолустье вряд ли могло тебя так впечатлить… Но знаешь, какое чудесное у тебя было лицо! Я никогда не видела раньше на нем такого выражения.

      — Потому что это навеяло воспоминания, — смеясь, сказал парень и неожиданно порывисто обнял меня. Правда, опомнившись, тут же отпустил.

      — Какие? Ну же, Алекс, расскажи!

      — Я не был в Большом театре никогда. Но был в самом Друри-Лейне! Это в Лондоне.

      Заметив, что он снова уходит в себя, я переспросила:

      — Ты часто там бывал, раз помнишь все реплики наизусть?

      — Довольно часто,  — он сделал длинную паузу и добавил совсем тихо, словно это было самым важным, что он вообще мог о себе сказать: — Я был актером.

      Вот это да! Я понимала, что он не врет. Те эмоции, которые я сегодня увидела, неподдельные. И тут же без труда представила его, стоящего на огромной сцене и читающего монолог Гамлета на родном языке Шекспира.

      — Ничего себе! Алекс, да ты полон сюрпризов! Когда это было?

      Он внезапно сник и отмахнулся.

      — Сто лет назад.

      Все, я потеряла волну. Но все равно осталось теплое чувство в груди. Теперь мы сможем говорить с ним и о театре. Я не знаток в этой теме, но стану им непременно!

      — Александер Джозеф Коннери, — окликнула я его, уже направляющегося к машине, — вы забыли свою даму! Сильно смахивает на звездную болезнь!

      Он снова рассмеялся и повернулся ко мне:

      — Ты запомнила мое имя!

      — Я слишком многое забыла, чтобы и теперь упускать что-то настолько важное.

      И он снова обнял меня, на секунду прижавшись губами к моему лбу. И снова резко отстранился.

      Чудесный вечер! Я даже на пару часов смогла забыть о своей боли.

Алекс