История одного пета. Часть 1 - Калинин Алексей - Страница 6

И под эту песню в темноту космоса уплывали слова. Вот прямо как в фильме «Звезные войны», только там был марш, а тут песня звучала в исполнении писклявого голоса Агузаровой. И слова эти были такими:

Питомец – кот.

Имя – Иннокентий (Кешка)

Возраст – четыре года.

Характеристики – в норме.

Развитые навыки – воровство, разведка, оплодотворение кошек.

Магия – отсутствует.

Оружие – когти, клыки.

К выполнению квеста необязателен, но может помочь.

Это всё про меня? Бычки-толстолобики, это же прямо как в Пашкиной игре. Вот только холодно чего-то и темно. Буквы уплыли вдаль и осталась только играющая песня.

Холод может быть адским? Или это оксюморон? Если да, то адский холод покидал тело, и я понемногу начинал чувствовать лапы. Получилось шевельнуть ухом. Правым. Своим.

Запах немытого конского тела будет преследовать меня всю жизнь? Вот сейчас он пробрался в мой чувствительный нос и по-хозяйски осматривал новые владения. Запах побоялся прийти один – вдруг его весь вынюхают, и он захватил с собой звук: рядом кто-то притоптывал и пофыркивал.

Я страшился открыть глаза, чтобы не увидеть в центре купе гордого орловского рысака, который шарится по хозяйским сумкам в поисках съестного. Удивиться, конечно, не удивлюсь, однако с ума сойду точно.

Какой же все-таки настырный запах, ему показалось, что в носу мало место, он начал ворочаться и расширять свои владения. Вот же неловкий – зацепил нерв и вынудил чихнуть.

– А пока-а-а наоборо-о-от, только черному коту и не везё-о-от! – также тоненько звучала песня.

От чихания мои глаза распахнулись и увеличились до такого же размера, как и смотревшие на меня конские бельма. Я смог отвести взгляд и аккуратно огляделся по сторонам.

Всё! Как и обещал – начинаю сходить с ума! Иначе ничем не берусь объяснить то, что мы с Павлом валяемся на соломе в темном чулане, на нас в упор смотрит лошадиная морда и, судя по звукам, в помещении радуются жизни еще несколько представителей конского племени.

«А-ля-ля-ля-ля-а. А-ля-ля-ля-ля-а. Я сошла с ума. Какая досада!» – прозвучал в голове голос Фаины Раневской.

– Здрасте! – мяукнул я, однако лошадь проигнорировала моё приветствие и продолжала пялиться.

Я огляделся основательнее. Удобная всё-таки штука – ночное зрение.

Лошадей друг от друга отделяли деревянные перегородки. Сооружения выглядели такими ветхими, что рассыпаться им не давали только кучи соломы, наваленные с двух сторон. Сквозь дощатую крышу за нами подглядывали серебристые звезды. Я разглядел подгнившие перекрытия крыши, вилы у перегородок и… мелькания у входа в сарай.

Люди?

Никаких явных поползновений в нашу сторону от лошадей не поступало и поэтому, после пятиминутной игры в «гляделки» с безмятежной хозяйкой клетушки, я решил разбудить Павла. Всё-таки сходить с ума вдвоем веселее. И заодно узнать – что за полоски над головой друга? Одна красная, другая зеленая. Над моей тоже есть такие? Я повертел головой, но не увидел ничего подобного. Может, они скрываются от меня?

– Жил да был черный кот за углом, и кота ненавидел весь дом! – в уголке сознания снова завелась прежняя песня.

Надо будет сделать выговор тараканам в голове – пусть снимают песни с повтора.

Как добудиться спящего красавца, если похлопывания лапами по щекам и отирание головой подбородка не достигают желаемого эффекта? Придется будить как встарь, когда ему нужно не проспать школу, а родители смылись на работу. Я кончиком хвоста провел под носом друга.

Раньше всегда забавляло, как он жмурился и как старался закрыться одеялом от вездесущего меня. Сейчас же вышел конфуз: Павел по своему обыкновению пытался укрыться под одеялом. А так, как ему невдомек, где мы находимся, то он схватил первое, что попалось под руку… и попытался натянуть на макушку. К несчастью, первым оказался хвост лошади, которая успела потерять к нам интерес и отвернулась к яслям.

– Только черному коту и не везё-о-от! Ча-ча-ча!

Хамское отношение к хвосту заставило лошадь пересмотреть решение оставить нас в покое. Печально вздохнув, она лягнула со всей дури, в попытке освободить хвост и отомстить нахалу, который без знакомства и цветов полез к самому сокровенному. Я сделал единственное, что успел в этой ситуации, то есть со всей своей храбростью и бескомпромиссностью… зажмурился.

Громкий стук и треск дерева возвестил о конце экзекуции. «Бедная Пашкина голова» – подумалось мне в это мгновение. – «И с кем же мне возвращаться обратно?»

Однако первый открытый глаз принес успокоение и уговорил открыться второй. Уже обоими глазами я осматривал картину, которая не могла не радовать – лошадь промахнулась. Теперь движениями из «хип-хопа» мстительное создание старалось вытащить застрявшее копыто. Нога дрожала над головой Павла.

Одним из немногочисленных плюсов этой ситуации являлось то, что Павел наконец-то открыл ясные очи. Мой друг сделал их круглыми и большими, размером с пять рублей. Потом долго и задумчиво обозревал представшую композицию.

– Ох, и ни хрена себе будильник, – прошептал Пашка.

Вы, наверно, тоже задумаетесь, если утром увидите над собой танцующий конский зад. Нет? Да ну, не верю. Задумаетесь же, ну признайтесь. Или даже обделаетесь легким испугом.

Надо отдать должное лошади, она проделывала танцевальные па в полной тишине. Тактичная особа не желала разбудить тех, кто еще не проснулся после громового удара. Разбуженные же особи всхрапывали и пытались заглянуть в нашу клетушку. Столько удивленных лошадиных морд я не видел ни разу в жизни. Разнообразного окраса и разной степени загрязненности, они таращились на нас, скалили желтые зубы и перемигивались между собой. Застрявшая лошадь все также пыталась вырваться из деревянной западни.

Шорх! Шорх! Шорх! – раздалось от дверного проема. Еле слышные шаги приближались. Всё-таки люди…

Павел открыл рот, дабы испугать и прогнать лошадиную ногу, до сих пор дрожащую над ним. В какой-нибудь голливудской комедии, лошади именно в этот момент захотелось бы выразить своё наплевательское отношение к миру и облегчиться. Судя по просмотрам фильмов – для американцев нет ничего смешнее, чем навоз на лице. Заодно и заткнула бы рот Павлу. Грубо, но действенно.

Однако, в данном случае услугу по затыканию открывшегося зева пришлось выполнять мне.

И не так как в комедиях!

Нет, я лишь запихнул лапой пучок соломы в рот. Пока Павел отплевывался и придумывал, как коварнее мне отомстить, он услышал тихий говор двух людей, что находились неподалеку. Вот их-то мелькание я и видел у входа в конюшню. По сути, Павлу следовало затаиться до выяснения личностей незнакомцев, или же до выяснения намерений этих личностей.

– Эй, люди! Помогите! На меня лошадь напала! – крикнул он в сторону шорохов.

Вот же чудак человек! Даже не подумал о том, кому именно понадобилось разговаривать шепотом в темной конюшне ночью!!!

Как будто по чужим подвалам не лазил с пацанами. Вот вы, да-да, именно вы – если полезли бы в чужой подвал, то стали бы звать на помощь? Вот и я думаю, что вы дружите с головой. Ну да ладно, спишем его неосторожность на необычность положения и нехватку времени для адаптации.

Нет, он не дебил, он просто растерялся.

Жаль, что Павел понял промах только тогда, когда тип в черной одежде приставил нож к его тощей шее. Незнакомец оказался крепко сбитым мужчиной со зловещей рожей, в грубой куртке, подпоясанной веревкой. На кучерявой голове застряла солома и несколько щепок, на испачканном лице зияла щербатая ухмылка. Мужчина потянулся левой рукой к Пашкиному лицу, собираясь заткнуть рот.

Я мысленно простил моему напарнику все прошлые огрехи и поклялся посвятить остаток девяти жизней жестокому мщению. И в этот момент произошло нечто из ряда вон выходящее (как будто всё, что с нами происходит, должно восприниматься как само собой разумеющееся).

Когда незнакомец накрыл рот Павла грязной ладонью, то лошадь, утомленная борьбой с перегородкой, воспрянула духом. Она посчитала увеличение зрителей за поддержку в деле наказания хама и удвоила усилия для освобождения ноги. Ей это удалось. Копыто пронеслось над головой Павла в обратную сторону. Но на этом лошадь не остановилась. Она, окрыленная успехом, вновь вернулась к решению отвесить полновесную оплеуху мерзавцу, который посмел покуситься на её пышную гордость.