Вымпел мертвых. Балтийские наблюдатели (СИ) - Буланов Константин Николаевич - Страница 62

Нет, естественно, даже с учетом модернизации тех трех с половиной тысяч пушек 1877 года, со временем требовалось менять их на что-то более совершенное. Технический прогресс еще никто не отменял! А медные орудия 1867 года, до сих пор тысячами стоявшие на вооружении крепостей, еще в войне 1877-1878 годов продемонстрировали множество недостатков. Да и заводам требовались денежные заказы, а модернизацией и ремонтом старых пушек их можно было загрузить лишь на пару ближайших лет. Но, опять же, такой шаг позволял растянуть затраты во времени и посмотреть на те проблемы, с которыми столкнутся все прочие страны с орудиями новых систем. И, в конечном итоге, выработать образец превосходящий все прочие. А заодно разобраться с творившемся на этих самых заводах бардаком, когда один страдал от переизбытка заказов, без лишних разговоров получая авансы от министерств, а другой приносил казне сплошные убытки, содержа солидный штат работников, но простаивая по причине отсутствия заявок и средств, поскольку последние приходили лишь после отгрузки продукции.

Естественно, подобное решение пришлось не по душе многим, кто уже подсчитывал те барыши, что непременно ухнут в карманы приближенных к кормушке персон. Даже все еще пребывающая подле наследника престола балерина, позволила себе пару раз закинуть удочку о необходимости повышения могущества отечественной армии. Естественно, не из-за доброты душевной, а по причине получения более чем солидных подарков и подношений от заинтересованных лиц. Но до тех пор пока окончательное решение оставалось за Александром III, надеяться им было попросту не на что.

Впрочем, не одни лишь легкие полевые и сверхтяжелые крепостные орудия оказались в зоне интересов императора, ранее не лезшего разбираться в технических тонкостях того или иного ствола, полагаясь на мнения генералов и адмиралов. О чем он уже успел не единожды пожалеть, подсчитав, сколько денег, по сути, было выброшено на ветер. А точнее осело в карманах лоббистов от артиллерии. Заодно в очередной раз убедившись, что высокие военноначальники вовсю готовились к прошедшей войне, попросту опасаясь всех тех новшеств, за которыми было будущее развития военной техники.

Остальные орудия также не были забыты. Так, на одном лафете с изрядно модернизированной к 1897 году 87-мм полевой пушкой была выполнена легкая 152-мм гаубица, созданная на основе ствола шестидюймовой полевой мортиры. Будучи же несколько увеличенным в масштабах, он стал отличной основой для 107мм гаубицы, чьи стволы ранее принадлежали батарейным орудиям. А дальнобойное осадное орудие этого же калибра поделило новый станок с шестидюймовой осадной пушкой весом в 120 пудов, что не замедлило сказаться на удобстве заряжания и весе систем в целом, благо с дальностью стрельбы у обеих было все в порядке. И стало еще лучше с новыми стальными дальнобойными фугасами и зарядами бездымного пороха, перевалив за 10 километров, делая их отличным средством контрбатарейной борьбы. Все же в ситуации, когда лафеты создаются непосредственно для орудий, результат завсегда выходит лучше, нежели когда они создаются для лучшего приспособления к устаревшим земляным укрытиям, в которых эти самые орудия, по замыслу военных теоретиков прошедших войн, должны находиться.

Не стали трогать разве что совсем уж тяжелые осадные шестидюймовки весом в 190 пудов, доставка которых на позиции сама по себе являлась подвигом расчетов. Да 203-мм и 229-мм мортиры, поскольку как-либо улучшить их не представлялось возможным в силу изначальных конструктивных особенностей коротких стволов. К тому же, еще при их проектировании скорость развертывания и ведения огня критическими характеристиками для них не являлись. Задачей крупнокалиберных мортир изначально было прибыть к какому-либо крепкому орешку и методично разнести его вдребезги своими тяжелыми снарядами.

Зато от легких восьмидюймовок решили отказаться вовсе. Все равно в грядущую войну работы им найти не удалось бы - со всем ожидаемым вполне могли справиться уже имеющиеся в достаточных количествах шестидюймовки. А для последующей они успели бы безнадежно устареть.

Ну а вслед за пушками очередь непременно должна была прийти к орудиям войны более мелких калибров. Ознакомившись со всеми имеющимися на вооружении отечественных армии и флота винтовками, револьверами, пулеметами, митральезами, пушками, мортирами и ракетными установками, Иван Иванович не стал рубить с плеча, требуя немедленной разработки автоматических винтовок, промежуточного патрона без закраины, единых пулеметов и пушек-гаубиц, способных многократно усилить возможности любого военного соединения и упростить снабжение. Хотя, именно к последнему ныне стремились армии европейских стран. Особенно Франции, откуда в Россию проникла идея единого калибра для нового полевого орудия, коим вскоре планировали заменить стальные 87-мм пушки образца 1867 и 1877 годов. Иванов, к изрядному удовлетворению императора, не только обладал знаниями будущего, но также очень хорошо умел считать и анализировать. Причем, выдавая идеи не столько ориентируясь на то, что было ему привычно, а применительно к действующим технологическим, экономическим, жизненным, в конце концов, реалиям, что весьма заметно отличались от таковых далекого будущего.

Эх, если бы этот человек появился в жизни императора лет на 10 пораньше, сколько всего уже можно было бы изменить! Сколько сотен миллионов рублей можно было сохранить и заработать, перенаправив финансовые потоки или не растрачиваясь на никчемные проекты! Но, чего не было, того не было. Оставалось довольствоваться насущным. Довольствоваться и внимательно изучать записки столь уникального человека. Все же он до сих пор не знал слишком многих реалий современной жизни, чтобы безошибочно судить о тех или иных вопросах. Потому ранее все его идеи и предложения редактировались Виктором Христиановичем, перед тем, как попасть на глаза императора. Но с тех пор как вся правда выплыла наружу, Александр Александрович пожелал получать все из первых рук, дабы понять не только что, но и как думает рядовой житель будущего. И сквозившая в каждой второй записке попытка сэкономить, не в ущерб эффективности, откровенно импонировала императору.

Так, имея представление о датах начала грядущих конфликтов, удалось куда лучше распланировать процесс перевооружения армии на новую комиссионную винтовку образца 1891 года. Причем, уже с февраля 1898 года на вооружение начало поступать модернизированное оружие под новый остроконечный патрон. И уж конечно ни о каком очередном заказе производства этих винтовок за рубежом не могло идти и речи. До начала Первой Мировой Войны, если таковая теперь вообще случится, оставалось более 16 лет, так что казенные заводы вполне могли произвести достаточное количество вооружения за счет средств военного бюджета без дополнительных вливаний из казначейства, по поводу которых вечно "рвал волосы на голове" Сергей Юльевич. Впрочем, некоторые дополнительные ассигнования на ту же винтовку все же пришлось изыскивать. Уж больно эмоционально, что было видно даже из текста докладной записки, новоиспеченный барон ратовал за ряд доработок. Не была обойдена стороной и унификация. Так, вместо пехотной, казачьей и драгунской винтовок, он предлагал остановиться, либо на производстве винтовки только драгунского типа, как наиболее сбалансированной, и разработке в придачу к ней карабина для вооружения не стрелковых подразделений, либо же на переходе к чему-то среднему между последними типами вооружения, что впоследствии осуществили немцы, создав свой карабин 98к. Благо новая пуля заметно улучшала баллистические показатели винтовок, позволяя сократить длину ствола не в ущерб ныне существующим точности и дальности стрельбы. К моменту гибели императора данный вопрос все еще не был решен, но по несколько сотен коротких и длинных карабинов сконструированных Мосиным были оперативно изготовлены на Тульском заводе и переданы на испытания, в том числе пограничникам.

Также не была обойдена вниманием тема сохранения на складах снимаемых с вооружения винтовок Бердана N2. Пусть, как минимум, треть из них нуждались в ремонте, а то и вовсе признавались негодными к дальнейшей эксплуатации, два миллиона годных пехотных винтовок виделось потребным сохранить, памятуя о вечной потребности в вооружении русской армии во время мировых войн. К сожалению, поднимаемая не единожды тема их возможной переделки в многозарядные с внедрением патрона на бездымном порохе, в очередной раз оказалась мертворожденной. Многочисленные проекты и образцы принятые на испытания, включая даже самозарядные, хоть и продемонстрировали техническую возможность подобной переделки, оказались отвергнуты по экономическим причинам. Слишком накладной выходила подобная переделка, практически сравниваясь по сумме затрат с изготовлением новой трехлинейки. Да и переснаряжать бездымным порохом сотни миллионов патронов можно было до морковкина заговения. А производить новые с учетом снятия винтовок с вооружения - опять же экономически нецелесообразно. Тем более, что этого самого пороха едва хватало на производство патронов для новых винтовок. Нет, в небольших объемах для себя или частных денежных клиентов, появись таковые, какой-нибудь кустарь вполне мог заниматься подобной модернизацией, что оружия, что боеприпасов. Но в том то и крылась проблема - рынок охотничьего оружия и так был завален многочисленными недорогими карабинами и штуцерами мелких европейских производителей, так что модернизированная подобным образом и от того сильно потяжелевшая в цене старая армейская винтовка вряд ли имела шанс на коммерческий успех. Осознавали это и не менее, а то и более, умные люди с Тульского и Ижорского заводов. Хоть данные предприятия и являлись казенными, работать себе в убыток они не собирались. Прекрасно зная, за сколько реально реализовать недорогое охотничье ружье, а также цену переделки в таковое старой винтовки, они активно принялись за подобную работу лишь по причине временного снижения объемов выделки трехлинейной винтовки, возникшей из-за перевода последней на новый патрон. Зачастую, в целях экономии на транспортировке, принимая с арсеналов даже не целые винтовки, а лишь сваленные в ящики стволы, затворы и ствольные коробки, так что с каждого комплекта казна получала смешные по сравнению с ценой винтовки пятьдесят копеек, если не меньше. И чуть более двух рублей, если винтовка прибывала на завод в работоспособном состоянии и единым целым. Да и то лишь после ее реализации на рынке гражданского оружия. А поскольку оружие, несмотря на некоторое устаревание, все еще вполне могло выполнять свои функции во всевозможных вспомогательных службах, те же пограничники и моряки получили на вооружение драгунские винтовки Бердана, а промысловикам и переселенцам начали передавать казачьи, чьи патроны отличались от применяемых в пехотных меньшей навеской пороха и соответственно несколько худшими баллистическими характеристиками. Но даже они виделись излишне мощными для совсем уж короткоствольных карабинов Бердана изначально переданных на вооружение формируемого батальона морских пехотинцев и полиции с жандармами до появления на свет аналогов системы Мосина. Но на дистанции в 300 метров попасть в человека из него было все же возможно, а при достаточной остроте зрения, крепости руки и должной удаче хороший стрелок доставал противника и с полукилометра. Однако для апологетов залпового огня на тысячи шагов и штыкового боя этот коротыш являлся чистым уродцем. Наверное, в том числе по этой причине, армия избавлялась от них с превелики удовольствием. На радость любителям охоты сумевшим раздобыть один из немногих попавших на рынок гражданского оружия карабинов. Переделанный под использование русского револьверного патрона в 4,2 линии, он оказался превосходным оружием для охоты на мелкого зверя, так что за карабинами Бердана даже порой выстраивалась очередь из желающих приобрести подобный образец. А что? Револьверный патрон стоил заметно дешевле винтовочного, и при этом прицельно бил из переделанного карабина на две с половиной сотни метров, чего многим хватало с лихвой.