Машина ужаса
(Фантастические произведения) - Орловский Владимир - Страница 111
- Предыдущая
- 111/130
- Следующая
Многие падали и уже не имели сил подняться, попав в отравленную атмосферу.
Теперь стало видно зеленоватое облако, колыхавшееся под боковым ветром мутными волнами и захватывавшее все большую площадь. Для нас было вопросом жизни и смерти вырваться через ворота раньше, чем нас нагонит эта отравленная волна.
К счастью, мы достигли ворот прежде, чем у входа столпилось много беглецов. Как и полагал Туровский, на нас никто не обратил внимания, — все думали только о своем спасении, и через несколько минут толпа людей вынесла нас по другую сторону стены.
Сюда газ еще не проник, и мы вздохнули всей грудью, с жадностью глотая свежий воздух.
— Куда теперь? — спросил я своего спутника.
Он молча указал рукою на заросли папоротника за поселком, похожим сейчас на потревоженный муравейник.
Улицы были запружены испуганной толпой, и крик стоял над ней неумолкаемый. Женщины и дети сновали взад и вперед, с плачем разыскивая мужей и отцов, и бежали к воротам, откуда прибывали все новые группы полузадохшихся рабочих. А за стеною клубился дым, свистело пламя, и все еще не прекращались от времени да времени гулкие удары. Пробираясь вдоль стены в этой сумятице, мы достигли скоро рощи, на которую указал Туровский. Тут, укрытый зарослью, стоял автомобиль, и в нем Охакуна, бледный, дрожащий, весь — напряженное ожидание и тревога.
— Наконец-то, — встретил он нас с облегченным вздохом и добавил, содрогнувшись:
— Боже мой. Что там делается. Вероятно, вырвался газ.
Туровский молча кивнул головою и торопливо уселся на заднее сиденье.
— А Мапуи?
— Его уже нет…
Маори нахмурился и пробормотал сквозь зубы:
— Бедная сестренка…
Больше ничего не было сказано. Машина вышла из скрывавшей ее заросли и помчалась по знакомой дороге на север.
Мы сидели молча, занятые своими переживаниями. Только один раз я заговорил, высказав мысль, которая — неотвязно меня преследовала:
— Кто же взорвал градирни?
Туровский пожал плечами.
— Если б я знал… Случайность… Быть может, неожиданный союзник… Это, вероятно, тайна, которую нам не суждено разгадать.
На высоком подъеме дороги у восточного мыса перед нами снова открылся вид вдаль на только что оставленные места.
От двух эстакад, тянувшихся к островкам, не осталось ничего кроме торчащих кое-где обломков, с трудом различимых простым глазом. Над ними перекатывались волны набегающего прибоя, а рядом, на берегу, на всем протяжении до стены дымились развалины и обгорелые обломки заводских строений.
Только теперь заговорил Охакуна, попросив рассказать все, что произошло в эту ночь на заводе.
Мрачно выслушал он рассказ Алексея Юлиановича и молча двинул машину по напоенной весенними ароматами дороге.
Прощаясь с нами в Роторуа, он сказал:
— Уезжайте скорее к себе… Вы, конечно, были правы, сделав то, что сделали… но… не слишком ли много жертв… Во всяком случае, вам здесь оставаться дольше опасно.
Это была правда. На следующий день в газетах появились сообщения о катастрофе. Завод оказался уничтоженным дотла: от градирен, цистерн с газами, больших лабораторий, где изготовлялись основные продукты, не осталось камня на камне. Погибла и центральная лаборатория, где производились опыты, и хранились детали всей работы. Трупов Булыгина и техника не распознали в общей груде развалин, очевидно, тюрьма наша также сгорела, а арестовавшие нас дозорные либо погибли во время катастрофы, либо молчали почему-то о том, что им было известно.
Тем не менее, сообщалось, что подозревается злоумышление и ведется расследование.
Это было грозное предупреждение, тем более, что гибель свыше тысячи человек во время пожара и от газов произвела огромную сенсацию и привлекла общее внимание.
Охакуна был прав: жертв было много, но они оказались искупительными жертвами ради спасения миллионов.
Молодого маори мы больше не видели, и при первой возможности, пока полиция не напала еще на наш след, покинули Новую Зеландию, все еще взбудораженную необъяснимой катастрофой.
Во все время переезда Алексей Юлианович был мрачен и задумчив, — вероятно, и его мучила мысль о многочисленных жертвах его предприятия.
Один только раз я видел его в возбужденном, почти довольном состоянии.
Мы сидели на палубе под тентом, следя рассеянно за игрой световых зайчиков на скатерти столика, как вдруг Туровский вскочил и ударил себя по лбу.
— Послушайте, какой же я был идиот! Вы знаете, почему взорвался газ? Солнце…
Я испуганно оглянулся, боясь нескромных свидетелей, которые могли бы услышать эту неосторожную фразу. Но русских на пароходе не было никого, кроме нас, и никто не обратил внимания на восклицание моего спутника.
— Тише, — все-таки не удержался я от упрека. — Ну, в чем же дело?
— Хлор и водород…
— Ну?
— Эта смесь взрывается не только от нагревания, но и от достаточно сильного света…
— Так что же?
— Взрыв произошел в тот момент, когда взошло солнце…
— Да, кажется, так…
— Ну, вот… Яркий луч упал на вставленную мною стеклянную трубку, соединявшую газовые магистрали…
— А…
— Вот и все.
Так решена была и эта загадка, и Алексей Юлианович снова впал в молчаливую задумчивость.
Через две недели мы высадились у пристани на набережной лейтенанта Шмидта и, проходя вдоль каменного парапета, я невольно остановился перед памятником смелого русского мореплавателя[9], бороздившего более ста лет тому назад на утлом корвете южные моря, из которых мы только что вернулись. Это был словно прощальный привет издалека, оттуда, где греет южное солнце и плещется синее, прозрачное море.
Путешествие было окончено, и результаты его сказались скоро. Уже через месяц Туровский сообщил мне, что утечка углекислоты из воздуха прекратилась. Оставалось ждать, пока деятельность вулканов восстановит равновесие и вернет в атмосферу поглощенный газ.
Кажется, есть признаки, что процесс этот, хотя и медленно, но происходит.
А главное, помимо того, когда в советской печати, а за нею и за границей, высказано было предположение, что погибший завод был причиной климатических изменений, грозивших превратить в снежные пустыни высокие широты земного шара, — появилось несколько проектов, имеющих целью в короткий срок не только вернуть потерянную углекислоту, но и увеличить значительно ее содержание в атмосфере.
Недалек срок, когда человек сам даст земле тот климат, который он найдет нужным…
И теперь уже смелые умы мечтают о том, как одетая этой теплой шубой земля вернется к тем далеким временам, когда пространства Сибири были покрыты роскошной растительностью субтропического характера, а в Средней Европе и России шумели пальмы и цвели олеандры.
Быть может, недалек срок, когда человек сам даст земле тот климат, который он найдет нужным, и превратит в цветущий сад свое обиталище.
БЕЗ ЭФИРА
Рассказ
Глава I
Мистер О'Кейли вернулся домой около полуночи и долго не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок и вспоминая странный вечер, выпавший на его долю. Когда он шел по приглашению своего приятеля Джеремии Гевита на заседание Франклиновского общества, он рассчитывал в сущности спокойно подремать, он предполагал, что докладчик битых два часа будет говорить об отклонении плоскости орбиты Меркурия на угол в одну секунду в течение ста лет или что-либо в этом роде. В этой усыпляющей обстановке предстояло ему посмотреть в тесном кругу на оригинальных чудаков, занятых тайнами неба больше, чем делами земными. Однако, дремать ему не пришлось. Мистер Джемс Ховард профессор астрономий Института Карнеджи делал сообщение о своих наблюдениях над «угольными мешками», как называют темные части звездного неба, лишенные светил и составляющие до сих пор для астрономов неразгаданную тайну. И первые же слова этого странного доклада заставили мистера О'Кейли навострить уши и наполнили душу его смутной тревогой.
- Предыдущая
- 111/130
- Следующая