Выбери любимый жанр

13 монстров (сборник) - Гелприн Майкл - Страница 5


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

5

Сколько времени он провел, отрешенно пялясь на горящее тело лиха, Потапов не знал. Опомнился лишь, когда увидел, что пустынную улицу Марри, точно призраки, заполнили скрюченные старостью фигуры. Среди них, зажимая ноздри окровавленной тряпкой, стоял и дед Хилой. Потапов ткнул потухшим факелом в чадящие останки.

– Вы свободны! – крикнул он старикам. – Теперь вы свободны!

Получилось как-то пафосно и неискренне. В ответ – гробовое молчание. Лишь далекое эхо еле слышно коверкает окончание глупой пошлой фразы. Сергей Иванович растерянно огляделся. Что-то блеснуло в дорожной пыли под ногами, послав солнечного зайчика в сощуренные глаза Потапова. Потерянные очки так и лежали здесь все это время. С трудом удерживая равновесие – обескровленное тело слушалось плохо и все норовило упасть, – Сергей Иванович поднял их и водрузил на нос. Лица марревских жителей впервые проявились перед ним ясно и отчетливо, точно кто-то подкрутил резкость картинки этой вселенной. Недовольство, испуг, раздражение и даже ярость прочел он в них, но никак не облегчение. Никто не радовался избавлению.

Сплюнув отсутствующей слюной, Потапов, шатаясь, ушел во двор Хилоя. Вернулся он уже с топором и пустым рюкзаком. Обгорелую голову Снегурочки, зияющую единственной опустевшей глазницей, он отсек только с пятого удара. Накрыл рюкзаком, сбивая остатки пламени, и в этот же рюкзак спрятал свой трофей… свою будущую славу. После чего презрительно сплюнул вновь, на этот раз демонстративно, и покинул Маррь, оставив за спиной полтора десятка стариков, медленно стягивающихся к догорающей Снегурочке.

Седенькая старушка Марта Тойвовна по-детски дернула деда Хилоя за рукав.

– Староста, чего делать-то будем?! – голос ее подрагивал от испуга. – Он же других приведет!

– Городские опять иконы мои забрать захочут, – прошамкала беззубая бабка Анники. – Иконами разве можно торговать-то?! Господи, прости!

Она мелко перекрестилась двумя перстами. Нестройный хор голосов загудел со всех сторон, разделяя опасения односельчан.

– Землю! Землю отымут! – пророчил скрюченный ревматизмом дед Федор, заботливо обнимающий супругу, вперившую ослепшие глаза в пустоту.

– Тихо! – дед Хилой поднял мосластые руки вверх, пресекая базарный гомон. – Тут вот что… Я с неделю назад у Марревой гати лося дохлого видал. Лишкиных пацанов работа. Так что очкарику нашему житья – до первых сумерек. Щенки не выпустят. Они ему за Лишку сами голову открутят… уж они-то точно мамку услыхали…

– Староста, слышь-ка! А ну как очкарика искать придут? А и не искать, так просто кто про нас прознает? Каждый год ведь приходят! Кто нас защитит-то теперь?

Тяжелый взгляд старосты пополз по лицам сельчан, добрался до согбенного деда Федора и остановился.

– Сосед, а не пора ли вам с Дарьюшкой детишек завести? Очередь-то ваша вроде…

Дед Федор еще крепче прижал к себе жену и кивнул. Та благодарно погладила его по морщинистой руке. Ее ослепшие глаза наполнились слезами. Одинокие старухи завистливо ворчали что-то невразумительное, не смея спорить в открытую.

– Значит, решено, – дед Хилой рубанул воздух ладонью, – как снег ляжет, пойдете за Марреву гать. Новую Снегурку будить надо.

– Господи, – прошептала слепая Дарья. – Господи, счастье-то какое!

Шимун Врочек

Человек-дерево

Во мне растет дерево.

Стоит задержаться на несколько минут на одном месте, как я пускаю корни. Сквозь мою кожу, загрубевшую, в чешуйках наростов, пробиваются тонкие побеги, пронизывают стул, на котором я сижу. Будь он деревянным, я бы уже врос в него намертво.

Но он пластиковый. Так что я всего лишь обвиваю его, словно чертова орхидея. Я ничего не понимаю в садоводстве. Я и цветы-то дома не держал – пока их не завела жена…

Теперь у нас в доме пятнадцать горшков. И я.

Где-то в одной категории с фикусом.

Сейчас я щелкаю по клавишам ноутбука, а из кончиков пальцев пробиваются тонкие побеги. Я – дерево. Я – человек. Я ходячая двойственность и метафора во плоти.

Моя жена не была бревном в постели, зря вы это. Ну, может, чуть-чуть деревянная. Именно в метафорическом, образном, смысле. А не потому, что мать у нее – ведьма.

Да, ведьма. Жуткое создание. Я знаю, многие так говорят о своих тещах. И теперь думаю, что некоторые – я не говорю, что все, но кто знает? – может, они не преувеличивали, называя маму своей жены исчадием ада, ведьмой, монстром, голодной глоткой, летающей бензопилой и глазами дьявола. Считаете, это все метафоры, а на самом деле это простые, возможно, даже милые пожилые женщины?

Я не уверен. От этих метафор пахнет, простите, совсем не бутафорской кровью.

Я становлюсь деревом. Могу стоять неподвижно целыми часами. Автоматически поворачиваюсь лицом к солнцу. Могу определить, где находится север – с легкостью, без всякого компаса. Потому что именно с той стороны у меня сильнее растет щетина.

Я не шучу. Пожалуйста, поверьте мне. Я не шучу. Я в ужасе.

Казалось бы, самые обычные вещи становятся пугающими, если происходят буквально. Вы когда-нибудь обращали внимание, сколько метафор мы используем в речи? Нет? А я знаю. Не потому, что я фанат лингвистики… А потому, что то, что для вас забавно, для меня – ужасающе и буквально.

Вот сейчас я практически прирос к стулу.

Обвился, пустил корни. Спина деревянная. Руки буратиноподобные. Я чертов Пиноккио – за исключением того, что у него была надежда стать человеком… а я эту надежду с каждой минутой теряю.

Я еще человек. И уже дерево.

Я не бил свою жену, зря вам это сказали. Честное слово, зря. Если бы я знал, чем это кончится…

Никогда не связывайтесь с милыми пожилыми женщинами. За этой маской скрываются пропасти ада и разверстые пасти монстров. Годзилла нервно курит в радиоактивном саду добра и зла по сравнению с этими женщинами.

На самом деле все просто.

Я ударил Веру, она позвонила маме, та наложила проклятие.

Логическая цепочка, скажете? Так мне и надо, скажете?!

А рассказать вам, как я теперь бреюсь?

Какого цвета щетину вытряхиваю из-под ножа электрической бритвы?!

Зато сейчас, когда жена ушла от меня, забрав детей, я могу сказать – стерильно. В доме стало стерильно. Чистый хлорофилл. Солнечные ванны. Если бы я не боялся выходить на улицу, то проводил бы там целые дни. И холод не помеха. Возможно, я единственное дерево в мире, которое может себе позволить билет в Грецию. Только меня пугает перелет… потому что я могу пустить корни. Прирасту к креслу. Останусь в самолете навсегда и через несколько дней погибну от недостатка света. Воду-то, надеюсь, мне будут приносить?

Так вот, жена ушла не потому, что я ее ударил. А потому что я стал другим. Я превратился в монстра. Со мной стало невозможно иметь дело.

Забавно, что, когда тебе больше всего нужна помощь, тебя исключительно тщательно изобьют ногами.

А ведь это ее мать со мной сделала! Милая пожилая женщина ростом с гнома, ямочки на щеках, плетение из бисера. Все вокруг считали ее обаятельной. А я с первого дня видел чудовищный оскал за этими пожилыми ямочками. В какой-то сказке у ведьмы были железные зубы. То есть своих зубов у нее не было, она вставала с утра, брала с ночного столика железные челюсти, похожие на медвежий капкан, и засовывала в рот. Потом два раза щелкала зубами, проверяя, как челюсть встала на место, и – улыбалась.

Никаких иллюзий. Как только я попал в ее дом, это случилось. Вера пошла вперед, я замешкался в прихожей…

Снимая ботинки, я оперся на стену. Волнение, неловкость. И нажал на выключатель. Свет погас. Через мгновение я его включил, сердце колотилось так, словно я взбежал на шестнадцатый этаж (даже в восемнадцать лет я бы запыхался, пожалуй, а мне было не восемнадцать). Она стояла и улыбалась. Мило так. С ямочками. А я торчал как дурак с мокрой спиной. Волосы на затылке шевелились (метафора). И думал: показалось. Дурацкая ерунда.

5
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело