Мистер Дориан Грей (СИ) - Янис Каролина - Страница 36

Последний акт. Я просто должна лежать мёртвая, ожить от поцелуя, увидеть смерть любимого и убить себя. В каждое из этих действий уйдёт по частичке души, весь мой талант и море усердия. Поправив грим «бледной поганки», я быстро проскользнула за кулисы. В этом холоде, от которого сводило конечности, я должна остаться в одном-единственном тоненьком платьице, а затем лечь на ледяной гранит, накрытый неким подобием одеяла, в выстроенном на сцене склепе Капулетти.

— Давай, давай, Лили, третий звонок, снимай к чертям свой тулуп, — Бредли стянул с меня мою куртку, заставив промычать от холода и досады.

Нос заледенел моментально, всё покрылось мурашками. Я уже было хотела идти ложиться, как вдруг…

— Разуйся, Дэрлисон.

— Мистер Ривз… Моих ног не видно в этом платье. Вы хотите, чтобы я действительно слегла, только с воспалением лёгких? — вскипела я.

— Разуйся, Дэрлисон, — повторил он как робот.

Я закусила губу. Мне хотелось убежать, крикнуть ему: «Урод!» и больше не иметь с ним никакого дела. Но я знала, что Дориан здесь. Я видела его. Он обязательно всё узнает, выгонит из театра Бредли, тем самым вмешавшись в мою карьеру, которая предусматривает собой эти «огонь и медные трубы». Под уничтожающим взглядом режиссёра, я быстро разулась и, скручиваясь от холода, побежала в сторону декораций. Когда моя спина опустилась на ледяную поверхность, я стиснула зубы, чтобы не вздохнуть слишком громко. Руки непроизвольно легли крестом, а глаза закрылись. Я чувствовала, как дрожу. Холод сушил губы и резал без ножа вдоль всего тела. Приоткрыв затуманенные слёзной пеленой глаза, я смотрела в потолок. Свет в той зоне, где лежу я, погас. Занавес открылся. Световой луч сопровождал драку Ромео и Париса, я молилась каждую секунду, чтобы он быстрее убил его. Убей, убей, мне так холодно. Я сжала руку в кулаки, воспользовавшись темнотой. Уверена, я уже без всякого грима похожа на мертвеца. Я решила не думать об этом, ничего тут не поделаешь, не сейчас… Я буду думать о Дориане. Да. О нём.

Когда я собиралась в театр, он ждал меня у двери в номер. Такой красивый, в своём белом плаще и синих джинсах, под цвет его завораживающим глазам. От них по спине бежит мороз более безжалостный, чем от того гранитного подобия гробницы, на которой я лежу. Он ободрял меня всю дорогу, шутил, рассказывал о миссис Айрин Грей, когда я выразила ею своё восхищение, сказав, что понятия не имею, как она всё успевает. В одном из Старбаксов мы взяли по капучино и двинулись к театру, так как садиться обратно в такси и стоять в пробке нам уже не хотелось. Разговаривать долго мы уже толком не успевали. Когда мы шли по заледеневшей площади к театру, он держал меня за руку и каждый раз, когда я думала, что упаду, он удерживал меня, хватал за талию и, смотря прямо в глаза, строго говорил: «осторожно, Лили». От этого мне снова и снова хотелось поцеловать его. И я не могла в эти секунды не вспомнить, как во время «гранатового утра» он почти поцеловал меня: с каким порывом, как быстро он склонился ко мне, желая моих губ… Но Бредли Ривз, чёрт бы его взял.

Я сыграла последнюю сцену, как прожила. Дрожа изнутри от чувств и холода, от эмоций и взглядов в зале. Вонзив кинжал в себя — в пенопласт, привязанный к талии под тонкой тканью платья, — я упала ничком на «бездыханную» грудь Ромео и закрыла глаза.

Аплодисменты громким рокотом пронеслись по залу. Занавес закрыт. Ромео хватает меня за руку, другую берёт Парис, и мы выходим на поклон с другими актёрами. Только сейчас я ощущаю, что моё тело ватное, а сама я как в полутьме.

Дориан! Я вижу его, с бордовыми лилиями. О, его горящие огнём глаза. Всё моё тело вздрагивает от его взгляда и чего-то ещё. Я подхожу к краю сцены, несмотря на то, что боюсь высоты, наклоняюсь за букетом… За какую-то секунду, за одно несчастное мгновение понимаю, что далеко не в порядке. Ничего не могу произнести, выдавить из себя, и последнее, что вижу, так это руки Дориана, которые выпускают цветы…

…Тепло. Это первое, что я чувствую. Слышу отдалённые голоса и вздрагиваю, когда узнаю его. Осторожно, чуть щурясь от света, открываю глаза, краски смешаны, но силуэты различить могу. Закрываю глаза и медленно открываю их снова. Облизываю губы, ощущая пот на висках. Я в отеле — это точно. Притягиваю одеяло к себе и вижу Дориана, что с крайней заботливостью заглядывает мне в глаза и молча подносит к губам стакан воды. Я с благодарностью смотрю в его глаза и делаю пару мелких глотков, смочив сухие губы. Выдохнув, еле слышно шепчу:

— Что со мной?

— Нервное перенапряжение, теперь установили точно, — говорит Дориан.

— Были ещё варианты?

— Я испугался, когда сказали, что это похоже на микроинсульт, — произнёс он, хмурясь. Я вздрогнула.

— У моей мамы такое было в молодости, — шепнула я. — Микроинсульт. Сейчас всё хорошо, но… Ей тогда было двадцать девять, всё произошло на моих глазах. Я была пятилетней девочкой. Я помню, что плакала, кричала, рвала на себе волосы и пыталась открыть маме глаза. Думаю, что… Большего ужаса я не испытывала за все свои двадцать три года.

Дориан нахмурился, сглотнув, и крепко сжал мою руку. Улыбнувшись, я пожала в ответ его ладонь.

— Это перенапряжение. Холод, волнение. У тебя очень чувствительная нервная система. Хорошо, что это я со своей реакцией подошёл с этими лилиями. А-то кто бы тебя поймал? — прошептал он. Я с благодарностью сжала его руку. Недолго помолчав, он коротко и сухо добавил:

— Бредли Ривза я уволил.

— Дориан…

— Не спорь, Лили. В вашем театре есть режиссёры и получше.

— Откуда ты узнал, что мы были… в разладе?

— Девушка, которая была у вас в массовке, в синем платье…

— Ника, — кивнула я.

— Ника. Она мне рассказала, как он с тобой обращается. Тебе и перед спектаклем было не хорошо, как выяснилось, а этот, — он прервал себя, нарочно кашлянув, — Почему ты не сказала мне?

— Что?

— Что тебе плохо?

— С тобой мне было хорошо.

Выпалив это, я покраснела, как варёный рак. И сглотнула от того пристального взгляда, которым Дориан прожигал меня насквозь. Он смотрел, вместо тысячи слов. Я хотела, чтобы он так же, молча, не произнеся ничего, начал целовать меня. Так, как чуть было не сделал этого утром. Я смотрела в его глаза, не прерываясь ни на секунду, как бы прося, «пожалуйста». Дориан медленнее, чем в прошлый раз, начал склоняться ко мне, чтобы наверняка убедится, что помех не будет. Я улыбнулась, вспомнив его реакцию на звонок моего мобильника и когда он, изумлённый, прекратил склоняться ниже, я схватила его за шею и потянула к себе, наши губы и подбородки соприкоснулись, неся импульс вдоль моего тела, но…

— Твою мать! — не выдержал Дориан, заставив меня расхохотаться.

В комнату вошёл маленького роста швейцар, с неестественно рыжими усами и с отвратительным произношением:

— Принёс вас букетик. Просить получить.

— Спасибо. Просить уходить, — огрызнулся Дориан, смотря на розы, которые тот бережно поставил в вазу.

Я не могла прекратить смеяться. Дориан, сдерживая широкую улыбку, смотрел на меня.

— Откуда звук? — спросил он, хмурясь и выпрямившись во весь свой гигантский рост.

— Прекрати смешить меня! — сказала я, схватившись за живот.

Он пошёл в сторону ванны, взяв полотенце. Остановиться мне было не под силу, даже когда слёзы собрались в глазах от непрекращающихся щекочущих судорог внутри, заставляющих смеяться. Дориан вернулся и смерил меня пристальным взглядом. Я укусила губу, потирая горящие от смеха и смущения щёки. Так, всё, вдох-выдох, Лили.