В погоне за артефактом - Сурикова Марьяна - Страница 14

— А кубиков у тебя сколько? — не выдержав, указала пальцем на живот артефакта.

— Можешь посчитать. Все как надо, в идеале.

— А-а-а, — посчитать я не могла, перед глазами двоилось и покачивалось. — А ты чего лежишь? Я тебе велела исчезать отсюда! А он развалился! Свидание мне сорвал, спровоцировал на пьянку, а теперь лежит. Я даже говорить с тобой не хочу!

И, сделав над собой усилие, я повернулась к наглому Арти спиной.

— А угадай, — произнесли возле самого уха таким чарующим тоном, что прямо мурашки по коже побежали, — куда я тебя сейчас целую?

— Куда?! — Разворот снова был стремительным, но дух каким-то немыслимым образом оказался сверху и теперь надо мной нависал.

— Вот же… вот же наглая идеальная физиономия!

— Идеальная — в смысле красивая?

Нет, красивая, конечно, но я головой помотала.

А этот руку протянул, чтобы по щеке погладить. И ведь погладил, хотя я не ощутила, но сам факт!.. Просто рука эта поползла ниже, совершенно немыслимым образом оглаживая все остальное, что под нее попадалось. А я хоть и пьяная, но приличная, и никому вот так, без разрешения, нависать над собой и гладить себя не позволяю.

— А ну, — выставила перед собой ладони, — кончай разврат!

Руки прошли сквозь мускулистую грудь (а он ведь совсем без костюма… Глаза снова скользнули ниже, но невероятным усилием воли я это движение остановила).

— Иди в другое место светить идеальным телом, желающих много. А мне от тебя только одно надо, понял? — Строгий, несущий в себе угрозу тон не стер предвкушающую улыбочку с лица сияющего мужчины. — Да что за манера, то не приходить совсем, то являться по несколько раз за вечер, да еще и без одежды? — продолжала я требовать справедливости от загадочно молчащего духа, при этом мне ужасно хотелось спихнуть его с кровати. Что за издевательства безукоризненного обнаженного торса над пьяной женщиной?

— Прости, желанная, когда ты так близко, одежда начинает дико стеснять.

Да что ж ты слова такие подбираешь, чудовище безупречное? С подтекстом…

— Это не по-человечески, — высказалась, с трудом фокусируя взгляд на… на глазах, потому что для обуреваемого пьяными фантазиями мозга даже плечи служили сильным раздражающим фактором.

— Я и не человек, — расхохотался в ответ этот терзающий нежную женскую душу гад, — я ведь артефакт, непревзойденная!

И как его прогнать? Вот как? А то ведь висит надо мной груша, да нельзя скушать!

— Хочешь винограда? — решила и я подбросить порцию своих издевательств.

Потянулась рукой за голову, к подносу, не решаясь поворачиваться спиной к золотому чуду, кто его знает, что он там еще погладит или поцелует.

— Вот, — я закинула в рот виноградину и разжевала, изображая мимикой, как вкусно, — очень сладкий. — Вторую ягоду попыталась засунуть в рот артефакту, но рука прошла мимо. — Жалость какая, ничего ты попробовать не можешь, — чуточку позлорадствовала я.

— Ты очень вкусно ешь, — заявило в ответ на диверсию солнечноволосое создание и посмотрело на меня так, что аппетит стал пропадать… в смысле есть расхотелось… Его потихоньку начал вытеснять совсем другой аппетит.

Я отвлеклась и, снова потянувшись за ягодой, смахнула поднос. Чашка с виноградом разбилась.

— Поосторожней завтра, Аленушка. Здесь слуги нерадивые, ножки не порань, — и опять улыбнулся, гад, очень искушающе.

А я… а что я, вот он улыбается, а я хмурюсь. Уже весь пьяный кураж растеряла под гипнотизирующим взглядом.

— Что-то ты долго не исчезаешь. За это время обычно уже успеваешь сделать какую-нибудь гадость и испариться. Может, ты мой пьяный бред?

— Может, — пожал плечами артефакт, — а бреду можно…

И не договорил — склонился резко, да так уверенно, с чисто мужским напором, что как-то разом забылось про проекцию. Ресницы сами опустились, совершенно против моей воли, а губы, наоборот, раскрылись, ожидая поцелуя.

Поцелуя не ощутила и, разочарованно открыв глаза, даже не увидела над собой голого артефакта.

— Видение, чтоб тебя! — пробурчала и повернулась на бок, потом на другой, потом заехала кулаком по подушке, а потом выругалась. — Найду и убью, — пообещала себе.

Утром меня не разбудила принцесса, и вообще никто не разбудил, потому что рыцарь Фомка поймал злого дракона по имени «дворцовая экономка», и доступ в мою опочивальню остался закрытым для всех. Люблю Фомку, а теперь еще больше люблю, потому что выспалась.

Еще наутро ожидалась головная боль, но она тоже не пришла. Знает начальник охраны толк в качественной, хоть и странной на вкус выпивке. Видать, сказывается большой опыт в этом деле.

Таким образом, первое, что я сделала, проснувшись в гордом одиночестве отдохнувшей и по-прежнему готовой к подвигам, это извлекла из рюкзака кипу чистой бумаги, усыпала ею покрывало, отправила туда же Фомкину записную книжку, достала свою лупу, вооружилась автоматическим пером, которое не нужно заправлять чернилами, и принялась вдохновенно писать.

Такие периоды в моей работе Фомка называл не иначе как «явление книжного червя народу», ибо в момент записывания со мной даже говорить было бесполезно, я все равно не слышала. И писать могла только на отдельных листах, чтобы потом положить их рядышком и начать чертить параллельные линии. В такие минуты я растворялась в звуках голосов и образов.

Без ложной скромности отмечу, что у меня была фотографическая память на… нет, не на лица (что весьма печально), а на разговоры. Вот именно, на разговоры. Они записывались в подкорке, складывались там аккуратными штабелями, а потом перегружали мозг и выливались в мои корявые и неразборчивые записи с кучей стрелок и черточек. Как выяснилось сегодня утром, я помнила даже то, что уловил мой абсолютно пьяный слух. Самым сложным при составлении записей было выделить из кучи фраз наиболее важные, несущие главный смысл и формирующие нужную ниточку расследования.

Начинала я всегда с составления последовательных логических цепочек.

Итак, единственное, что находилось в сокровищнице на виду, это стоявший на постаменте ларец. Он хранился рядом с той колонной, в которой артефакт указал скрытый выдвижной ящик с золотым пинцетом. Золотой листок хранитель, как я успела заметить, вытаскивая Мика из сокровищницы, прятал в основании того же постамента. Выходила примерно такая цепочка: постамент — шкатулка — шифр — бархатная подушка — золотой листок — колонна — золотой пинцет.

Дальше. Если взять сам артефакт, то с ним я могла связать следующие предметы: золотой шар — горошины — проекция — дух.

И наконец, место, из которого сей предмет был украден: сокровищница — семь печатей — король — хранитель.

Я не вписывала в цепочку ни следы, ни отпечатки, поскольку всего этого попросту не имелось. Впрочем, не имелось в самой сокровищнице, зато кое-что обнаружилось в книге и на золотом листке.

Схватив записную книжку напарника, выдернула из нее оба листка с отпечатками, навела лупу сначала на первый, затем на второй и с радостным воплем подпрыгнула в кровати они идеально совпали. Есть! Хоть что-то у меня есть. Это радовало даже несмотря на тот факт, что отпечатки не принадлежали ни одному из послов, посетивших дворец в день исчезновения. Кстати, еще момент: зачем нужен золотой пинцет, если не затем, чтобы брать им волшебный листок? Таким образом, отпечаток пальца точно не мог принадлежать слуге, чьей постоянной обязанностью было выносить листок. К тому же, чтобы пройти несколько шагов с этой вещью на подносе, вряд ли нужно заранее читать о свойствах артефакта. Но кем мог быть этот человек, если за неделю дворец посетила целая уйма народа? Пора переходить к подсказкам.

Крепко задумавшись, я начала водить пером по чистому листу, записывая фразы артефакта. Если исключить заигрывания и издевательства, которые вполне в духе этого зловреды, оставались странные предложения, не всегда вписывавшиеся в его речь, взять хотя бы… и в этот момент меня грубо прервали.